Любовь и бесчестье - Карен Рэнни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я это понимаю, Эдмунд, и благодарен вам за хлопоты. Просто меня не интересует каждодневная деятельность во всех этих областях.
— Сэр, есть люди, зависящие от вас и вашей добросовестности. Их жизнь зависит от вашего интереса к делам.
Монтгомери устремил взгляд прямо вперед на яркое послеполуденное солнце, манившее его на воздух. Он хотел поскорее покончить с делами до того, как Эдмунд начнет читать ему лекцию о его долге. В армии он служил полковником, в подчинении у которого было пятьсот сорок два человека, и более года водил их в бой. Монтгомери пришлось похоронить свою семью, и он остался распорядителем всех земель. Теперь состояние Фэрфаксов пушечным ядром повисло у него на шее, и ему приходилось тащить его на себе, невзирая на вес.
— Скажите, что собирались сказать, Эдмунд.
«И отправляйтесь к черту».
— Меня допросили, сэр, и я считаю своим долгом сообщить вам об этом.
— Допросили?
Монтгомери поднял бровь, ожидая ответа.
— Граф Конли, сэр. Он очень интересовался вашим состоянием и хотел знать точный его размер.
— Неужели?
— Думаю, я поступил неправильно, сказав ему о вашей щедрости по отношению к ее милости. Его чрезвычайно заинтересовали подробности.
Монтгомери не знал, на кого он больше гневается: на Эдмунда или на графа Конли.
— Когда это было? — спросил он, вытирая руки тряпкой.
— Менее часа назад, сэр. Я пришел прямо к вам после этого разговора, — сказал Эдмунд и, поколебавшись, собрался с силами и спросил: — Что мне делать, ваша милость?
— Ничего, — ответил Монтгомери. — Я сам разберусь.
Он направился к двери, потом обернулся и посмотрел в лицо поверенному.
— К вашему сведению, Эдмунд, я не хочу, чтобы вы обсуждали мои дела с кем бы то ни было. Никогда не делайте этого, никогда и ни с кем.
Эдмунд устремил неподвижный взгляд на грязный пол:
— Я совершил ошибку, ваша милость. Я никогда ее не повторю.
— Вы живете в Инвернессе?
Эдмунд кивнул.
— Думаю, Эдмунд, вам пора отправиться домой.
Поверенный выглядел потрясенным.
— Кто же позаботится о ваших делах, сэр?
Пушечное ядро становилось все тяжелее и тяжелее.
Монтгомери хотелось обрушить его на Эдмунда Керра.
Эдмунд сделал несколько шагов к нему:
— Я прошу прощения, лорд Фэрфакс. Примите мое глубочайшее сожаление. Как только я осознал свою оплошность, я немедленно пришел к вам.
— Это верно, — ответил Монтгомери. — И потому я не увольняю вас, Эдмунд. И все же, думаю, вам пора побыть дома. По крайней мере, какое-то время. Вы не согласны?
Его взгляд заставил Эдмунда отказаться от возражений.
— Да, ваша милость. Возможно, пора.
Гнев душил Монтгомери и заставил его пулей промчаться по мосту, а потом по тропинке к Донкастер-Холлу. Он направился в свою комнату вымыться и переодеться, перед тем как отправиться на поиски графа Конли и хорошенько всыпать наглецу.
Элспет помогла Веронике переодеться и уложила ее волосы. Вероника вымыла руки и попыталась освежить лицо прохладным компрессом, но это не помогло. Ее щеки пылали, и это было признаком того, что гнев ее достиг точки кипения.
К моменту, когда Вероника вошла в парадную столовую, градус ее гнева поднялся настолько, что она уже дрожала от ярости.
— Это твой обычай опаздывать, — сказала тетя Лилли и потянулась за пшеничной лепешкой, блюдо которых стояло на столе. — Я думала, твои манеры стали лучше.
Вероника остановилась в дверях перевести дух и заставила себя немного успокоиться.
Дядя Бертран восседал во главе стола, тетя Лилли напротив, кузины и кузены расселись, как им заблагорассудилось. Должно быть, поместить Веронику предполагалось где-то посередине, принимая во внимание ее положение бедной родственницы, которое сочли приемлемым даже в ее собственном доме.
Вероника предпочла не обратить внимания на тетю и дядю и направилась прямо к стулу напротив Аманды. Кузина улыбнулась ей через стол. Выражение ее лица казалось бы полным нежности и очарования, если бы не хищный блеск в глазах.
— Где оно?
— Где что, Вероника? — спросила тетя Лилли. — Сядь, девочка.
— Где зеркало? — повторила Вероника, не сводя взгляда с Аманды. — Тебе не удастся воровать у меня в доме.
— Вероника! — воскликнула в ужасе тетя Лилли. — О чем ты говоришь?
— Ты украла зеркало. Где оно?
Аманда промокнула салфеткой уголок рта:
— Я не знаю, о чем ты говоришь.
— В Лондоне я давала тебе деньги по доброй воле. Однако зеркало я не собираюсь тебе дарить.
Аманда повернулась к матери:
— Право, матушка, я не знаю, о чем она говорит. Пожалуйста, заставь ее перестать говорить обо мне такие ужасные вещи.
— Вероника, — сказал дядя Бертран, — ты не можешь никого обвинять бездоказательно.
— Моя горничная — свидетельница, — возразила Вероника. — Она видела тебя в моей комнате, Аманда.
Тетя Лилли встала, бросила салфетку, подошла к дочери и встала за спинкой ее стула:
— Аманда не воровка.
— Я просто хотела посмотреть твои комнаты, — сказала Аманда. — Сегодня утром ты исчезла, и с тех пор я тебя не видела.
— И это тоже проявление неучтивости, Вероника, — добавила тетка.
— Сомневаюсь, графиня, — послышался голос Монтгомери из-за ее спины, — что тема этой беседы продиктована грубостью.
Вероника подняла на него глаза и увидела, что он в упор смотрит на дядю Бертрана:
— Нам с вами надо поговорить. Немедленно!
Сейчас Монтгомери совсем не походил на того человека, с которым она рассталась час назад. Голос его был ледяным, а лицо исказила такая ярость, что она бы содрогнулась, будь эта ярость направлена на нее.
— Вам бы следовало поучить вашу жену, Монтгомери, — сказала тетя Лилли, снова садясь на место. — Она непозволительно груба с Амандой.
Монтгомери посмотрел на Веронику.
— Она украла мое зеркало. Пришла в мою комнату и украла Туллох Сгатхан.
С минуту Монтгомери изучал лицо Аманды, потом окинул взглядом весь стол. Надо сказать к чести остальных кузин, они не поднимали на него глаз и выглядели так, будто им хотелось оказаться в другом месте. Судя по всему, ярость Монтгомери не затронула только Аманду, дядю Бертрана и тетю Лилли.
Монтгомери сделал движение к жене и нежно обнял ее за талию.
Тетя Лилли смотрела на них, хмурясь: