Странствия хирурга. Миссия пилигрима - Вольф Серно

Зеваки покинули место бойни и хлынули назад, к духанам и к кострам, где на вертелах уже жарились другие бараны. Менее кровожадные устремились к большим круглым подносам, на которых были разложены изысканные блюда восточной кухни: фаршированные финиками и имбирем цыплята, жареные пирожки с мясом муфлона, антилопы и газели, пряные шарики с изюмом, обсыпанные миндальной стружкой и куркумой, куриные грудки в виноградных листьях, полоски бараньего филея, тушенные на розмариновом ложе, рис, окрашенный шафраном и хариссой[21], острое жаркое в белом чесночном соусе, фрукты, приправленные пряностями, и многое, многое другое.

Пируя, люди превозносили красоту невесты. Какой-то беззубый старик, с аппетитом поедавший перепелиные яйца всмятку, кричал:

— Эх, Будур, вот это женщина! Она бы уж точно родила мне детей, рослых, красивых сыновей! А то у всех моих баб между ног была такая сухость, что твой песок!

Ему кто-то ответил:

— Ох, Омар, да у тебя их уже штук тридцать было! Эй, люди, послушайте, Омар оплодотворил своим семенем уже тридцать женщин, и все напрасно!

Третий хохотал:

— Омар, Омар, каждый знает, что это по твоей вине, один ты не знаешь!

Энано, все еще сидевший на плечах у Альба, проквакал:

— Лихо, тридцать перепихов и ни одного ребеночка! — В руке он держал куриную ножку, которой размахивал в такт музыке.

Магистр усмехнулся:

— Плохая пашня бесплодна. Ager spurcus sterilis est. Но и самая хорошая пашня не поможет, если семя никуда не годное.

Альб гортанно рассмеялся и одновременно засунул в рот несколько мясных шариков. Остальные друзья тоже угощались с соблазнительно благоухающих подносов. Правда, около аппетитных блюд образовалась большая давка. Казалось, весь Оран несколько дней ничего не ел. Витус чуть не подавился стручком перца, и не из-за его чрезмерной остроты, а потому что его в очередной раз толкнули. Он проговорил с набитым ртом:

— Если вы уже наелись, давайте посетим малый праздничный шатер, который сиди Гарун приказал разбить для семей новобрачных. Там должно быть поспокойнее.

Вскоре, откинув полог, они оказались внутри ярко освещенного десятками керосиновых ламп шатра. Мужчин тридцать или сорок сидели на дорогих коврах, неторопливо отправляя в рот кусочки еды или смакуя шишу. Большинство женщин держались на заднем плане, где образовали свой кружок. Новобрачные сидели в центре за низеньким столиком и выглядели немного потерянными, потому что никто, кроме слуг, сейчас не обращал на них внимания. Среди мужчин Витус узнал Гаруна аль-Шалидана, подальше Фаика эр-Рашуда, отца жениха, одетого в роскошную джеллабу цвета индиго, и Моктара Бонали. Он вышел вперед и вежливо произнес:

— Сиди Гарун, я надеюсь, мы не помешаем?

— Как может мне помешать спаситель моего желудка! — сияя, ответил седобородый мужчина. — Садись к столу вместе со своими друзьями. Непременно попробуй пшенные клецки в имбирном соусе. Вкусно и полезно! — Он погладил себя по животу, словно в подтверждение своих слов.

Витус взял одну штучку и надкусил, хотя был более чем сыт. Вежливо похвалив блюдо, он заметил:

— К сожалению, мы сегодня только вчетвером. Наверное, Нгонго и Вессель опять перебрались к воинам, твоим и сиди Моктара. Похоже, служба им понравилась.

— Так оно и есть, друг мой, — кивнул изящный торговец. — Вчера они обратились ко мне с просьбой взять их на службу. Вольная жизнь воинов и связанные с этим опасности пришлись им по душе. Поскольку ты не считаешь себя вправе решать их судьбу, их желанию ничто не препятствовало. Когда я закончу свои дела, они будут сопровождать меня в Фес.

Магистр нахмурился и заморгал:

— Так уходят хорошие друзья.

— Уй-уй, поминай как звали парней!

Витус кивнул:

— Жаль, конечно, но я рад за них. В твоем лице они обретут заботливого хозяина.

— Спасибо, спасибо, — отмахнулся сиди Моктар. — Прежде чем ты вгонишь меня в краску, я хочу представить тебе синьора Джанкарло Монтеллу. Он владелец одноименного торгового дома в Кьодже, что неподалеку от Венеции. Хочу с его помощью попробовать сбыть несколько сот пар своих желтых туфель в Италии. — Фесский торговец обратился к заморскому гостю: — Синьор, это хирург Витус из Камподиоса. А это его товарищи: магистр юриспруденции Рамиро Гарсия из Ла Коруньи, малыш Энано и немой Альб из Германии.

Полный пожилой мужчина приветливо закивал головой. В массе других гостей он смотрелся белой вороной, поскольку был одет не в бурнус и не в джеллабу, а в европейского покроя мантию, которая представляла собой широкую накидку, открытую спереди и с прорезями в длинных рукавах. На голове его красовался берет, из-под которого выбивались седые пряди. Одежда итальянца никак не соответствовала жаркой погоде, отчего по его лбу и мешкам под глазами стекали струйки пота. Непрестанно вытирая их большим платком, он сказал Витусу:

— Так-так, значит, вы кирургик. Интересно, очень интересно.

— Вы говорите по-испански, синьор? — удивился Витус.

— Я купец. — Монтелла произнес это таким тоном, словно одно подразумевало другое. — Я слышал от сиди Моктара, что вы со своими товарищами хотите попасть в Венецию. Правильное решение, потому что La Serenissima[22]— красивый город, хотя и не полностью оправившийся от чумы, поразившей его три года назад. Да, тогда хороший кирургик был бы городу жизненно необходим. Люди умирали, как мухи, и врачи вместе с ними, несмотря на противочумные маски и тысячи других мер предосторожности.

Отказавшись от еще одной пшенной клецки, предложенной ему сиди Гаруном, Витус ответил:

— Именно потому, что воспоминания об эпидемии еще так свежи у всех, я и выбрал Венецию целью своего путешествия. Мне хотелось бы расспросить там о страшной болезни, узнать, какие меры принимал город, чтобы защитить жителей от чумы, поговорить с выжившими людьми.

Монтелла добродушно рассмеялся:

— Далеко ходить не надо. Один из них перед вами.

— Как? Вы победили черную смерть?! — Витус внимательнее всмотрелся в лицо итальянца. Он не походил на человека, обладающего особой сопротивляемостью. Тучный, с лопнувшими сосудиками на носу, что говорило о высоком артериальном давлении. С другой стороны, какой смысл Монтелле обманывать его? Новая загадка, которую ставила перед ним чума: она отступала перед слабыми и побеждала сильных. Но могло быть и ровно наоборот. Какие закономерности скрывались за этим? Или не было вообще никаких?

— Так оно и есть. — В голосе Монтеллы звучала гордость. — Я победил ее. Три дня подряд у меня, словно рога, росли бубоны под мышками и в паху, температура грозила испепелить меня, изо рта шел смрад, как от протухшей скотины. На четвертый день мне в редкие моменты просветления сознания хотелось умереть, мне мерещилось, что я поочередно предстаю то перед архангелом, то перед дьяволом, то перед Всевышним. На пятый день я в какой-то миг понял, что не умер, а начиная с шестого мне становилось все лучше и лучше. И, наконец, на двенадцатый день я с помощью своих сыновей сполз с потолка.