От Северского Донца до Одера. Бельгийский доброволец в составе валлонского легиона. 1942-1945 - Фернан Кайзергрубер

Однажды, как обычно улыбаясь, он показывает мне одно из писем длиной не менее трех страниц. Оказывается, это домашние счета! Со всей серьезностью он объяснил мне, что не позволяет своим женщинам безалаберно тратить деньги. Также припоминаю другую историю, когда Август заставил меня смеяться. Взгромоздившись на свой мотоцикл, готовый уже отправиться с каким-то поручением, он заметил меня и, с энергичным «Привет, начальник!», вскинул левую руку в приветствии, одновременно добавляя газа правой – но больше, чем следовало бы. Мотоцикл встал на дыбы, сбросил тушу запутавшегося в снаряжении Августа на землю и, сделав рывок метров на двадцать вперед, остановился! Даже когда Август катил на своем мотоцикле, из-за его длинных ног создавалось впечатление, будто они волочатся по земле.

На пост мы отправляемся вместе. Поскольку температура -25, я натягиваю шинель поверх мотоциклетного непромокаемого плаща и сую ноги в валенки. Холод набрасывается на нас с самого порога. Мы выходим на дорогу, пролегающую через деревню в 10 метрах от моей избы, и осторожно ступаем там, где снег не сильно утрамбован, поскольку подошвы валенок совершенно плоские, а дорога жутко скользкая. Руки, хоть и в перчатках на меху, в карманах, автомат на плече. Август, к счастью, вооружен винтовкой. Мы неспешно идем бок о бок, приглушенно переговариваясь сквозь ткань наших балаклав, поскольку сильный мороз сушит горло и носовые пазухи. Когда мы на мгновение останавливаемся, то слышим мороз! Снег хрустит, даже когда мы не наступаем на него. Такое потрескивание издает все вокруг – балки домов, деревья, кусты, дерево заборов, – все трещит и стонет, словно плачет от холода. Чистое небо усыпано звездами, в невероятно ярком лунном свете отбрасываются тени, такие же четкие, как при солнечном свете! Снег сияет вокруг, как в волшебной сказке. Когда в конце тропинки между избами мы выходим в поле, оно представляется нам морем черного цвета, распростершимся в бесконечность! Перед нами, в сотне метрах левее, чернеет пустота – это опушка леса. Несмотря на мороз, мы с восхищением любуемся этим сказочным зрелищем. Поскольку в такую погоду можно быстро замерзнуть, то необходимо согреться, и мы продолжаем путь. Мы шагаем, как обычно, бок о бок, как вдруг Август поскальзывается и теряет равновесие. Возле моего левого уха свистит пуля! Она чуть было не попала в меня! Черт побери, Август! Ты что, совсем рехнулся? Забыл о правилах безопасности? Ведь я столько раз говорил тебе не держать так винтовку, когда твой палец на спусковом крючке, да еще, вдобавок ко всему, через карман! Август лежит и смотрит на меня, то ли с ангельской, то ли с идиотской улыбкой – считайте как хотите. Я вижу его при лунном свете так же ясно, как если бы это был дневной. И ору на него что есть сил, пока мой гнев полностью не иссякает. Я больше не испытываю ни желания, ни удовольствия злиться на него.

Мы возобновляем обход, но минует добрых полчаса, прежде чем один из нас произносит хоть слово. Вот так можно глупо погибнуть из-за беспечности приятеля, в паре километров от линии фронта! Немного погодя завершаем полный обход и заходим в мою избу, которая у нас прямо на пути, чтобы немного согреться. Руки в перчатках на глиняной стенке печи, а сверху мы прижимаемся к ним ягодицами, разумеется не касаясь чугунной плиты посередине. Во время этого короткого перерыва несут вахту и обозревают окрестности другие ребята.

Около полуночи возобновляем обход и немного погодя оказываемся на востоке деревни, когда сзади до нас доносится сначала гул, затем более отчетливый звук артиллерийских залпов. Мы мгновенно разворачиваемся и на севере и северо-востоке видим похожие на вспышки молний сполохи. Они не слишком различимы, потому что небо чистое, но это точно звуки разрывов, которые становится все громче. Что происходит? Русские атакуют? Вполне возможно, это очень на них похоже. Мы задерживаем дыхание и некоторое время ждем. Поскольку стрельба не утихает, возвращаемся на северо-восток деревни, чтобы лучше видеть, что происходит, и быть поближе к источнику информации, то есть к дому командира роты и связистам, которые приготовились выслушивать донесения наших передовых подразделений. Интенсивность огня ослабевает, и, когда мы появляемся у избы капитана, здесь уже наша смена. Она дожидается нас. Им известно не больше нашего, и мы с Августом возвращаемся в свои жилища. Беспокойство и отсутствие новостей заставляют меня нервничать. Мне не хочется оказаться застигнутым врасплох, потому что если русские танки форсируют Ольшанку, то без проблем доберутся сюда за десять минут. И тем не менее засыпаю я моментально.

