Берег Турецкий. Жить счастливо не запретишь - Александр Викторович Соболев

– Пойдем, погуляем, – Катя глянула на Ларису.

– Там дождь.

– Посмотрим.

Когда вышли из просторных дверей отеля, дождь почти закончился. С неба долетело еще пару капель, с запада на верхушки пальм и крыш упал последний на сегодня и одновременно первый за день предзакатный луч солнца. Как последняя надежда, как обещание, – подумала Катя.

Под ручку с Ларисой они прошли под окнами своего номера. На тротуаре валялись намокшие клочки портрета. Катя нагнулась и подняла. Лариса перепрыгнула через кусты и собрала листочки, которые лежали на газоне. Разложили на скамейке. Не хватало обрывка с лицом Алексея. Вернулись и долго искали столь необходимый фрагмент, но не нашли. Наверное, залетел на балкон второго этажа, – догадалась Катя. Посмотрели на часы. Теперь можно идти на ужин.

Зашли в ресторан. Легко поужинали. Никого не встретили. Ни детей, ни Виталия, ни Алексея. Может, оно и к лучшему. Настроения для встреч и общения все равно не было. Прошли мимо бара. Сергей что-то бурно втирал очередным собеседникам, семейной паре за сорок. Катин муж по старинной русской традиции, изливал душу на совершенно постороннего человека и экономил большие деньги на психотерапевтах.

– Не зря вышли, хотя бы поужинали, – подумала Катя. С трудом дошли до номера. Сил не было совсем. Переоделись, Катя приготовилась ко сну. Накрылась одеялом, закрыла глаза…

Ближе к двенадцати в номер ввалился Сергей. Скинул ботинки, и упал на кровать рядом с Катей. Она еще не спала, все думала о своей странной судьбе. Тяжелой ее можно было назвать только отчасти. Она никогда не голодала. Уборщицей на вокзале или в поликлинике за три копейки не работала. Дети ее не голодали. Во многом благодаря Сергею. Но почему-то она не ощущала себя счастливой. И это было особенно обидно. Почему дом полная чаша, а душевного равновесия нет? Наверное, бесы сидят в душе и мешают счастливо жить. Или дурной характер. Такое бывает. Но почему с ней?

Сергей перевернулся на спину. Громко захрапел. Комната наполнялась смесью прокисшей еды и перегара. Катя решила, что в такой компании она не выспится.

– Я к тебе, – Катя зашла в комнату к Ларисе, – Сергей вернулся сильно выпивши, там тяжело даже дышать.

Лариса подвинулась на край. Выключила телефон.

– С Женькой переписывалась? – Катя расположилась рядом.

– Да.

– Скучаешь? Как он там?

– Скучаю. Пишет, что положил плитку на балконе. К моему возвращению высохнет, можно будет ходить.

– Он у тебя молодец. Будь счастлива, – Катя на секунду задумалась, надо бы сказать Ларисе какие-то важные и главные слова, чтобы ее жизнь прошла более насыщенно и правильно, – не иди на компромиссы в главных вещах. Тогда все будет хорошо. Живи только с любимым человеком. Не предавай мечту.

– Вы не любите Сергея Владимировича?

– Я долго думала над этим. Наверное, нет. Из-за этого многие мои несчастия. Да почти все. Давай я не буду грузить тебя своими проблемами. Расскажи мне что-нибудь о себе. Женька прислал фотки положенной плитки?

– Прислал, – оживилась Лариса, ей роль домашнего психолога тоже не нравилась. Тем более приемлимого выхода из сложившейся ситуации, она все равно не видела. Не говорить же Екатерине Витальевне, что после того, как она помрет, все противоречия в семье Громовых растворятся. Что всем тяжело исключительно рядом с ней.

– Показывай.

Лариса включила телефон. Нажала пару кнопок.

– Это наш балкон.

Катя увидела обычный узкий московский балкон в панельном доме постройки середины семидесятых годов. Красивая серая плитка. Ровно. До ремонта, наверное, было хуже.

– Это Женька на фоне плитки, – Лариса перелистнула страницу.

Катя увидела молодого парня в строительном респираторе, в курточке защитного цвета, короткая стрижка. Что-то кольнуло Катю в области живота. Примерно также выглядел ее Ванечка в храме Николая Чудотворца. Похожая одежда, стрижка, на лице – маска…

– А без маски есть фотография Женьки? – Катя приподнялась на локтях.

– Есть, хотя он не любит фотографироваться. Женя считает, что не шибко симпатично. Я вам уже показывала.

