Любовь опаснее меча - Андрей Легостаев

Она принялась за работу. Заботливо расставила на места старинные, не раз выручавшие ее, книги, откладывая те, которые могли помочь ей сейчас. Долго и вдумчиво вникала в суть поставленной задачи — ей приходилось открывать все заново, о подобном заклятие не было ни слова в мудрых древних книгах.

Размышляя, создала из волшебной субстанции котла фигурку, в точности копирующую озерную уродину, только в десять раз меньше, разложила специальную подставку над котлом, где кипела волшебная субстанция, установила на подставке глиняную емкость и стала приготовлять магический состав, в котором растворит фигурку ненавистной соперницы… Вылила из тщательно закупоренного горшка жабью кровь, собранную в ночь полного безлуния, кинула туда кристаллик астроида, чтобы никто не смог узнать, чьих рук колдовство — кристаллик зашипел пузырьками, растворяясь; долго выбирала зелье на букву, с которой начинается имя соперницы: лаванда — слишком красиво, лавр — слишком гордо, выбрала сушеных лягушат, пусть и не растительность, но вполне сойдет — как раз по озерной дряни одежка! Так, теперь немного порошка из драконьего зуба, горсть тыртышника, чертковник… что еще из необходимых компонентов? Ах да, собачий кал, дурман-трава, немного состава философского уксуса — к потолку пещеры поднялся клуб белого едкого дыма. Теперь ингредиенты для превращения ее в чудовище… в кого же ее обернуть? Сарлуза представила, как соперница под Уррием превращается в склизкую жабу и колдунью аж передернуло от удовольствия. Но это было бы слишком просто… Вот оно! Оригинально и не менее эффектно: как только озерная дева после наложения на нее заклятия (о чем ей, естественно, Сарлуза сообщать не собиралась) вступит в соитие с мужчиной — любым мужчиной, тут уж Сарлуза ничего поделать не могла — она постареет. Сразу. На тысячу лет. И, как следствие — умрет. Но Уррий увидит свою любовь во всей прелести увядания и разложения… Нет, не сразу во время соития. Во время оргазма! Да — так будет более эффектно. Не каждый мужчина способен довести женщину до оргазма. Уррий — способен! Сарлуза уже имела счастье (или несчастье?) убедиться.

Сарлузе хотелось хохотать, петь, кричать на всю пещеру от радостной гордости за свою находчивость и изобретательность.

Она еще полчаса мудрила над раствором и вдруг поняла, что без Формулы Абсолютного Совершенства у нее ничего не выйдет — хоть думай всю жизнь, хоть ведро эликсира мудрости выпей.

Она вздохнула и подошла к каминной полке. Как бы не хотелось ей этого делать — другого выхода Сарлуза не видела. А останавливаться на полпути не желала. Чего бы ей это не стоило. Она взяла маленький золотой колокольчик (любит же Гудсберри золотые побрякушки!) и стукнула им легонько о волшебную гладь зеркала. Положила колокольчик на место и, всматриваясь в свое отражение, поправила прекрасные черные волосы, чуть распахнула ворот кофточки, чтобы была видна большая часть великолепной, полной, без пятнышка, без родинки груди. Сарлуза вспомнила озерную девушку и фыркнула — ее прыщики чертковником надо смазывать, для того чтоб вообще видны были!

Гудсберри не заставил себя ждать. Сарлуза при виде волосатых ног с копытами и украшенного золотой пряжкой хвоста едва сдержала брезгливую гримасу. Она расцвела в радостной улыбке:

— Гудсберри, милый, как я рада тебя видеть! Помнишь, ты обещал научить меня собирать цветы гелиотропа?

— Как что-то понадобилось, так «милый Гудсберри», а как я прошу — так «пошел прочь»! — проворчал подручный Князя Тьмы.

— Ну, не сердись, — соблазнительно улыбнулась Сарлуза и провела язычком по верхней губе. — Ты же не сердишься, да, Гудсберри?

