Туннель времени - Мюррей Лейнстер

Всю прессу тут же захлестнула лавина материалов на эту тему. Они распространялись по перенаселенной планете, потерявшей всякую надежду на какое–либо улучшение ситуации после пятидесяти лет, за которые была колонизирована одна лишь Луна, но население колонии на ней исчислялось сотнями, тогда как на Земле страдали миллиарды. Идея путешествий со сверхсветовой скоростью была той самой недостижимой мечтой, в которую каждому хотелось верить. Новость распространилась подобно цепной реакции. И разумеется, Дэбни — как ученый, давший рождение новой надежде — стал известен всем до последнего человека.

Известность, которую снискал Дэбни, тщательнейшим образом проверили опытнейшие эксперты «Кер–стен, Кастен, Хопкинс и Фолоуи». Точные аналитические данные рекламного агентства свидетельствовали, что стоимость одного человекоупоминания Дэбни и его открытия была самой низкой за всю историю рекламного бизнеса. Социологические исследования выявили, что за три земных дня лишь менее чем три с половиной из каждой сотни опрошенных остались в полном неведении относительно Дэбни и перспективы путешествий к звездам, ставшей возможной благодаря его открытию. Число людей, знавших имя Дэбни, намного превысило число тех, кто знал имя президента Соединенных Штатов!

Но это было только начало. Зрительский рейтинг ведущего научно–популярного шоу подскочил сразу на восемь пунктов и ворвался в двадцатку лучших телевизионных шоу, как только ввел регулярную пятиминутку, посвященную Полю Дэбни и его возможностям, разъясняемых в нормальных человеческих терминах. На шестой день после тщательно спланированной неосмотрительности Джеймисона общественное сознание было буквально наводнено идеей сверхсветовых перелетов. Имя Дэбни в своих интервью не упоминал лишь ленивый, на него ссылались все комедийные шоу (были выдуманы три различные шутки, распухшие до тысячи восьмисот вариаций, большинство из которых лишь очень незаметно отличались от первоначального трио), и Даже Мэрилин Винтерз — Маленькая Афродита Собственной Персоной — требовала эпизод о сверхсветовых путешествиях в своем следующем телешоу.

На седьмой день в офисе, где в поте лица трудился Кохрейн, появился Билл Холден.

— Доктор Кохрейн, — позвал Холден, — можно вас на пару слов?

— Доктор? — переспросил Кохрейн.

— Доктор! — подтвердил Холден. — Я только что беседовал со своим больным. Ты молодец. Мой больной пришел в норму.

Кохрейн удивленно поднял брови.

— Он знаменит, — мрачно сказал Холден. — Теперь он считает, что весь мир знает о том, что он великий ученый. Его оценили. Он радостно строит планы о том, как вернется на Землю, будет выступать в нескольких научных обществах и купаться в лучах восхищения. Теперь он может провести остаток жизни, сознавая себя человеком, открывшим принцип, благодаря которому в один прекрасный день сверхсветовые путешествия станут возможными. Даже когда фурор поутихнет, он будет великим человеком — и останется великим человеком в своих собственных глазах. Короче говоря, он вылечился.

— Так значит, я уволен? — ухмыльнулся Кохрейн.

— Мы уволены, — поправил его Холден. — Профессиональная этика есть даже у психиатров, Джед. Должен признать, что этот парень теперь неплохо приспособился к реальности. Его признали великим ученым. Он больше не переживает.

Кохрейн откинулся на спинку кресла.

— Возможно, это неплохая медицинская этика, — заметил он, — но с точки зрения деловой практики это никуда не годится, Билл. Ты говоришь, что он приспособился к реальности. Это означает, что его реакция на все, что с ним произойдет, теперь будет общественно приемлемой.

Холден кивнул.

— Хорошо приспособленные люди именно так и реагируют. Дэбни остался все тем же. Таким же болваном. Но у него все будет в порядке. Психиатр не может изменить личность! Все, на что он способен, это приспособить психа к окружающему миру, чтобы его не пришлось запихивать в смирительную рубашку. В этом смысле Дэбни в порядке.

— Ты сыграл с ним плохую шутку, — сказал Кохрейн. — Ты стабилизировал его, а это самый отвратительный трюк, который один человек может устроить над другим! Ты устроил ему что–то вроде морального морозильника. Это плохая шутка, Билл!

— Нет, ну кто бы говорил! — устало огрызнулся Холден. — Должно быть, в рекламном бизнесе процветают альтруизм и бескорыстие!

— Да нет же, черт побери! — возмущенно воскликнул Кохрейн. — Мы служим полезной цели! Мы говорим людям, что от них плохо пахнет, и тем самым даем им оправдание той непопулярности, к которой привела их глупость. Но потом мы говорим им, что если они воспользуются таким–то и таким–то освежителем дыхания или дезодорантом от такой–то фирмы, то они немедленно станут душой любой вечеринки, на которой появятся! Это, разумеется, ложь, но динамическая ложь! Она дает разочарованному индивидууму толчок к действию! Она продает ему надежду и, следовательно, побуждает к деятельности — тогда как бездеятельность — это смерть!

Холден взглянул на Кохрейна с полным отсутствием интереса.

— Ты в полном порядке, Джед! Но неужели ты действительно веришь во всю эту чепуху?

Кохрейн снова ухмыльнулся.

— Только по вторникам и пятницам. Это правда примерно на две седьмых. Никто никогда ни с чем не справится, пока всего лишь выдает на все происходящее с ним социально приемлемые реакции! Возьми хотя бы самого Дэбни! Мы заварили черт знает какую кашу только потому, что он выдавал социально неприемлемые реакции на то, что у него богатая жена и совсем нет мозгов. Он бунтовал. Поэтому человечество начнет свой путь к звездам!

— И ты все еще веришь в это?

Кохрейн поморщился.

— Вчера утром я уработался до седьмого пота в скафандре в кратере рядом с лабораторией Дэбни. Он пытался сделать свой фокус. Установил на противоположной стороне кратера маленькую сигнальную ракету. Примерно в двадцати с чем–то милях. Она стояла перед пластиной, которая возбуждала поле Дэбни через весь кратер до другой пластины рядом с нами. Джонс включил поле и дистанционным управлением поджег ракету. Я смотрел в телескоп. Я дал ему слово, что выстрелю… Как ты думаешь, за сколько ракета перелетит кратер, в котором действует поле, работающее как труба? Она врезалась в пластину в лаборатории!

Холден покачал головой.

— Чуть меньше, — сказал Кохрейн, — чем за три пятых секунды.

Холден заморгал.

— Ускорение сигнальной ракеты — примерно шестьсот футов в секунду, — продолжил Кохрейн, — полет горизонтальный, гравитационная компонента отсутствует, только ускорение массы. Полет через кратер должен был занять сто с чем–то секунд — больше двадцати миль. Она не могла сохранить курс. И тем не менее, внутри поля она не свернула с курса. Полет занял меньше трех пятых секунды. Эта штуковина работает!

Холден глубоко вздохнул.

— Так что тебе нужно больше денег, и ты хочешь, чтобы я не выписывал своего пациента?

— Ни в коем случае! — отрезал Кохрейн. — В качестве пациента он мне не нужен! Я всего лишь хочу привлечь его в качестве клиента! Но если он хочет славы, я продам ему ее! Да не так, как то, обо что он может опереться своей хрупкой душой, а как нечто, чем он сможет упиться! Думаешь, он когда–нибудь сочтет, что стал чересчур знаменитым, и тем удовлетворится?