Берег Турецкий. Жить счастливо не запретишь - Александр Викторович Соболев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я рад тебе, – выдохнул Алексей.
– Незаметно! Пойду к Оксане. Девчонки завидовали, что я буду жить с мужиком! А они будут куковать в одиночестве! Дуры. Мне в два раза хуже. Меня не хотят!
– Люд, успокойся, – Алексей остановил руку Людки.
– Ты посмотри на себя со стороны, – Людка оттолкнула мужчину, – у тебя на лбу написано: У Леши другая женщина. Я дура, по-твоему?
– Не знаю, – пожал плечами Леша.
– Ты мне надоел! Сейчас с девчонками пойдем в бар и подцепим новых парней. Мало ли их здесь. Тысячи!
Людка захлопнула чемодан, показала Алексею средний палец и покинула номер.
Может оно и к лучшему? – Алексей присел на кровать. Славно, когда ситуация развивается в правильном направлении без твоего участия. Вероятно, линии судьбы тебе благоволят. Ушла Людка, ну и хорошо. Можно продолжить подготовку к ночной операции. Так, с чего начать? Бандана, черная рубашка, джинсы и кроссовки. Из простыней получится неплохая веревка, если придется спускаться через балкон. Документы и деньги в рюкзак. Бутылка воды. Аптечка. Что еще? А, трусы-носки…
– Что это? – за полчаса до ужина в номер забежал разгневанный Сергей.
В руках он держал лист картона.
– Рисунок? – догадалась Катя. За спиной мужа маячила извиняющаяся физиономия Виталия.
– Ты хочешь поиграть в загадки? – Катя присела на кровать, поправила платок на голове, – я отсюда не вижу.
Сережа передал Кате лист. Портрет был прекрасен. Катя и Леша сидели на лавочке и смотрели друг на друга. Конечно, в глазах было слишком много нежности, доброты, уважения и любви. Такая любовь в жизни бывает слишком редко, чтобы стать правдой. Катя на портрете держала Алексея за руку, невинно, просто, но в тоже время на века. Так казалось. Естественно, картина не могла понравиться мужу.
Снова у Виталия получился хороший портрет. Свердловский таксист чрезвычайно талантлив, – подумала Катя. Насколько же талантлива наша русская земля. А мы растрачиваем свою жизнь в нелепой мышиной возне. Обидно.
– Это портрет. На нем я и Алексей, – сообщила Катя, не отрываясь от изображения, – я познакомилась с хорошим художником Виталием. Ты, наверное, у него взял этот рисунок. Да?
– Екатерина Витальевна, извините меня, – Виталий помахал рукой из прихожей, – я не хотел. Я искал вас целый день.
– Ничего. Спасибо, дорогой мой человек, – Катя улыбнулась художнику, – у вас легкая и талантливая рука. Мне очень нравится.
– Спасибо, – улыбнулся художник, Сергей же, наоборот, побагровел.
– Виталий, вы идите, – Катя помахала ему рукой, – у нас семейные разборки. Вам ни к чему.
– До встречи, – Виталий коротко понял правую руку и суетно попятился назад.
Сергей схватился за голову и ходил по номеру взад-вперед. Лариса вжалась в кресло. Лишь Катя расслабленно и печально смотрела на портрет. На ту жизнь, которая могла бы случиться, но не получилась и теперь никогда не будет. Виталий верно подметил потенциально возможное счастье Кати. Жаль, что в жизни сложилось по-другому.
– Катя, что ты делаешь? – прошипел Сергей.
– Виталий нас просто нарисовал, – Катя положила рисунок на тумбочку, – мы у бассейна, кругом люди, мы не обнимаемся. В чем проблема, Сережа?
– Ты из меня дурачка-то не делай. Ты не видишь, как ты на него смотришь?
– Как?
– На меня ты ТАК не смотрела никогда! – Сергей подбежал, схватил рисунок и порвал его пополам.
– Ой, – испугалась Катя, – не надо, Сережа!
Кате показалось, что вместе с треском рвущейся бумаги, по сердцу провели раскалённым железом. Живая плоть обуглилась, запахло гарью, но кровь не полилась, а сразу запеклась в темно-коричневую корку.
Сергей сложил разорванные половинки, и разорвал еще раз. Посмотрел на Катю. Увидел в ее глазах страдание и боль. Сложил еще раз. И хруст бумаги повторился. Катя дернулась, схватилась за горло. Воздух в комнате закончился. Сергей еще раз разорвал бумаге. Снова Катя почувствовала раскаленный металл, который скользил внутри прямо по позвоночнику. Сергей еще раз сложил бумагу вдвое. Напрягся, но бумага не поддалась. Сергей скривился, попробовал разорвать еще раз, но портрет сложившись в восемь раз стал сильнее тоже в восемь раз.
