«Улыбчивый с ножом». Дело о мерзком снеговике - Николас Блейк

– Боже, дорогой! – крикнула она. – Мы забыли…

Она махнула рукой в сторону изгороди, аккуратно подстриженной в дальнем конце, но буйной и густой вдоль всей границы их владения.

– Но я же велел Кумбсу ухаживать за садом в мое отсутствие, – сказал Найджел.

– Бедный старый Кумбс воспринимает все буквально. Если ты не упомянул про изгородь, он и не стал ею заниматься.

Они поставили машину в гараж и направились в дом. На столе лежало несколько счетов и писем. Джорджия начала вскрывать их.

– Найджел, иди сюда! Худшее случилось! – драматически воскликнула она.

– Что такое?

– Посмотри, уведомление от Совета. Оно начинается «Ввиду того, что…» От этой фразы веет чем-то нехорошим. Да, мы не удосужились подстричь свою изгородь, мы обязаны предстать перед мировым судьей, мы должны подвергнуться наказанию. Думаешь, нас упекут в тюрьму?

– Боюсь, что так, – мрачно кивнул Найджел. – Мы нарушили закон и должны заплатить.

Джорджия помахала официальным уведомлением.

– Благодарность страны! – провозгласила она. – Я всегда буду носить ее у сердца.

Сильные морозы 1940 года миновали. Наступила оттепель. Почти два месяца поля и перелески вокруг Истерхэм-Мэнор скрывались под снежным покровом. Прильнув к разукрашенному снежными узорами окну детской, десятилетние близнецы Джон и Присцилла Рестэрики смотрели, как деревушка Истерхэм в миле от их дома медленно освобождается от снежно-белого плена. В этих краях с ровными полями и петляющими, не защищенными изгородями дорогами лишь немногочисленные деревья да ряды домов могли встать на пути снежных заносов. Сугробы почти полностью покрыли Истерхэм. Сколько бы раз местные жители ни расчищали тропинки от единственной улицы и к своим калиткам, снег засыпал их снова. Сегодня Истерхэм напоминал место заброшенных археологических раскопок посреди белой пустыни. Сползая с красночерепичных крыш, оседая на вязах у дома пастора, снег начал выпускать из своих объятий знакомую детям деревушку.

Но внимание Джона и Присциллы привлекало не это, а снеговик на лужайке перед их окном.

– Королева Виктория «ликвидируется», – пробормотал Джон, любивший повторять разные словечки взрослых, переиначивая их по-своему. Он произнес это слово вполголоса, поскольку знал, что отец совсем его не одобряет. Подобно словам «чертов» и «шлюха», оно было, без сомнения, из тех, которые позволительны Шекспиру и взрослым, но для детей не подходят. И когда друг их тети Уилл Дайкс, гостивший сейчас в доме, произнес это слово за ленчем, отец Джона со вздохом закатил глаза, мол, не при детях же.

– Королева Виктория сейчас ликвидируется, – снова пробормотал Джон, буквально смакуя это слово и глядя, как еще один ком снега соскальзывает с подоконника.

– Королева Виктория обеззараживается! – воскликнула Присцилла, лишь бы брат ее не перещеголял, и потерла туманное пятнышко на стекле, оставленное ее курносым носиком.

– Дурочка, – дружелюбно отозвался Джон. – Обеззараживать надо, когда тебя полили горчичным газом. Или когда у тебя по всему телу выскочили чертовы волдыри и полопались.

– Тебе нельзя это слово говорить!

– А мне плевать. И вообще тетя Бетти всегда его говорит.

– Она взрослая. И вообще она умерла.

– Ну и что с того? Слушай, Мышка, а тебе не кажется, что случившееся жуть как странно?

– Странно? Ты о чем, Крыс?

– Ну… сама знаешь, приходили полицейские, и все домашние на уши встали.

– Никуда они не вставали. Они просто сидели с таким видом, словно поезда ждут. Да, да, совсем как когда мы в летний отпуск летом собираемся, – пояснила Присцилла. – Все то и дело садятся, потом вскакивают и куда-то бегут. Они слишком заняты, чтобы с нами поиграть, и вообще их лучше не трогать, ведь не знаешь, будут ли с тобой поласковей или голову тебе оторвут.

– Но когда мы в отпуск едем, полицейские по дому не носятся.

– А мне мистер Стрейнджуэйс понравился. Он мой любимый полицейский.

– Он не полицейский, леопарда ты пятнистая. Он частный познаватель.

– А кто это?

– Это… ну… это частный познаватель – такой человек, к кому приходят, когда что-то странное случается, а он их выслушивает и все познает. Как Шерлок Холмс. Когда полиция блуждает в потемках, он надевает фальшивую бороду и выслеживает преступника до его логова.

– А без бороды выслеживать преступника нельзя? Ненавижу бороды. Доктор Боуджен щекочется, когда меня целует.

– Не говори ерунды. Он надевает фальшивую бороду, потому что… Ну, станешь постарше, сама поймешь.

– Никогда не видела мистера Стрейнджуэйса с фальшивой бородой. И вообще мне столько же лет сколько тебе, дубина.

– Ты на десять минут позже родилась.

– Женщины всегда старше своих лет. Это всем известно.

– О, громы и молнии! Ты не женщина. Ты анфантериябль[18].

– Не передразнивай мисс Эйнсли. Она надутая вампирша.

– А вот и нет, она помогала нам с дядей Эндрю лепить снеговика.

– А вот и да! У нее кровавые ногти и острые белые зубы.

– Чтобы лучше съесть тебя. Тетя Бетти тоже красным ногти красила. Даже на ногах. Я видел их тем вечером, когда она заходила.

– Каким вечером? – переспросила Присцилла.

– Когда умерла и отправилась на небо. Она зашла, посмотрела на меня и снова вышла. Тетя Бетти думала, я сплю. Лицо у нее было белое, как смерть. Я в лунном свете ее видел. И выглядела она совсем замерзшей, как снеговик.

– Наверное, это был ее призрак.

– Не говори ерунды! – воскликнул Джон. – Как она могла быть признаком, если была немертвая?

– Что ты вообще мелешь?

– Это секрет. Я слышал, как папа и мистер Стрейнджуэйс… Ш-ш-ш, кто-то идет!

В детскую вошел Хэйуорд Рестэрик. По лицу и осанке отца близнецов сразу становилось ясно, что перед вами отставной военный и сельский сквайр. Его льняные висячие усы, пожалуй, несколько длиннее, чем предписывала мода кавалергардов, напоминали о саксонских корнях его рода. Рестэрики из Истерхэма были древнее «Книги Судного дня».

Хэйуорд обвел детскую озабоченным взглядом: вид у него был офицера, производящему смотр роте.

– Это еще что? – осведомился он, когда его взгляд уперся в гору игрушек на полу.