Другое утро - Людмила Макарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Махнем-ка мы в отпуск. Я приеду через недельку, и махнем куда-нибудь. Как раз до сентября. Ты права, нам нужно побыть вдвоем и обо всем договориться. Сейчас скажу Маргарите, она что-нибудь стоящее нам устроит, она в таких делах понимает.
– Нет! – перебила его Ира.
– Почему? – Его благодушное настроение разом сменилось раздражением, но теперь Ира понимала, отчего это раздражение. От страха ее потерять. От опасения, что она не примет его таким, как есть, с его бестактностью, с его неистребимой привычкой распоряжаться чужим временем и не замечать чужого настроения, с его неумением водить машину, плавать и дарить цветы, С его Маргаритой-тенью.
– Ты меня не понял. Я просто пока не знаю, смогу ли уехать, у меня же нет замов. Но ведь это не мешает нам провести отпуск здесь?
– У тебя на работе проблемы? – забеспокоился он.
Ира улыбнулась, как учительница, наконец-то добившаяся от нерадивого ученика понимания теоремы.
– Ты приедешь, и мы поговорим. Обо всем.
Приезд Татьяны Ира специально запланировала на пятницу. В институт, где она договорилась об обследовании Анютки, назначено было на понедельник, семнадцатого, но ведь им с дороги нужно отдохнуть, а Владимир Иванович, согласившийся их привезти, не может работать в выходные, справедливо рассудила Ира.
А заодно она заняла себе часы ожидания воскресного утра, когда Аксенов обещал приехать в отпуск, и приготовила ему сюрприз. Вот он удивится и обрадуется, когда узнает, что к ней приехала Таня, что Танину дочку будут лечить в лучшем институте этого профиля.
Удивится и усовестится своей черствости. Это же надо, не знать, что соседке, подруге детства нужна помощь!
Вместо того чтобы отечество спасать, лучше бы спас одного-единственного ребенка.
За две недели с тех пор, как она познакомилась с Татьяной, Анютка сдала. Ира это сразу заметила, но очень старалась не подать виду. Девочка еще больше поправилась, почти перестала интересоваться окружающим и часто хныкала от тупой боли и плохого настроения. В Тане перемены были в точности до наоборот – она еще больше похудела, хотя две недели назад такое трудно было себе представить, цеплялась вниманием за каждую деталь и много смеялась. Ира, глядя на них, испытывала настоящую боль – так самоотверженно, скрывая далеко-далеко в глубине себя отчаяние, Таня компенсировала своему ребенку то, чего он не может сам. Они словно стали одним целым, и Анютка ходила за мамой буквально по пятам.
* * *
В субботу неожиданно нагрянули в гости Лена и Валерка.
– Может, зря ты Валерку притащила? Не для него такое зрелище, тут и взрослый не каждый выдержит, – спросила Ира, когда Ленка вышла в коридор покурить.
Ира, конечно, себе в этом не признавалась, но делить свою добрую миссию с подругой не хотела. Тем более что Таня имела непосредственное отношение к Аксенову. При чем здесь Ленка? Но Ира слишком хорошо знала свою подругу. Если ей что-то нужно, значит, так оно и будет.
– Ничего! – отрезала Ленка. – Валерке как раз это очень полезно. Не все на монитор пялиться, пора понимать, что вокруг живые люди, у которых бывают проблемы посложней, чем в его дурацких играх.
Что ж, пришлось признать, Ленка добилась своего.
Валерка, это рыжее чудо, в котором сомневалась только мать, но Ира – никогда, повел себя как настоящий мужчина. Ни малейшей тени брезгливости или пренебрежения по отношению к несчастной девочке не мелькнуло в его быстрых глазенках. Ни капли испуга перед невиданным им доселе горем или показушной слезливой жалости к убожеству. Он принял девчонку такой, какая она есть, – показывал картинки в книжках, учил нажимать на кнопки компьютера, чтобы на экране появился забавный человечек, рассказывал что-то о своей школе и злющей химичке.
Ире даже показалось, что Анютка понимает Валерку не меньше, чем мать.
А вот Таня с появлением Ленки растерялась и замкнулась. Только сидела на краешке дивана, кивала время от времени головой и еле слышно произносила «да». Впрочем, ее можно понять. Ленка сама виновата. Нет, она, конечно, не делала и не говорила ничего обидного или бестактного. Боже упаси! Кто-кто, а Ленка, зная толк в" общении с людьми, болтала о посторонних нейтральных вещах, расспрашивала о бабкинской природе и погоде. Но громадные пакеты всяких тряпок, которые Ленка притащила с собой, привели Таню в шоковое состояние. Вроде бы все логично, в пакетах лежали вещи, которые позарез нужны в больнице: комплекты постельного белья, пижамы, халаты, ночные рубашки, полотенца, небьющаяся посуда, зубные щетки, мыло, кремы, дезодоранты, фен, махровые салфетки, банные варежки, шерстяные носки.
Но все это было в таких количествах и в таких непривычных не то что Тане, но и Ире ярких упаковках заграничных магазинов, что поражало неискушенное воображение.
Ленка небрежно свалила пакеты в углу: «Вот, в больнице пригодится!» – и сразу же забыла о своих царских подарках, словно они ей ничего не стоили. Ира-то прекрасно понимала, что они и в самом деле ей ничего не стоили.
Ленка просто открыла свои бездонные стенные шкафы-купе, куда аккуратно, строго в соответствии с назначением, складывала привезенные баулами из-за границы вещи, достала все, что показалось ей необходимым для такого случая, и привезла Татьяне. Единственное, что волновало ее в связи с этой благотворительной акцией, как бы не забыть в следующей поездке пополнить запасы. Все это понимала Ира, но не могла понять Татьяна, она и не подозревала, что такое может быть, а потому чувствовала себя не в своей тарелке.
Когда вечером Ленка, верная своей излюбленной манере неожиданно срываться с места, подталкивая Валерку перед собой, умчалась домой, Татьяна не сразу пришла в себя.
– Давайте спать ложиться, – предложила Ира. – Утро вечера мудренее. – Но не выдержала и поделилась своим предвкушением счастья:
– Завтра утром Саша приедет.
Таня встрепенулась и разделила Ирину радость в полной мере:
– Правда? Вот здорово! А я все хотела про него спросить.
В прошлый свой приезд из командировки Аксенов разбудил ее в шесть утра криком в телефонную трубку прямо из Шереметьева: «Подъем!» Рейсовый из города приземляется в семь тридцать, он сам ей говорил. Но и в десять, и в двенадцать, и в два Аксенов так и не появился. Ира мучила ни в чем не повинный телефонный аппарат. Два часа она с завидным упорством дозванивалась в справочную аэропорта, чтобы узнать, все ли в порядке с самолетом. Каждые полчаса она с замиранием сердца прислушивалась к выпускам радионовостей: нет ли какого ЧП, достаточно ли жизнеутверждающи голоса ведущих? Заводясь от того, что он может звонить, а телефон занят, она ставила на автонабор его сотовый, на котором вежливый женский голос неизменно отвечал, что абонент недоступен, сбрасывала и опять ставила. Она напрягала воображение, пытаясь представить такие места, где телефон недоступен в принципе, а потому набрать семь цифр ее номера он не может, но, представив, пугалась и с не меньшим напряжением обуздывала теперь уже не в меру разыгравшееся воображение.