Мой далекий близкий - Юлия Николаевна Николаева

— Если бы мог сделать тебя счастливой, — бормочет он и трется виском о мой висок, зарываясь руками в волосы. Это все так странно, так страшно…

В его словах скользят какие-то новые ноты, из них ползут чувства, и я начинаю дрожать еще сильнее, потому что понимаю: я не могу, не готова. Не хочу туда, где любят. Там больно, там страшно. Бутылка падает из рук и разбивается как-то неестественно громко. Вздрогнув, Андрей расцепляет объятья и смотрит на нее. Мы оба смотрим, как темная лужа растекается в осколках у наших ног.

— Как мое сердце, — говорю я вдруг и чувствую, что Шилов снова вздрагивает, переводя на меня взгляд. — Кровоточащие осколки, которые не собрать.

Встаю и быстрым шагом иду из двора. С удивлением обнаруживаю себя на шумной улице, после тихого двора все здесь кажется странным, фантасмагорическим. Иду вперед, через минуту чувствую, как меня берут за руку.

— Мне надо в аптеку, — говорю, Шилов хмуро кивает.

А я покупаю волшебные таблеточки. Впервые за последние двенадцать лет.

Вынырнув из воспоминаний, я потерла лицо руками.

— Нам нужен один двор в центре, — сказала Владу адрес, стараясь не смотреть на него. Горло как будто сжалось и душило изнутри. — Но я понятия не имею, что мы будем там искать.

Влад кивнул, не задавая вопросов. Когда мы уже подъехали к КАД, спросил:

— Скатаемся сейчас?

Я только пожала плечами. Влад свернул на платную скоростную дорогу, и мы довольно быстро доехали до центра.

Бросив машину на платной парковке, прошли на нужную улицу. Я не особенно помнила, какой именно двор, так что мы попали куда надо только с третьей поптки. Зато оказавшись там, я сразу вспомнила снова ту ночь, словно перенеслась в нее. По коже побежали мурашки.

Мы прошли к скамейке и сели, и я зачем-то уставилась на асфальт, словно и впрямь ожидала увидеть на нем темные пятна от разлитого вина. Андрей вышвырнул меня из квартиры через десять дней после той прогулки. Но из жизни, как оказалось, не вышвырнул даже после смерти.

Я заставила себя оглядеться по сторонам: небольшие кустарники вокруг скамейки, а в остальном стены домов. На одной над крыльцом вывеска: “Почта”.

В соседнем доме точка выдачи интернет-магазина. Я снова вернулась взглядом к почте. Потом посмотрела на Влада и кивнула в сторону вывески.

Он вздернул бровь.

— Думаешь, посылка? — задал вопрос. Я только пожала плечами.

— Другие идеи есть?

Влад только вздохнул, вставая.

За дверью было узкое пространство, в котором могло поместиться четыре человека вплотную друг к другу. С одной стороны дверь, с другой окошко выдачи.

— Скажите, — обратилась я к женщине в окошке, — посылки до востребования у вас можно получить?

Кивнув, она устало ответила:

— Паспорт.

Я протянула документ, и дама удалилась. Мы с Владом молча ждали, переглядываясь. Честно сказать, все это было так сомнительно, что слабо верилось в подобный поворот. А если бы я не догадалась? Но ведь догадалась… До всего догадалась, раз стою теперь здесь.



И когда передо мной лег серый почтовый пакет, сердце екнуло в предвкушении. Мы с Владом снова переглянулись, в его глазах я прочитала то же удивление, что было в моих.

— Спасибо, — сказала, забирая пакет и паспорт. Сунув их в сумку, спешно вышла на улицу.

— Давай в машине, — взял меня за руку Влад, — мало ли что.

До машины мы почти бежали. Оказавшись внутри, Влад заблокировал двери, а я вскрыла пакет, не вынимая из сумки.

Заглянув внутрь, нахмурилась и вытащила белый конверт.

— Очередное послание? — усмехнулся Влад.

Кивнув, я отложила сумку в сторону и достала белый лист, на котором традиционно было напечатан отрывок из Кортасара:

«Я улицей этой шагаю,

А звук шагов отдается

Совсем на другом проспекте.

И там

Я слышу себя,

Шагающего в ночи,

Где

Только туман настоящий.»

— Философично, — усмехнулся Влад, я кивнула. Ну Кортасар в принципе весь такой, философичный. — О чем-нибудь говорит?

Я задумчиво перечитала стихотворение. И вспомнила. В который раз с удивлением, потому что мне-то казалось, я бы никогда не вспомнила такие детали нашей с Андреем жизни, но они на протяжении всех подсказок сами всплывают в голове, направляя мои мысли по нужному вектору.

Мы с Андреем едем загород, как он говорит, прогуляться. Но уже в пути ему звонят с объекта и просят срочно приехать. Объект находится в Лехтуси, и мы едем туда. Я жду его в машине, дремлю, иногда открывая глаза и глядя в окно. Поселок мне не очень нравится. Есть в нем что-то такое быдловатое, что ли, питерская романтика отсутствует напрочь.

С утра расстилается густой туман, и я порой чувствую себя героиней очередной книги Стивена Кинга, надеюсь, сейчас не полезут гигантские пауки… Из тумана показывается фигура Андрея, и я невольно усмехаюсь. Мой паук, загнал муху в паутину и пьет кровь. Тру лоб рукой, кому нужны эти мысли, лучше вовсе не думать, так проще жить.

Сколько мы с ним вместе? Почти два месяца. И вся жизнь, как в этом самом тумане, из которого выплывают люди и дела, разговоры и воспоминания. Выплывают и снова исчезают в белой пелене сознания.

Шилов выезжает на дорогу и спрашивает:

— Ась, а ты когда-нибудь в заброшке была?

Я часто моргаю, концентрируясь на вопросе и пытаясь отрыть в памяти ответ. Качаю головой.

— Хочешь свожу? Тут есть недалеко, я знаю.

Я пожимаю плечами. Хочу не хочу, кому какое дело. И мы едем дальше в область. Заброшка находится недалеко от поселка Сосново, улица, по сторонам которой разбросаны добротные и не очень дома, упирается в металлический забор, за ним гремит железка, а справа находится заброшенный детский лагерь.

Мы входим туда через открытую калитку. И я сразу понимаю то, о чем говорил Андрей. Здесь реально своя атмосфера. На удивление, многие корпусы стоят с дверями и даже стеклами в окнах. Внутри, правда, в основном развал. В столовой и кухне валяются старые холодильные установки. В большом зале главного корпуса висит плакат с лозунгом команды. На полу среди осколков валяются книги, рисунки, игрушки.

В спальных корпусах стоят остатки кроватей, столы, стулья. На стене висит маленькая карта Украины. В кладовой связки ключей и журналы с записями. Не знаю, почему, но я сжимаю руку Андрея.

Ощущения самые противоречивые. С одной стороны, страшно, потому что кажется, что взрослые и дети словно в один миг испарились отсюда, прямо во время очередной лагерной смены. Или бежали, гонимые чем-то страшным. Страшным, которое все еще прячется здесь, затаилось в стенах этих корпусов и ждет, ждет удобного момента…