Кофе со вкусом убийства - Джей Эм Холл

Чувство спокойствия, которое вызвала эта мысль, не покидало ее почти весь день. После возвращения из садового центра Пэт несколько раз пыталась дозвониться до Лиз, но звонки сразу попадали на голосовую почту. Она также обыскала комнату Лиама (насколько это было возможно) и не нашла ничего предосудительного. Он был в школе. Предположительно, там все было в порядке, иначе с ней бы связались. Казалось, на этом все, и, не имея возможности предпринять что-то более полезное, она взяла Ларсона на одну из его любимых прогулок, по тропинке, которая неторопливо петляла через поля у подножия холма Саттон-Бэнк.

Из окна небо казалось угрожающим, но снаружи, если смотреть с грязных тропинок, оно было менее хмурым, несмотря на приближающийся дождь, а меняющиеся формы туч выглядели удивительно мирными. Пока Ларсон неторопливо ковырялся в зарослях живой изгороди, Пэт разрешила себе поверить, что, возможно, все наконец-то в порядке. Возможно, проблемы Лиама уже уладились… и даже если это не так… существовало нечто большее, чем все ее заботы, что-то вечное, мирное и неизменное. Как там любила повторять школьная медсестра в Брэдфорде? Отпусти, и Бог отпустит. Даже ее бедро, казалось, чувствовало себя лучше.

Внезапная трель «C тобой я чувствую себя настоящей женщиной» нарушила момент, и она в панике начала перебирать в голове худшие сценарии. Вот что бывает, когда думаешь, будто все будет хорошо, дурочка.

Но это был не Лиам, не школа (не полиция и не группа по борьбе с терроризмом), это был даже не Род – это была Лиз. Неужели! Что могло случиться?

–Лиз, все в порядке?

–Я только что вернулась из Норталлертона,– ответила та, немного задыхаясь.– Из полицейского участка.

* * *

В приглушенной атмосфере церкви Святой Екатерины, в ожидании репетиции хора, Тельма молилась.

Что мне делать?

В том-то и дело, никогда нельзя быть полностью уверенным в том, что поступаешь правильно. Это ничуть не похоже на одно из тех игровых шоу, где неправильный ответ сопровождается мигающим красным светом и сиреной. Тельма собиралась продумать все до мелочей, подвести итоги, но теперь она сидела здесь, и все, на что у нее хватало душевных сил,– это слушать музыку и чувствовать смутное беспокойство. Она попыталась снова.

Стоит ли мне вообще что-то делать? Что, если я ошибаюсь?

Она попыталась собрать воедино свои усталые мысли, но их было так много, что все это напоминало преодоление какой-то огромной полосы препятствий.

Плохо. Тельма снова попробовала дозвониться Лиз. И снова формальный, натянутый тон Лиз попросил ее оставить свое имя, номер и короткое сообщение.

Где-то далеко на кухне Морин и Кит расставляли чашки для вечерней четверговой встречи прихожан – но в остальном здесь царила тишина.

Даруй мне мудрость; даруй мне проницательность.

Тельма подняла лицо к сумрачному восточному окну, и тут же к ней пришла мысль – четкий, сфокусированный образ, немного невыразительное лицо с широкими бесстрастными глазами, подведенными серебристыми тенями, рассматривающее детскую одежду в благотворительном магазине при хосписе.

И вместе с этим образом внутри все сжалось от страха.

Я беспокоюсь о Мэнди-ранее-Пиндер, произнесла Тельма. Эта мысль была неожиданной: настолько далеко она была от другой дилеммы, тяготившей ее. Но теперь эта мысль прозвучала так ясно, что ее нужно было продолжить.

Вместо того чтобы немедленно пытаться вспомнить все, что она знала о Мэнди, Тельма, как научили ее годы практики, попыталась успокоить свой разум, позволяя мыслям о Мэнди всплывать и цепляться одна за другую, как пузырьки на поверхности воды. В ее сознании всплыла целая серия образов лица Мэнди… вот на нее накричала Джо… вот она видит сообщение и выходит из бара, освещенная жутким светом уличного фонаря, вглядываясь в тени на автостоянке… вот она смотрит в окна благотворительного магазина. Бесстрастное лицо, отрешенный взгляд… Но что за ним скрывается? Гнев? Непокорность?

Но затем в ее разуме возник другой образ – не лицо… Ее пальцы… Тельма вдруг отчетливо представила, как пальцы Мэнди нервно мнут шарф,– и ее сознание перелетело в 2003год: те же самые пальцы, испачканные фиолетовым фломастером, сдавливают таблицу с правилами правописания, когда Мэнди потеряла пушистого пони (позже обнаружен в рюкзаке Мэтью Пэрри).

Мэнди Пиндер была не просто обеспокоена – она была напугана. Она была не просто напугана – она была почти в бешенстве.

Из-за чего?– подумала Тельма.

–Господи,– произнесла она вслух.– Господи, укажи Мэнди путь, благослови ее, защити и избавь от всякого зла.

Она села и задумалась. Итак, Мэнди Пиндер была напугана, но что с того?

Тельма попыталась вспомнить, что она узнала в тот день… дизайнерская одежда… водит дорогую машину… Так почему же девушка регулярно, по словам Полли, ходит в благотворительные магазины?

И по-прежнему оставался нерешенным еще один вопрос – как ей поступить?

–Даруй мне мудрость, даруй мне проницательность,– снова сказала Тельма.

И тут до нее дошло – у нее есть своего рода ответ. Мэнди определенно нуждалась в помощи. А что касается того, другого дела, то в случае сомнений – а их хватало с избытком – не стоит ничего предпринимать.

Несмотря на темноту, несмотря на гул ветра, в церкви было спокойно. Тельма закрыла глаза и расслабилась, внезапно почувствовав, что все это в конечном итоге не было ее проблемой. За это отвечал кто-то другой.

Внезапный резкий звон со стороны притвора заставил ее вздрогнуть.

–Это всего лишь я!– крикнула Морин.– Чашка разбилась.

–Не волнуйся,– добавил Кит.– Все под контролем.

Тельма нахмурилась. Это показалось ей важным, но она ни за что не смогла бы сказать почему.

Пронзительный звук в сумочке оповестил ее о звонке телефона. (Она никогда не понимала, зачем люди меняют рингтон.) Взглянув на экран, она увидела, что это Лиз. Неужели!

Ранее в тот день.

Лучи солнца, которым все же удалось пробить себе путь сквозь сгущающиеся тучи, время от времени освещали водителя черного фургона яркими вспышками.

Сейчас он был Оливером Харни.

Утром для помутившейся рассудком дамы в Ричмонде он был Тони Рэнсомом – потерял мать полгода назад, все еще страдал, но находил утешение в том, что работал все часы, отпущенные Богом. Но в первую очередь (по словам его жены Кортни) он был Бесполезным Тупицей, который даже не мог вспомнить, что нужно взять упаковку одноразовых подгузников. Но теперь… теперь он мчался по трассе A1 с опущенными стеклами под тяжелый басовый ритм, отдающийся в теле, а солнечные лучи обжигали лицо, когда мимо проносились зеленеющие поля и цветущие деревья,– теперь он был Оливером Харни: одаренный ребенок, который вьет из него веревки, и жена, не понимающая гениальности этого ребенка, прилагаются.