Зло из телевизора - Геннадий Сорокин

Я избавился от объятий нетрезвого коллеги и велел водителю увезти его в УВД:

– Сейчас сюда все начальство нагрянет, как увидят, в каком он состоянии, так визгу будет на весь двор!

– Андрюха, не боись! – по-пьяному самоуверенно заявил Клементьев. – Они ничего не поймут, а от Малышева я отбрешусь. В первый раз, что ли?

Я не стал разубеждать его и пошел наверх. По пути мне встретились пожилой мужчина и трясущаяся от страха немолодая женщина.

– Вы кто такие? – строго спросил я.

– Сторожа, – одновременно ответили они.

– Я сегодня заступила, – сказала женщина. – Пришла утром, а Михайловича нет. Двери в школу открыты, а его нигде нет. Пошла по кабинетам первого этажа, а он в мужском туалете лежит, признаков жизни не подает. Я – к телефону, а у него провода обрезаны. Пришлось выбежать на улицу и на помощь звать.

– В здании что, всего один телефон? – не поверил я.

– Телефоны еще есть, – объяснила женщина, – и ключи от всех кабинетов есть, да только на меня такой ужас напал, что я обо всем забыла и бросилась на улицу, где люди ходят. Потом уже подумала, что из директорской приемной можно было позвонить, а как увидела провода обрезанные, так обомлела, думаю: бандиты в школу пробрались, сейчас спустятся вниз и прирежут меня. Если они телефон обрезали, что им стоит человека ножичком пырнуть?

– А с вами что приключилось? – спросил я у мужика.

– В субботу я закрыл школу в шесть вечера, сделал поэтажный обход и сел в раздевалке книгу читать. Ночью все спокойно было. Наутро вышел в коридор, тут меня по голове и приложили чем-то тяжелым. Как я в туалете очутился, не помню. Наверное, меня в него преступники затащили.

– А ну, дыхни! – приказал я.

Сторож глубоко вдохнул, выдохнул в сторону и тихо сказал:

– Было дело, немного совсем. Никогда на работе не прикладывался, а тут черт дернул…

– Тебя черт дернул или бутылка неизвестно откуда взялась? – едва подавляя нарастающую с каждой минутой злость, спросил я. – Что ты на меня уставился? Бутылку с собой принес или в раздевалке нашел?

– С собой принес, – тихо-тихо ответил сторож.

– Когда ты уснул? Вспомни время, когда ты вырубился.

– Пошел обход делать… – неуверенно начал сторож.

Я даже дослушивать его не стал.

– Что ты мне врешь про обход! – закричал я. – Из-за тебя девчонку убили, а ты выгораживать себя взялся? Отвечай мне, во сколько ты уснул?

– Часов в двенадцать уже спал, – понурив голову, прошептал провинившийся субъект.

Я посмотрел по сторонам. Рядом, кроме сторожей и пьяного Клементьева, никого не было.

– Мать его! – завопил я на всю школу. – В этом балагане хоть один опер живой есть?

– А меня ты что, за опера не считаешь? – обиделся Геннадий Александрович.

На мой призыв из-за угла выскочили два оперативника из Кировского РОВД, за ними следом – Симонов и Фесенко из нашего управления.

– Андрей Николаевич, что случилось? – недоуменно хлопая ресницами, спросил Симонов.

– Ведите меня к покойнице! – велел я.

– Меня попросить не мог? – пробурчал за спиной Клементьев.

– Геннадий Александрович! – Я резко обернулся к коллеге и, никого не стесняясь, сказал: – Если у вас есть желание опозориться на весь город, то оставайтесь, а если не хотите под раздачу попасть, поезжайте в управление или домой. Сейчас областники сюда нагрянут, вы им как в глаза смотреть будете? Валите отсюда к чертовой матери, я тут один справлюсь!

Клементьев что-то недовольно забурчал, но я уже забыл про него и пошел на второй этаж.

Труп девушки находился в кабинете химии. Тело было привязано к батарее между учительским столом и стеной с классной доской. Оставляя жертву одну, убийца связал ей руки за спиной, ноги прочно примотал к батарее отопления. На шею девушки была наброшена петля, закрепленная к изгибу трубы на уровне груди взрослого человека. Оставшись одна, девушка попыталась высвободиться из пут и сама затянула петлю на шее. Удавление при асфиксии свободно скользящей петлей происходит быстро и неотвратимо: одно неверное движение – и петля перетягивает артерии, подающие кровь к мозгу. Перед глазами жертвы начинают прыгать яркие звездочки – это оставшийся без кислорода мозг протестует против приближающейся смерти. Жертва, чувствуя, что наступают последние минуты жизни, из последних сил пытается высвободиться, но только сильнее затягивает удавку на шее.

Рядом с трупом, на учительском столе, лежали три выпотрошенные сигаретки «Космос». Когда я вошел в класс, за окном густо и основательно повалил снег. Природа наконец-то дождалась своего зимнего одеяла.

«Сколько ей лет? – подумал я, опускаясь на корточки перед трупом. – Молодая совсем, но на школьницу не похожа».

Я выпрямился, осмотрел помещение. В этот раз у имитатора было много времени, и он вволю покуражился: забросил плавки девушки на портрет Менделеева, юбку расстелил на столе, женские полусапожки поставил сверху.

– Чистенькая девочка, не бичевка, – сказал за моей спиной Клементьев.

– Андрей, я – здесь! – подал голос прибывший на место происшествия Айдар.

– У нее крашеные волосы, – ни на что не намекая, сказал я.

– У кого сейчас из молодежи волосы не обесцвеченные? – позевывая, ответил Геннадий Александрович.

Я хотел ему сказать: «Ты по своей дочке-наркоманке обо всех не суди! Будь у моей матери дочь, она бы костьми легла, но волосы обесцвечивать не дала. Для моей мамаши все до единой крашеные блондинки – это падшие женщины, развратницы и проститутки».

– Хотя ни одной проститутки она не видела, – закончил я свою мысль вслух.

– Конечно, не видела, – охотно согласился Клементьев. – Она же еще молодая, какие ей проститутки!

Айдар и Симонов после моих слов недоуменно переглянулись.

«Черт возьми, напряжение последних дней сказывается на мне: и внешне я выгляжу неважно, и заговариваться стал. Один Клементьев ничего не замечает. Ему все по фигу: с утра выпил – день прошел».

– Зовите сюда сторожей, – приказал я.

– Мы здесь, – отозвались они от двери.

– Ваша девчонка или нет?

– В первый раз видим. Эта хорошо одета, а у нас же с частного сектора ученики. Беднота. В сапожках на каблуке никто не ходит. Да и по годам она постарше наших будет.

– С годами вы промахнулись! – весело заметил Клементьев. – Нынче смотришь на семиклассницу, а у нее уже грудь третьего размера!

Он развязно, пьяно засмеялся, но шутку его никто не поддержал.

Я посмотрел в окно. Снегопад внезапно прекратился, словно там, наверху, механизм запуска осадков сломался. Забыли летом смазать шестеренки, вот его и заело в самом начале.