Утром кто-то стучит в мою дверь. Это сапер, отправленный ко мне капитаном. Я должен везти его в Городище, где нужно отдать в ремонт два миноискателя. Я подберу его через полчаса возле штаба роты. В 8:30 я встречаюсь с Реми перед командным пунктом, и мы кладем миноискатели в коляску. Он занимает свое место на моей колымаге. В этот самый момент из канцелярии роты выходит капитан Антониссен.

– Ну-ка, постойте, – говорит он мне. – Установите LMG – легкий пулемет – на турель коляски.

Я и не собираюсь оспаривать приказ, но не могу удержаться, чтобы не сказать:

– Мой командир, вы же знаете, что я проезжал через эти леса не менее тридцати раз, и почти всегда один, даже ночью, и без всякого пулемета!

– Отправляйтесь к оружейникам и установите пулемет!

– Слушаюсь, мой командир!

Через полчаса выезжаем из Байбузов, Реми беспокойно ерзает в коляске, загроможденной миноискателями, пулеметом вместе с пулеметной лентой и двумя ящиками боеприпасов, прикрепленными сзади коляски. Мы пересекаем поле, ведущее к Белозерью, и выезжаем на лесную дорогу к Драбовке и Деренковцу. Вскоре въезжаем на бревенчатый участок дороги. Несмотря на сильный холод предыдущей ночи, температура держится на уровне -10, -12 градусов, и, хоть светит солнце, всегда остаются трудные участки дороги, где тонкий слой льда раздавлен колесами прошедших раньше нас машин. Это в тех местах, где почва состоит из торфяника.

Разбросанные вдоль дороги блиндажи выглядят брошенными, за редким исключением, где есть очевидные признаки жизни. Из таких нас приветствуют. Эй, Реми, смотри! Слева грузовик. Он подбит! Это один из наших! На нем наши эмблемы. Боже правый, что тут случилось? Шины изорваны в клочья, или их совсем нет, мосты погнуты, кузов разбит в щепки, металлические части искорежены! Я слезаю с мотоцикла, чтобы взглянуть поближе. Грузовик пуст, вокруг никого. Мы подходим ближе.

«Видимо, Реми, он подорвался на мине. Другого объяснения я не вижу! Давай по-быстрому разберись, что тебе из этих частей надо. Мы можем прихватить их на обратном пути!»

Вдали, среди деревьев, появляется просвет, там заканчивается лес. Скоро мы снова выедем в поле, а там уже и Деренковец. Но что происходит? Неожиданно мотоцикл сбавляет ход, с ним что-то случилось. Прибавляю газа, но бесполезно! И дело тут не в плохой дороге, как и не в грязи и не в снеге. Ставлю нейтральную передачу и спешиваюсь. Если честно, то я не больно-то разбираюсь в технике. Осматриваю мотор, пытаюсь что-то поправить, дергаю трос дросселя, трогаю свечу зажигания и обнаруживаю, что мотор неестественно горячий и от него пахнет перегретым маслом. Вот черт! Нет масла! И что теперь делать? Никого поблизости не видно. Подождать? Машина тут может проехать и через десять минут, а может и через пару дней! Опушка леса совсем рядом, но такая близость отнюдь не вселяет оптимизма. Пустые блиндажи, подорвавшаяся на мине машина. Об этом не следует забывать. Здешние леса наводнены партизанами, которые регулярно устанавливают мины и порой нападают на проходящие через лес подразделения и конвои. Вот почему здесь блиндажи. Видимо, мне все время везло, когда я без всяких проблем проезжал через лес. Вряд ли один человек мог заинтересовать партизан настолько, чтобы поднимать из-за него шум. Должно быть, именно по этой причине я миновал этот лес без происшествий! Реми освобождает стопор, который не дает пулемету вертеться на турели, несколько раз передергивает затвор, открывая патронник, чтобы убедиться, что смазка не застыла, но, похоже, все в полном порядке. Лучше проверить все заранее, чем в случае опасности удивляться, что пулемет не работает, – если, конечно, на это останется время.