Дети грозы. Книга 3. Зови меня Смерть - Мика Ртуть

Роне уже почерпнул из лабораторного исследования много интересного. Наверняка Паук использовал какие-то гномьи технологии, чтобы сотворить немертвую игрушку из того, что никогда не было живым. А уж когда Роне разберется, как ему удалось настолько надежно спрятать магическую начинку скорпиона, что ее не увидели ни Дайм, ни Роне — о, какие перспективы откроются…

Да. Перспективы научных исследований просто великолепные! Вряд ли Дайм особо заинтересуется теорией, он — безнадежный практик, но Шуалейда — наверняка. У девочки изумительно пытливый ум! О, как им интересно будет вместе! Наверняка вместе они расщелкают загадку Ссеубеха, как Светлейший щелкает свои фисташки. Может быть, они даже не станут подыскивать ему живое тело, а сотворят металлическое, немертвое. Как этот скорпион.

А что, интересная идея!

— Хочешь быть серебряным и неуязвимым, а, трухлявая книжица? — вслух спросил Роне.

— Таким же неуязвимым как эта игрушка — нет, патрон. Благодарю покорно, — раздалось из-под потолка, куда Ссеубех улетел от скорпионьего яда подальше.

— Ну что ты, для тебя мы сделаем кое-что поинтереснее, — усмехнулся Роне, в последний раз вжикнул рашпилем и отломил скорпионий хвост.

— Я предпочту по старинке, патрон. Голову с мозгами, руки-ноги.

— С мозгами? Это сильно осложняет задачу, дружище. Мозги нынче редкость.

— Мозги всегда редкость, — проворчал фолиант и спланировал чуть ниже, словно присматриваясь к отделенному от тела скорпионьему хвосту. — Но мне хватит и девственно чистых, неиспользованных.

— Я подумаю на эту тему.

— На вашем месте, патрон, я бы встретил гостя… э… в подобающем для этого месте.

— О, мой свет вернулся, — хмыкнул Роне, но не сдвинулся с места.

Вместо этого он призвал еще одну колбу и слил в нее остаток яда из скорпионьего хвоста. Отличный яд! То, что разъедает не только металлы, но и стихийные щиты — это же прорыв в науке! Вот же Паук сучий потрох, столько всего интересного прячет!

— Вы что, собираетесь пустить полковника МБ в свою лабораторию? Патрон, вы сошли с ума.

— А то, что я собираюсь провести ритуал единения с полковником МБ, тебя не смущает?

— Ну, есть же разные способы… — увильнул от ответа дважды дохлый некромант.

— Есть только один способ. Все прочее — чушь и профанация.

— Злые боги, мне повезло нарваться на единственного в мире честного, откровенного и влюбленного темного шера! Вот что надо расчленить и исследовать, а не глупые железные игрушки.

— Ты хочешь сказать, единственного из ныне живых, — уточнил Роне. — Ману любил свою Джетту Андерас и провел с ней единение.

Фолиант сердито зашелестел страницами.

— Ману был придурком. Только придурки верят Брайнонам!

— Еще слово, и следующим материалом для опытов станешь ты.

— Ах, я и забыл, что твой светлый шер, воплощение ума, чести и совести — Брайнон. Тебе не кажется, дорогой мой патрон, что где-то тут закралось противоречие?

— Заткнись. Развоплощу.

— Напугал ежа, — фыркнул дохлый некромант, но заткнулся и на всякий случай отлетел подальше, за магический отражатель.

— Кого это ты собрался развоплощать, мой темный шер? — буквально через мгновение раздался голос Дайма.

Роне невольно улыбнулся. Что-то есть в этом правильное: Дайм — в его лаборатории. В святая святых, куда Роне не пускал никого, даже… впрочем, особо и некого было. Не Ристану же водить в магическую лабораторию, в самом-то деле.

— Вон видишь, над отражателем болтается нечто? Его.

Дайм, найдя взглядом Ссеубеха, восхищенно выругался.

— Это оно и есть, твое сокровище?

— Не сокровище, а старый ворчливый придурок. Иди-ка лучше глянь, какая забавная вещица.

Дайм подошел и остановился у Роне за спиной, положил ему руку на плечо. С интересом вгляделся в скорпионье тельце, замершее и потерявшее всю магию. Или не потерявшее, а притворившееся дохлым.

— Редкостное дерьмо, — высказался светлый шер.

— Редчайшее! — с гордостью уточнил Роне.

— Зачем ты его разломал?

— Очень хотелось что-нибудь разломать, — вздохнул Роне, откидываясь головой на живот Дайму и с удовлетворением прикрывая глаза: светлый шер понял все правильно и запустил руки ему в волосы, начал массировать. — Это дерьмо почти такое же редкостное, как твой братец. Что ты собираешься с ним делать?

— Следовало бы придушить из милосердия. Есть шанс, что в Светлых Садах он задумается о вечном, что-нибудь переосмыслит, и следующую жизнь не загубит так же бездарно. Но боюсь, Конвент и папенька не одобрят такого радикального подхода.

— Однозначно. Я говорил, что у тебя отлично получается массаж?

— Я знаю. Роне… прости. Я не должен был тебя втягивать. Никогда нельзя недооценивать Брайнонов. Особенно сумасшедших Брайнонов.

— Хорошо, что эта благородная мысль не посетила тебя раньше, мой свет. Мы бы поссорились.

— Не хочу с тобой ссориться. — Дайм опустил руки ниже, погладил шею Роне, прошелся пальцами вдоль позвонков. — Но еще больше я не хотел, чтобы ты влип в это редкостное дерьмо с клятвами. Шис. Роне, если бы я мог хоть что-то исправить!

— Все будет хорошо, мой свет. Подумаешь, клятва.

— Подумаешь, клятва? Подумаешь, смерть!

Дайм горько рассмеялся, а Роне поймал его руку, приник к ней губами.

— Мы оба знаем, как их снять, мой свет. И знаешь, я благодарен тебе.

— За редкостное дерьмо-то?

— Нет, — не поддержал Роне сарказма. — За то, что ты сегодня сделал. Мне было это нужно. Очень. Почувствовать, что это может быть совсем иначе, понимаешь? Довериться тебе. Я никому никогда не верил, Дамиен Дюбрайн. Никому, кроме тебя. Я знаю, ты не предашь меня.

— Предать тебя, Роне, это хуже, чем предать себя. Ты и Шу, вы подарили мне… наверное, новый смысл. Что-то большее, чем просто выжить самому. Большее, чем мечта о свободе. Теперь я знаю, что делать со свободой.

— Я тоже, мой свет. Теперь я знаю, зачем мне свобода. Я… — Роне сглотнул, так и не сказав вслух того, что просилось. Как-то слишком пафосно. И глупо говорить вслух то, что Дайм и так знает. — Нам нужно сделать это завтра, самое позднее — послезавтра. Думаю, Шу уже готова.

— Согласен, тянуть нельзя. Но ты уверен, что нужно сначала инициировать Линзу? Мы могли бы сначала… Шис. Роне, с тобой было когда-нибудь такое, чтобы ты смущался, как пятнадцатилетний мальчишка?

— Я разучился смущаться как раз в пятнадцать. И ты прекрасно знаешь почему, Магбезопасность.

Дайм тихо выругался и снова шепнул:

— Извини.

— За то, что тебе на тот момент было три года, ты понятия не имел о моем существовании и никоим образом не мог повлиять на Паука и его учеников? Да. Я извиняю тебя за это. Придурок ты светлый.