Страна вина - Мо Янь

— Крошка ты моя, бедняжка.

С нежностью глядя на него, она обвила ему ноги руками.

— Я ухожу, — сказал он. — Не могу позволить, чтобы твой муж ускользнул.

— Возьми меня с собой. Я ненавижу его, я помогу тебе. Они детей едят.

Она встала, быстро оделась и достала из шкафа флакончик с желтоватым порошком.

— Знаешь, что это такое?

Следователь отрицательно покачал головой.

— Порошок из детей, очень тонизирует, они все его употребляют.

— А где его изготавливают?

— В отделении спецпитания при городской больнице.

— Из живых детей?

— Ну да, из живых. Слышно, как они плачут.

— Так идем в больницу.

Она отправилась на кухню и вернулась с большим разделочным ножом.

Усмехнувшись, он отобрал у нее нож и положил на стол.

Шоферица вдруг разразилась звонким смехом, больше похожим на кудахтанье курицы, только что снесшей яйцо, на тарахтение деревянных колес по булыжной мостовой. И словно летучая мышь, снова накинулась на него. Нежные руки железной хваткой обвились вокруг шеи, а ноги с той же нежностью обхватили таз. Он с большим усилием оторвал ее от себя, но она продолжала раз за разом наскакивать на него, словно дурной сон, от которого трудно отрешиться. Следователю приходилось прыгать туда-сюда, как обезьяне, чтобы уклониться от ее атак.

— Еще раз — и пулю схлопочешь! — задыхаясь, выкрикнул он.

Она на миг замерла, испуганно уставившись на него, а потом вдруг истерически заорала:

— Ну давай, стреляй в меня! Стреляй, тварь неблагодарная!

Она разодрала одежду на груди, и отлетевшая, как пуля, фиолетовая пуговица из оргстекла звонко ударилась об пол и стала кататься туда-сюда этакой крохотной зверюшкой, словно ею двигала неизвестная сила. Казалось, на нее не действует ни земное притяжение, ни трение. Следователь со злостью наступил на нее, чувствуя, как она вертится под ногой и щекочет стопу через носок и толстую подошву туфли.

— Кто ты, в конце концов, такая? Тебя Цзинь Ганцзуань, что ли, научил так действовать? — Вызванная физической близостью сентиментальная привязанность к ней стала понемногу исчезать, мягкость сменялась стальной твердостью. — Судя по всему, ты с ними заодно, тоже младенцев поедала, — презрительно цедил он. — Это Цзинь Ганцзуань дал тебе указание остановить меня, свести на нет мое расследование.

— Несчастная я женщина… — захныкала она, а потом расплакалась по-настоящему, обливаясь потоками слез и сотрясаясь в рыданиях. — Пять раз беременела, а он всякий раз на пятом месяце посылал в больницу на аборт… а нерожденных детей поедал…

Она так убивалась, что покачивалась, и казалось — вот-вот упадет. Следователь поспешно протянул к ней руки, и она тут же рухнула к нему в объятия. Коснувшись ртом его шеи, она сделала легкое сосательное движение и вдруг впилась в горло зубами. Следователь взвыл от боли и ударил ее кулаком в живот. Она квакнула, как лягушка, и рухнула на пол. Какие у нее острые зубы, он уже знал и, дотронувшись до шеи, увидел, что пальцы в крови. Она лежала навзничь, вытаращив глаза. Когда следователь повернулся, чтобы уйти, она перекатилась и с воплем преградила ему дорогу:

— Не бросай меня, старший братец, дай я тебя поцелую…

Тут следователя осенило: он принес с балкона нейлоновую веревку и прикрутил шоферицу к стулу. Пытаясь вырваться, она махала руками и ногами и визжала:

— Предатель, изменник! До смерти закусаю, до смерти!

Следователь вытащил носовой платок, заткнул ей рот и завязал на шее мертвым узлом. Потом выбежал из квартиры, будто спасаясь бегством, и крепко захлопнул за собой дверь. Из-за двери донеслось глухое постукивание ножек стула по полу, и он, опасаясь, что эта неуемная бандитка выскочит вслед за ним вместе со стулом, припустил вниз, грохоча башмаками по бетонным ступенькам. Вроде бы дом, где она жила, невысокий, но лестница вела все ниже и ниже, словно спускалась в глубины ада. На одном из поворотов он в упор столкнулся с проворно поднимавшейся навстречу пожилой женщиной. Ее вздувшийся живот походил на полный бурдюк: ничуть не спружинил, было лишь четкое ощущение переливающейся жидкости. Женщина взмахнула короткими, толстыми ручонками и рухнула спиной на лестницу. Лицо широкое и бледное, словно кочан капусты, пролежавший в погребе ползимы. Кляня про себя злодейку-судьбу, следователь почувствовал, что в голове выросла целая семейка ядовитых грибов. Он спрыгнул со ступенек на лестничную площадку и поспешил на помощь старухе. Та лежала с закрытыми глазами и уныло верещала на все лады. Следователю стало совестно, и он наклонился к ней, обхватив обеими руками за талию, чтобы поднять. Тяжеленная, да еще и катается туда-сюда. От напряжения сосуды на лбу вздулись, и казалось, вот-вот лопнут, а шею там, где укусила шоферица, пронзила резкая боль. Хорошо, что старуха помогла ему, обняв руками за шею, и поднять ее в конце концов удалось. Но своими липкими пальцами она ухватилась прямо за рану, и от боли его аж в холодный пот бросило. Изо рта старухи несло яблочной гнилью. Не в силах терпеть эту вонь, он отпустил руки, и старуха тут же осела на лестницу, словно мешок с беспрестанно дрожащим желе из золотистой фасоли. Но тут же мертвой хваткой вцепилась ему в брюки. На руках у нее налипли чешуйки, а из пластикового пакета, который она несла, выскользнули две живые рыбины — карп и угорь. Карп изгибался всем телом и бешено подпрыгивал на ступеньке, а угорь — желтоватая голова, зеленоватые глаза, усики, торчащие как проволока, — извивался воровато и тяжело. Вода из пакета медленно стекала вниз, замочив сначала одну ступеньку, потом другую. Следователь услышал свой хриплый голос:

— Как вы, уважаемая, ничего?

— У меня поясница сломана, — прошамкала старуха. — И кишки оборвались.

Услышав, как она подробно описывает полученные повреждения, следователь понял, что это еще одна напасть на его несчастную голову, — видать, ни конца им, ни края. Не повезло ему гораздо больше, чем этому карпу, да и угорь по сравнению с ним в гораздо более выигрышной ситуации. Первой мыслью было вырваться и убежать, но вместо этого он склонился к старухе:

— Почтенная, давай отнесу тебя в больницу!

— У меня нога сломана, — ныла старуха, — у меня все почки отбиты.

Внутри закипала злоба. Тут еще на ногу шлепнулся карп, он тряхнул ногой, и карп взлетел, ударившись о металлические перила.

— Ты мне за рыбу заплатишь!

Он пнул еще и проползавшего мимо угря:

— В больницу тебя отнесу!

— Какая больница! — завопила старуха, ухватив его за ноги.

— Уважаемая, у тебя ведь и поясница сломана, и нога, и кишки оборвались, и почки отбиты. Что же — смерти здесь дожидаться, если не в больницу?

— Помру, так и тебя с собой прихвачу! — твердо заявила старуха, вцепившись в него еще крепче.