Вечера с Петром Великим - Даниил Гранин

— Да, да, это точно, — подхватил Дремов с какой-то неприятной радостью. — Страшно, во что превращаются люди, поглощенные своей идеей. Лучше всех об этом написал Достоевский. Кто такой Родион Раскольников? Он есть человек, страдающий идеей. И вот в чем открытие Достоевского — ни любовь, ни суд, ни каторга не в силах избавить Раскольникова от его идеи, напрасно Сонечка читает ему Евангелие. Он не в силах вырваться из плена идеи. У него не получилось потому, что он слаб оказался, не выдержал, вот что его мучит, а не то, что убил двух людей. Автор ничего не может поделать с ним, никак не удается привести его к раскаянию. Никакими способами.

Эта нераскаянность составляла суть той инсценировки романа Достоевского, которую сделал Дремов со своим другом. Ее отвергли, сочли искажением классики. Кроме того, нашли в ней много опасных ассоциаций, авторы как бы подводили к мысли, что Раскольников — это предтеча вождя типа Ленина, во многом и Сталина, но особенно Ленина. Дремов ушел из театра, но мечта о спектакле, не похожем на все другие инсценировки романа, жила в нем.

— Да, так-то оно так, и все же, скажу вам, рука его, занесенная для подписи, в последний миг остановилась! — сказал Молочков.

В Москве, в архиве, учителю довелось держать в руках приговор, чернила порыжели, бумага осталась такой же плотной, жесткой. С каким-то восторгом Молочков признался, что этот документ дышал теми чувствами, что когда-то обуревали Петра, — никак он не мог решиться, тянул и тянул время и не подписывал.

Знал ли он, что, измученный пытками, Алексей кончается в Петропавловском каземате?

Есть разные версии смерти царевича — то ли его удушили, добили, то ли смертельными оказались удары кнутом, что нанес Петр. Пушкин придерживался версии, что Алексея отравили.

Скорее всего, он умер своей смертью. От пыток и побоев. Так считал учитель. Приказа казнить не было, приговор не был утвержден, но все равно отца считали виновником смерти сына, убийцей. Наверное, это справедливо.

Драма, которую испытал Петр, была для него неразрешима, — настаивал учитель. Узел его противоречий никто не в силах развязать, похоже, что выхода достойного у него не было.

— Отцы! Высечь царевича надо было, — предложил Гераскин. — Снять штаны и на площади высечь! Какой он после этого царь? Плюс женить на такой бабе, чтобы пикнуть не дала.

Были и другие варианты — сделать сенатором, чтобы дурь его всем стала видна, кастрировать, объявить внебрачным сыном… Советы надавали учителю, как будто он мог передать их царю, на самом деле хотели как-то успокоить Молочкова. Разговор скатился к тому, что это за власть, что за идея, которая заставляет отца уничтожить сына. По словам Дремова, Российская империя утвердилась на крови одного царевича Алексея и завершилась кровью другого царевича Алексея.

— Надо иметь мужество, — рассуждал Дремов, — представить воцарение Алексея Петровича на русском троне. С его мстительностью к соратникам отца, с ненавистью к отцовским реформам. В итоге россияне осуждали бы Петра за то, что он загубил свое дело. Так древние римляне осуждали Марка Аврелия за то, что он оставил свое царство сыну Коммоду, явно порочному, беспутному выродку.

А Марк Аврелий был великий философ-моралист и великий римский император, единственное в истории сочетание такого рода. А сын? Кровожадный, коварный, верный закону силы, он должен был взойти на престол. Вместо того чтобы устранить его, отец представил его войску как законного наследника. Неисчислимые мерзости, убийства сопровождали его царствие. В конце концов его сестра, дочь Марка Аврелия, убила собственного брата, сделала это за отца, проклиная великого императора, который сохранял чистоту своей совести и правопорядок. История увенчала Марка Аврелия славой добродетельного мудрого правителя. Репутация Петра Великого осталась запятнанной. Такие фарсы разыгрывает история.

— Фарсы… — повторил Молочков, удивленно вслушиваясь в это слово. — Действительно… Через два месяца, осенью, Петр обнаружил, что мальчик плох. Екатерина долго скрывала это от него, ее «шишечка» был объявлен наследником, а он не ходил. — Молочков передохнул. — На следующий год погиб и он.

Молочков голову опустил, словно виноват был он.

Первым заговорил профессор. О том, что значит казнить человека, — никогда нельзя знать, смерть его будет благом или благом могла стать его жизнь. Оттого что умер маленький царевич, исчезло утаенное от всех оправдание казни Алексея. Произошло то, чего Петр никак не предвидел. Преступление всегда имеет продолжение.

Дотошность профессора испортила наше молчание, есть вещи, о которых лучше не рассуждать, но есть люди, которые считают себя обязанными все выложить до конца.

Про Меншикова у Молочкова было свое мнение. Если Петр многое прощал ему, значит, имел причины. Объяснения историков не устраивали учителя.

С 1713 года комиссия Василия Долгорукова стала расследовать злоупотребления Меншикова и других вельмож. Речь шла о поставках хлеба в новую столицу. Вместо того чтобы устраивать, как положено, торги, где выигрывает тот, кто берется поставить хлеб по самой низкой цене за пуд, вельможи заключали сделки по самой высокой цене. Свое участие скрывали подставными именами. Меншиков заставил заключать подряды своего заместителя, вице-губернатора Петербурга Римского-Корсакова.

Поскольку в деле замешаны оказались такие сановники, как Апраксин, Головкин, Кикин, государь приказал Василию Долгорукову вести дознание строжайшим способом.

Впрочем, комиссия в понуканиях не нуждалась, за следствие она взялась с рвением, Меншикова не любили, он давно раздражал Долгоруких своим надменным поведением и стяжательством. За короткое время превзошел богатством тех же Долгоруких, что еще у Ивана Грозного служили воеводами. Каким образом, откуда набрал он столько?

Исследовав хлебное дело, комиссия нашла Меншикова виновным. Председатель попросил у царя приема.

Государь назначил день и принял его в токарной мастерской. Василий Долгоруков принес материалы следствия. Мастерскую велено было запереть, они уселись, и Долгоруков стал читать заключение.

Не прошло и получаса, как в дверь застучали. Государь подумал, что это Екатерина, она одна знала, где он находится, но он запретил ей тревожить себя, в гневе открыл он дверь, там был Меншиков. Петр слова не успел промолвить, Меншиков ворвался в мастерскую, упал перед Петром на колени, заплакал — злодеи хотят его погубить, возводят поклепы. Проведал-таки проныра, тайная служба сработала.

Василий Долгоруков возмутился, прервав жалобы князя, сказал, что напрасно он бьет челом, не злодеи, а назначенная комиссия изучала дело со всем тщанием, и дело это само уличает Меншикова в нарушениях государственного интереса.

Меншиков, не слушая его, рыдал, обнимал сапоги государя, напоминал об их отроческой дружбе, о том, как они играли, как тешились с покойным Лефортом.