— Зачем тебе цветы гелиотропы, в здешних краях они не водятся…

— Я прочитала в одной книге, вон в той, — Сарлуза подскочила к полкам, нашла требуемый фолиант, принесенный Гудсберри неведомо откуда, явно созданный до Великой Потери Памяти в таинственных мастерских, и прочитала:

— «Собранная в августе, когда Солнце находится в знаке Льва, — эта трава имеет чудесные свойства, так как, будучи завернута в лавровый лист, вместе с волчьим зубом, и носима на себе — не допускает вредить и злословить носящего, но наоборот делать и говорить о нем все лучшее».

Сарлуза поставила тяжеленную книгу обратно на полку.

— Зачем надо, чтобы про меня говорили плохо Уррию? — спросила она резонно. — Это может помешать мне выполнить поручение Белиала.

Как бы невзначай ворот кофточки распахнулся и взгляду Гудсберри открылся поразительный вид. Сарлуза пальчиком обвела бордовый сосок левой груди и взглядом спросила «Хочешь?»

— А ты… — начал было пораженный Гудсберри, но ведьма выразительно кинула взгляд в сторону магического зеркала. Потом стрельнула глазами в сторону камина. Гудсберри сделал отвратительную дурашливую гримасу, должную означать, что он намек понял и сказал, плохо сдерживая восторг:

— В этих местах гелиотроп не растет. Придется лететь в тропики. Скажем, в Элладу.

— Я готова, — произнесла Сарлуза таким голосом, что Гудсберри кинулся к камину и забрался в нетерпении в очаг, не взирая на горящие там поленья. «Ему что, он к адскому пламени привыкший», — подумала Сарлуза и взглядом погасила огонь в камине.

Она выбрала помело из стоящих в дальнем углу за камином, с толстым дубовым древком и из вымоченных в орлиной крови осиновых прутьев, погасила горящие ярким пламенем свечи в мертвых подсвечниках, и вслед за Гудсберри втиснулась в дымоход. Вылетев наружу, они тут же устремились к облакам, пока их не заметил кто-либо из местных жителей, случайно оказавшийся поблизости и пялящийся в небо. Досужие слухи им обоим были ни к чему.

Минут через пять к трещине, расширить которую они не могли, подошли Эмрис, Ламорак и Триан. Они теперь регулярно приходили сюда. Ламорак уговорил Эмриса вступить в переговоры с Сарлузой и в обмен на свободу принести ей торжественную клятву молчания обо всем увиденном и услышанном.

В подземелье — вечная ночь, в зале с голубым фальшивым небом — вечный день. Они не страдали от голода: когда возвращались в гостеприимную залу, стол был сервирован заново, и продукты их ждали самые свежие. Но друзей мучила тревога за судьбу Уррия и непривычная праздность. Они начали планомерное изучение подземных лабиринтов, чтобы не сойти с ума, но мысль о свободе не давала ни минуты покоя — не помогало даже хмельное заморское вино, от него тяжелела голова и заплетался язык, но веселее не становилось. Они не желали всю жизнь провести под землей, в чреве Большого Холма, а другого пути выбраться, как договориться с Сарлузой, юноши придумать не смогли.

Но колдовская пещера вновь была пуста. Они не знали — ночь ли сейчас наверху, день ли? Они прождали полчаса и понуро двинулись обратно в пещеру с круглым столом, не дающим им умереть с голоду.

Сарлуза едва поспевала за Гудсберри, неистово мчавшимся вперед, к одному ему ведомой цели, средь плотных облаков. Даже лучшее помело Сарлузы позволяло ей лишь не отставать — так горел нетерпением подручный Князя Тьмы.

Сарлузу отнюдь не привлекала перспектива любовных отношений с Гудсберри, ее подташнивало от самой мысли об этом, но, во-первых, она надеялась этого избежать, а, во-вторых, дело превыше всего. Она не привыкла останавливаться на самом пороге. И если другого пути не будет — что ж, она готова и наступить на свою брезгливость и неприязнь. Главное — расправиться с соперницей, тварью болотной, ничтожеством, тиной питающейся, коварно воспользовавшейся чужим колдовством и приворожившей ее, Сарлузы, возлюбленного.