Как тебе такое, Iron Mask? - Игорь Савельев

Он не стал долго мучить честного человека, которого сам попросил о встрече. Подошел.

– Никита?..

Они пожали друг другу руки. Алекс с трудом подавил Nice to meet you. Все-таки в русском языке не хватает ритуальной фразы, которой можно заполнить неудобную паузу.

– Пошли?..

И они двинулись. Времени был вагон. Непонятно, зачем этот парень назначил встречу так рано.

О чем говорить? Об отвратной погоде?..

Алексу как-то стремно. Не по себе.

– Ты ведь не в Москве живешь? – спрашивал Никита.

– В Англии. А как ты это понял?..

Алекс столько лет был лишен нормального общения. Так что непринужденно не выходило. Хотя это по-своему забавно.

По крайней мере с тех пор, как его выманили в Россию.

Никита остановился возле хипстерского (или мэрского?) киосочка.

– Может, кофе?

– Давай.

Никита взял капучино. Алекс – американо. Еще одна мелкая неловкость. Алекс настоял, что заплатит.

Двинулись было дальше, но Никита жестом пригласил присесть на скамейку.

Это даже смешно. Алекс так погрузился во всё дико-государственное, что частный флирт, вообще-то чуть ли не закономерный в этой истории, стал для него сюрпризом. Алекс даже не сразу его распознал. Поначалу-то просто – скучно отвечал на вопросы… как недавно в кабинете у следователя. Только теперь приходилось врать.

А жаль. Хороший вроде парень. Алекс и до этого думал, что его надо бы как-то отблагодарить, но теперь это стало уже не таким простым делом. Алекс лихорадочно соображал, что деньгами, пожалуй, совсем тупо; может, подошел бы парфюм или билеты на какой-нибудь концерт. Но билеты бы означали и какой-то – ненужный? – мостик в будущее?.. А зачем ему это все?..

В Большом они с Никитой расстались как-то на полуслове; предполагалось, что их общение продолжится.

Церемония в зале уже шла, а в фойе заканчивали накрывать. Алекс даже растерялся: толкаться в пустой фуршетной зоне – значит привлечь внимание охраны, врываться в зал – тоже. Но как-то он вдруг парадоксально догадался (по красным канатам на лестницах), что – при пристойно полном партере – балконы Большого пусты. Должны быть пусты. Многочисленные ярусы. Благотворительной тусовке надо создать одномерную – плоскую – картинку для телекамер и ВИПов, которые не задирают головы… Более того, балконы оказались не заперты! У Алекса сегодня полоса удач. Переступая через красный канат, скрывшись за изгибом лестницы, нажимая на ручку тяжелой двери, на каждом этапе он чувствовал, как виртуознее и виртуознее трахает систему. Alpha Male[22]. Жаль, что бородач Никита жестоко ошибался и в этом тоже.

Теперь, с богатого балкона, стараясь не слишком высовываться (хотя зал и был затемнен), Алекс видел их всех. И ее. Валерия Иглинская сидела в глубине сцены с десятком (примерно) коллег по балету, кино и прочей лабуде: так странно рассадили то ли попечителей премии, то ли ее штатных «хлопотателей лицом». Она была в длинном платье – золотистом или цвета шампанского, в лучах прожекторов не очень понятно – и сидела, картинно забросив ногу на ногу.

– Дорогие друзья! – говорил мужчина-ведущий женщине-ведущей. – У нас есть еще одна славная традиция. Каждый год поздравить нас приходит главный человек…

– Но это не Дед Мороз, – кокетливо вклинивалась женщина-ведущая.

– До Нового года еще далеко, и Дед Мороз управляет одну ночь, а наш гость – все остальные дни и ночи, – мягко журил ее мужчина-ведущий. – И только у нас он может позволить себе расслабиться и… запеть! Дорогие друзья! Сегодня с нами – [Mr. P.]!

Wow.

Зашумело, зашумело – зал начал вставать (Алекс, по понятным причинам, нет); неуверенно зазвучали аплодисменты, но быстро сложился ритм.

Бело-лунный прожектор, отменив освещение для всех, сосредоточился на будущем-одном – выхватывал белый же рояль и стул перед ним.

Ведущие аплодировали тоже, стоя на почтительном расстоянии.

Наваждение продолжалось секунд двадцать. Потом зал с шумом же начал садиться.

Ведущих и жюри высветили опять.

– Как ты думаешь, Ангелина, что самое сложное в работе главы государства? – спросил мужчина задушевно.

– Сдерживать агрессию всего мира?

Зал неуверенно зааплодировал.

– Я думал, ты ответишь как-то более женски, что ли… Помогать материнству, детству, сиротам – тем, чьими судьбами занят фонд «Наше дело», – и тут уж ведущий сам жестами призвал публику к овациям.

– А еще очень сложно не запеть, когда попадаешь в такую теплую компанию, как наша.

– Ты абсолютно права! И сейчас мы узнаем, удержится ли он от этого искушения! Дамы и господа! [Mr. P.] [Mr. P.]!

Зал начал вставать. Ведущие бешено аплодировали, едва не побросав микрофоны. Бело-лунный луч отразился в рояле и выхватил пустой стул перед ним.

Аплодисменты нарастали и не смолкали долго.

Затем на сцену дали свет.

– Евгений, а ты в курсе, благодаря чему ежегодная церемония вручения премии «Наше дело» так хорошо известна во всем мире?

– А она так хорошо известна? Мы многое стараемся не афишировать…

Зал понимающе посмеялся.

– Ну вот же… – Женщина достала почти большие, почти клоунские очки, сорвав еще одни аплодисменты, и зачитала по газете, которую с балкона было не разглядеть: «Единственное место, где [Mr. P.] всегда поет, не считая свойственных русским песен в бане».

– Мы не знаем, что происходит в бане, – ответил мужчина, – но очень хорошо знаем, что происходит здесь и сейчас. Дамы и господа! [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.]!

Зал встал. Люди аплодировали.

Бело-лунный луч осветил белый рояль, тут же пустивший блики на занавес сбоку и жюри позади.

– Ангелина, как ты думаешь, национальный лидер часто обновляет репертуар?

– Не знаю, Женечка. Меня так берет за душу «С чего начинается Родина» в его исполнении, что мне этого хватает на целый год.