Сергей выбежал на балкон и кинул обрывки на ветер. Кусочки бумаги попали под крупные капли дождя и упали на клумбы под окнами отеля.
– Зачем? – простонала Катя.
– Это невыносимо.
– Зачем ты приехал? Наслаждался бы жизнью в компании со своей пассией. Я тебя не ждала.
– Я думал ты скучаешь…
– Если ты хочешь меня добить, то ты на правильном пути.
– Я не хочу…
– Тогда не мучай. Я перед тобой не виновата.
– Но все вокруг говорит мне об обратном. Ты его…
– Но мы с тобой обсудили ситуацию, Сережа! Ничего нового не произошло. Я весь день сижу в номере. Никуда не хожу.
– Пойдем, – Сергей подскочил к Кате, взял ее руки, – пойдем вместе на прогулку.
– Я плохо себя…
Сергей бросил Катины руки.
– Опять все тоже самое! Мне надоело, что тебе все время плохо! – Сергей кинул на Катю гневный взгляд и выбежал из номера.
Почему хорошие, правильные и красивые вещи, такие как портрет, причиняют боль. Рисунок должен радовать и согревать. Дарить надежду на хорошие события в будущем. И на портрете это было написано. Но попав в неправильные руки и не в то время, портрет причинил и Кате, и Сергею лишь страдания. Только Алексею хорошо, потому что он ничего не знает, ходит себе где-то и горя не знает.
– Надо идти, – подумала Катя. Через силу поднялась. Дотащилась до душа. Включила горячую воду. Из лейки струился кипяток, но Катя не замечала высокой температуры. Горячая воды смывала с души горечь последних часов. Отдых со вчерашнего вечера стал невыносимым испытанием. Зачем она сюда приехала? Лучше бы сидела дома.
Но кровь, разогревшись от воды, веселее побежала по телу, Катя ощутила слабенький, но все-таки прилив энергии. Выйдя из душа в отражении вновь увидела сильно постаревшую, с темными кругами под глазами женщину. Не такую, как на портретах Виталия. И даже не такую, как вчера.
– Опять ты вернулась, противная? – спросила Катя.
– Я не уходила. Я всегда здесь.
– Жаль.
– Я теперь всегда буду с тобой, – отражение недобро улыбнулось.
– Будь. Мне все равно. У меня больше нет сил.
– Нам будет хорошо вместе. Я буду тебя ждать.
Черное платье, черная накидка на голову, белый пояс и белые кеды. Кеды были очень удобными, мягкими и приятными ноге. Катя отогнала напрашивающуюся аналогию про белые тапочки. Неужели покойников действительно хоронят в белых туфлях? Бред какой-то. Ну, и пусть. Пусть меня положат в этих белых кедах. По крайней мере, ногам удобно. И лишние траты Сергея не обременят. Я уже почти готова, и мысленно, и по одежке. Осталось совсем немного. Но вы все-таки погодите, подождите. Я не долго.
Катя потратила еще минут десять ускользающей драгоценной жизни на макияж. Пришлось добавить румян и тональника, чтобы убрать с лица печально-мертвенную бледность. Катя посмотрела на себя. Не удовлетворилась. Но делать нечего. Махнула Ларисе рукой «За мной».
Сергея они нашли в баре. Ее муж сидел в компании пожилой пары – седой с аккуратной бородой суховатый старичок и такая же одуванчистая старушка. Сергей что-то громко рассказывал, запивал фразы коньяком. Старики молча и понимающе кивали. Катя остановилась у колонны, не решаясь подойти. С чего начать разговор? Сергей тем временем допил стакан и отправился в бар за добавкой.
Старички, воспользовавшись отлучкой Сергея, бодренько поднялись и стремительно направились подальше от назойливого собеседника.
– Думкопф, – сказал старичок, проходя мимо Кати.
– Натюрлихь, – поддержала старушка.
– Немцы, – подумала Катя.
Возвращаясь из бара с двумя стаканами, Сергей поискал собеседников. Немецких пенсионеров не нашел. И выбрал в следующую жертву собственного пьяного красноречия. Ею оказались двое мужчин среднего возраста в одинаковых белых панамках. Но сделав пару шагов, Сергей поскользнулся и упал. Содержимое стаканов расплескалось. Катин муж прокричал что-то нечленораздельное и матерное. На падение Сергея обернулись присутствующие туристы.
– Алкашня, – услышала Катя за спиной, ей стало не удобно за мужа.
Но Сергей совсем не расстроился, недовольных взглядов не замечал и вернулся в бар за добавкой. Чтобы не расплескать новую порцию, Сергей выпил налитое прямо у стойки. Кате поняла, что она не нужна. Ничего, кроме публичной ссоры не получится. Пускай,