– Покажи еще раз! – у Кати сжались кулаки.

Лариса полистала страницы в галерее смартфона, нашла.

– Вот, – протянула смартфон Кате.

– Спасибо….

Катя взяла смартфон, руки ее заметно потрясывались. Фотография получилась не очень четкой, но ниже уровня глаз можно было увидеть красно-синюю паутину неровно сросшихся жил, кусочков кожи и сосудов. Как будто потерли лицом об асфальт, – подумала Катя. Но не это было главное. Главное заключалось в том, что у Ванечки три дня назад было точно такое же лицо. Страшное, уродливое, но бесконечно родное.

– Бедненький, – маленькая капелька сползла у Кати из правого глаза, – ты говоришь, что он не помнит прошлого?

– Да. Он не помнит даже своего имени.

– Мне надо его увидеть, – твердо сообщила Катя.

– Зачем?

– Возможно, он был там же, где и Ванечка. Мне надо увидеть его глаза. Прошу тебя не отказывай мне.

– Хорошо. Как приедем, я вас сразу познакомлю.

– Это здорово. Ты даже сама не знаешь, как это здорово, – Катя вернула смартфон Ларисе, в голове мгновенно созрел новый план, – мы завтра возвращаемся в Москву.

– Нам же еще три дня отдыхать? – не поняла Лариса.

– Это не важно. Мне здесь больше нечего делать. Я должна лететь в Москву. Спи. Завтра у нас тяжелый день. Надо хорошенько отдохнуть.

– Спокойной ночи, – сказала Лариса и перевернулась на бочок. Странные вы, барыня. Как можно досрочно улететь из Турции? Здесь же бассейн и «все включено». Здесь мандарины и теплое море. Москва никуда не денется. Зачем прерывать отпуск? Куда можно опоздать через три дня?

Конечно, это невозможно. Конечно, это бред. Но почему не может быть? Катя лежала с раскрытыми глазами и представляла, как она встретит Женьку, который обязательно окажется Ванечкой. Сомнений нет, что это именно он. Паренек вспомнит родную мать по голосу или по запаху, по жесту или по нежному прикосновению руки. И все станет, как прежде. И Лариса ей нравится. Пускай, Ванечка женится на ней. Пускай, они нарожают ей внуков. Дети – это здорово. Это то, ради чего можно и нужно жить.

Кате захотелось пить. Она встала, нашла холодильнике бутылочку минералки, попила, но спать не хотелось совсем.

Надо в Москве найти детские вещи Ванечки и его фотографии. Ведь детская память самая цепкая. Он увидит себя и мать вместе на фотографиях и вспомнит. Да. По-другому не может быть. Сердце радостно и учащенно билось в груди, отгоняя малейшие намеки на то, чтобы спать. Какой сон, когда здесь решается судьба и смысл жизни?

Катя еще раз сходила попить. Зашла в ванную и почистила второй раз зубы. Подмигнула отражению. То отвернулось. Не нравилось зазеркальному двойнику, когда Кате было хорошо.

Пускай Ванечка, который пока еще Женечка, приезжает к нам жить. Прямо сейчас, с Ларисой. А если не захотят и будут изображать из себя самостоятельных и независимых, тоже не беда. Тогда Катя будет приезжать к ним каждый день в гости. Даже по выходным. Будет ходить к сыну на работу в автосервис. Потом она уговорит Сергея купить автомастерскую поближе к их коттеджу, чтобы сын работал не простым механиком, а зарабатывал большие деньги и содержал собственную многодетную семью. Ведь внуков будет много, не меньше четырех. Потому что надо сыночку встать на ноги. Он не виноват, что так получалось. Главное, не отпускать Ванечку. Хорошо бы он не вспомнил, что он кадровый военный. Никогда не отпускать. Катя ляжет перед ним на пороге и не выпустит из дома. Никогда. Никогда. Не отпущу.

Катя, обдумывая детали ее новой будущей жизни, и как-то незаметно для себя успокоилась, простила всех неприятелей, Сергея, Алексея, бандитов из девяностых, несправедливый мировой порядок. Потому что, если Ванечка жив, все остальные неприятности – мелочи. Катя незаметно для себя самой заснула.

Во сне ей снилось побережье теплого моря, но не Средиземного. Во сне было много солнца. Кругом, склонившись к воде, росли вечнозеленые пальмы, кокосовые орехи лениво перекатывались в прибрежной пене. Мальдивские острова или Куба, решила Катя. Рядом,