История леса. Взгляд из Германии - Хансйорг Кюстер

Буркгард рекомендует оформлять «изящные изгибы» дорог, не рубить ветви деревьев, выходящих на опушку, или обрамлять насаждения «приветливыми лиственными деревьями».

Работа лесничего, соблюдающего в процессе посадки лесов эти и другие принципы (а сегодня в лесах можно видеть, что многие лесоводы думали и действовали с учетом критериев ландшафтного дизайна), не сильно отличалась от работы ландшафтного дизайнера в (английском) парке XIX века. Это признавал и Буркгард, правда, при этом он делал резкое замечание: «Садовым постройкам и подобному не место в лесах. В так называемых „лесных садах“ в этом отношении часто заходят слишком далеко, затейливая вычурность может привести к излишним расходам, не отвечая ни соображениям пользы, ни чувству красоты». Вопросы эстетики лесопосадок поднимались и позже: в 1885 году Генрих фон Залиш написал учебник по эстетике леса, претерпевший множество переизданий, последние из которых вышли уже в XX веке. Но значение создаваемых лесов для культуры в целом, их общественная функция, польза для общего блага осознавались уже в XIX веке.

Методы создания насаждений (посев семян, выращивание саженцев) и методы рубки и обработки древесины также поначалу были уделом практиков, а уже впоследствии – предметом научной дискуссии. При выборочных рубках из лесов изымаются только отдельные деревья. В начале XIX века этот метод был не слишком популярен, потому что при этом постоянно вырубалась наиболее ценная древесина, а менее ценная оставалась на корню, так что общая ценность леса снижалась. Однако выборочные рубки можно было регулировать, и такая форма пользования получила впоследствии признание.

Альтернативой выборочным были прежде всего сплошные рубки, когда отдельные участки леса, «выделы», полностью вырубали, а после этого вновь засаживали. Для поддержки естественного возобновления на площадях сплошных рубок в качестве источников семян оставляли отдельные деревья, которые изымали после того, как всходила обильная молодая поросль.

Выборочные и сплошные рубки, обсуждаемые специалистами XVIII и XIX веков, были, в сущности, очень давними формами пользования. Новыми для того времени были рубки «зонтичные», при которых на определенной площади оставляли на корню большое число старых деревьев. По прошествии сезона, после того как эти деревья давали значительные объемы семян, из которых прорастали молодые деревца, можно было вырубать и их. Существовало и множество других форм рубок, промежуточных между этими тремя основными. Их испытывали, обсуждали и отказывались от них. Литература по лесному хозяйству изобилует указаниями, инструкциями и описаниями опыта.

Вплоть до середины XIX века состояние лесов в целом не улучшалось. Потребность в древесине была настолько высока, что устойчивое лесопользование оставалось практически недостижимым: начинающаяся индустриализация требовала топлива, объемы переплавляемой руды увеличивались, что грозило сильнейшим дефицитом леса. Однако вскоре давление на леса резко ослабело: появились новые источники энергии, доступ к которым открыло изобретение паровых машин и их применение в различных сферах промышленности. Паровые машины стали обслуживать вентиляционные сооружения и башенные копры, необходимые для проходки штолен на большой глубине. Стала возможной добыча каменного угля с глубины сотен метров, разработка бурого угля в гигантских открытых карьерах. С больших глубин начали извлекать калийные соли – сырье для изготовления минеральных удобрений. Лесной опад и подстилка теперь не требовались. На ткацких станках, приводимых в действие паровым двигателем, легче было обрабатывать хлопок (позже также синтетическое волокно), чем шерсть, поэтому снизилась экономическая привлекательность овцеводства. Пастбища на значительных площадях оказались заброшенными и попали в категорию земель, подлежащих засаживанию искусственными лесами, например, в Айфеле, Зауэрланде или Люнебургской пустоши. В Зауэрландском округе Мешеде только в первой половине XIX века было от 20 тысяч до 30 тысяч овец, в 1913 году – меньше 10 тысяч, а позже и еще меньше.

Появление минерального топлива сыграло решающую роль в судьбе лесов. На смену дровам и древесному углю пришел уголь ископаемый. Его стали использовать для выплавки руды, работы паровых машин, отопления домов и др. Правда, давление на леса снизилось не сразу и не везде, повсеместным этот процесс стал только тогда, когда в дальние регионы провели железные дороги. Вот тогда экономика перешла на новый вид топлива в течение буквально нескольких лет: если до 1851 года для производства чугуна в горно-промышленном округе Дортмунд использовали по большей части древесный уголь, то с 1860 года его применяли, напротив, лишь в очень малых количествах. Начиная с 1856 года более 90 % энергии для выработки чугуна получали сжиганием кокса. Теперь могли полноценно расти искусственные леса: к примеру, с 1864 года по 1939-й площадь лесов в округе Люнебург выросла со 170 тысяч до 352 тысяч гектаров.

Лесоводов XIX века не раз упрекали в том, что они сажали хвойные, а не лиственные породы. Неплодородные почвы, на которых в основном производились искусственные посадки, подвергались дальнейшему окислению из-за хвойного опада, трудно поддающегося разложению. Кроме того, посадки ели принесли далеко не такую высокую прибыль, как ожидалось. В них распространялись короеды и другие вредители, кроме того, бушевали ветровалы. Но самое главное – уже через несколько десятилетий сильно снизился спрос на еловую древесину. На мировой рынок она в избытке и гораздо дешевле, чем из Центральной Европы, поступала из бореальных зон Канады, Финляндии и России. Даже с учетом того, что ель требовалась для изготовления шпал, телеграфных столбов, крепежных конструкций в штольнях и производства бумаги, предложение елового леса на рынке вскоре превысило спрос, тем более что площади лесов начиная с 1850 года сильно увеличились. Но, с другой стороны, создание искусственных лесов благотворно сказалось на климате и способствовало снижению почвенной эрозии. Поэтому общий взнос лесоводов XIX века в культуру заслуживает уважения и высокой оценки, их деятельность привела к тому, что значительная часть Центральной Европы вновь покрылась лесом.

Итак, в отличие от других стран, где бывшие сельскохозяйственные земли остались залежами, в Центральной Европе их отвели под новую форму пользования. Это решающим образом сказалось на ландшафтной самобытности региона.

Поскольку дерево перестало быть основным источником энергии, то стало возрастать его значение в других сферах жизни: строительстве домов, изготовлении мебели и производстве бумаги. Промышленные предприятия, специализирующиеся на этих видах деятельности, в XIX веке расцвели.