Хочу женщину в Ницце - Владимир Абрамов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что за личность была этот Фотий?
– В миру его фамилия была Спасский, он был церковным мракобесом. Считал себя орудием Провидения при дворе, обличал Силы Зла, полагал, что он Спаситель Церкви и Отечества. Постоянно подавал царю «хартии», описывая свои бредовые предчувствия и видения. Будучи пожизненным настоятелем Юрьева монастыря в Новгороде, он внушил Анне Алексеевне, что она должна быть захоронена в этом монастыре вместе со своим отцом, который тогда покоился в Отраде под Москвой. Анна сумела совершить невозможное – она добилась от Святейшего Синода согласия на перезахоронение отца и двух его ближайших братьев, Григория и Федора, получив при этом согласие государя-императора в 1832 году. Однако новый царь Николай I проявил благоразумие и сразу же отлучил Фотия от двора. Наш поэт Пушкин в своих бесцензурных стихах «Разговор Фотия с Орловой» воспел их особые отношения, я со школьной скамьи выучил его запретное четверостишие, жаль, что Пушкин не перевел его на французский:
Клер, разумеется, ничего не поняла, но в её глазах появилась хитринка:
– А ещё что-нибудь ваш великий Пушкин написал об Орловых?
– Про Анну вроде ничего, он про сына Фёдора Орлова писал, но это к делу не относится.
– Ну-у-у-у! – затянула Клер, – пожалуйста!
– У сына Федора Орлова, Михаила, я тебе уже о нем рассказывал, помнишь – генерал, подписывал капитуляцию Парижа, была любовница – знаменитая петербургская балерина Истомина. Её длительное время домогался и сам Пушкин, но так и не сумел добиться ее расположения. В общем, «наше всё» отомстил и конкуренту, и танцовщице своим знаменитым искрометным стихом, где намекает на то, что у Михаила был очень маленький… ну ты понимаешь.
Клер зарделась, отвела глаза и расхохоталась.
– Прочти, – смущенно сказала она.
– А смысл? Ты же ничего по-русски не понимаешь!
– А мне нравится, как ты это весело декламируешь!
– Тогда слушай.
Клер деликатно хихикнула, уловив в движениях моих рук намек на фривольность:
– А откуда Пушкин знал, что у Орлова такая физиологическая особенность?
– Наверное, ему об этом рассказала жена Орлова Екатерина, в девичестве Раевская. Красивая, умная, она была любовницей Пушкина, который вёл список женщин, с которыми имел близость, называя его «Донжуанский список». Раевская, кстати, числилась в этом списке под именем «Екатерина III-я»!
– И где ты всего этого начитался, опять у французов с поляками? – засмеялась Клер.
Я лишь пожал плечами, не оценив ее едкой насмешки.
– Поляки, а тем более французы здесь ни при чем. Это точно! Пушкин не в пример остальным их любил. Другое дело Екатерина. Как писал Пушкин, она и умерла, «садясь на судно», которое было изготовлено из польского трона.
– Зачем этой Анне понадобилось перезахоронение своих родственников и отца?
– Во-первых, благодаря этому Фотий вытянул из Анны огромные деньги и подарки. Во-вторых, ходили упорные слухи, что Анна замаливала грехи отца и братьев его. Факты говорят за то, что у неё всё-таки был доступ к секретным документам. Не исключено также, что её ознакомили с перепиской отца и Екатерины по поводу захвата самозванки, а также с письмами отца из Ропши. Послушай, Клер, Анна жертвовала на церковь огромные деньги, но и про своих родственников тоже не забывала. К примеру, есть один странный факт в жизни Анны Орловой. После смерти отца в некоторых документах мелькает фамилия никому не известного Казакова, который был для Анны близким человеком и даже считался её «воспитанником». Она купила ему 3500 душ крестьян, подарила половину знаменитого конезавода отца, за миллион рублей построила помещение для лошадей, и ещё дала 450 тысяч рублей наличными. Казаков был полковником, а каково было его происхождение – история опять умалчивает.
– Давай вернемся всё же к Алехану, коль скоро мы смотрим на его памятник. Ты говоришь, что француз Кастера написал «роман», и слово «Тараканова» пошло гулять по Европе.
– Я бы сказал, пошло гулять по Европе впервые! До него её называли как угодно, но только не Тараканова, а уж в самой России эта фамилия закрепилась за ней только с 1859 года!
– Но я понимаю, что в 1797 году Алехан был жив, ты ещё сказал, что он именно в это время жил в изгнании. Так? Даже не один, а со своим сыном Александром!
– Совершенно верно!
– Тогда он наверняка читал этот «роман». Хотя как, если он не знал французского? – с сомнением в голосе сказала Клер.
– Уверен, что читал, потому что роман был сразу издан и на немецком языке, а Алехан в то время жил в Вене.
– Так отчего же Алехан не опроверг высказывания Кастера? При его-то возможностях!
– Если бы Алехан попробовал оправдаться, то, пожалуй, всю оставшуюся жизнь только бы и занимался тем, что затыкал злые рты, особенно французских «романистов». Конечно, оставь он после себя «Записки», как это сделала императрица Екатерина, белых пятен в российской истории XVIII века поубавилось бы, но мемуары Алехана не заботили. В России в середине XIX века стали печатать свои «Записки» многие знатные вельможи того времени. Например, графиня Блудова, знакомая с Орловой-Чесменской, в своих «Записках» отмечала, что Анна, занимаясь благотворительностью, просто замаливала грех отца. В 1859 году неожиданно в журнале «Русская беседа» появилось сочинение «Судьба принцессы Таракановой». Издатель, касательно авторства, заметил, что это была рукопись, оставленная в России одним трудолюбивым изыскателем в 20-х годах XIX века. Потом уже историкам стало известно, что «трудолюбивым изыскателем» был сам граф Блудов, который был лично приглашен императором Николаем I специально для разбора секретных документов. Блудов, приступив в ноябре 1826 года к исследованию писем Алехана по делу лже-дочери Елизаветы, мог по-своему трактовать прошедшие события. Если предположить, что Блудов намеренно не упомянул и много иных документов, то такое жизнеописание могло сильно ударить по самолюбию дочери Алехана и представить её отца в неприглядном свете. Хотя, к примеру, Шереметев писал, что именно Фотий вселил в сердце Анны убеждение в греховности самых близких для неё людей – отца и дяди. Алехан всегда был честен и прям, за что Екатерина ему даже делала порой замечания, к тому же тайну он умел хранить, как никто другой. Что же касается его как «адмирала» и «присвоенной» им победы, то я думаю, что эта надпись на табличке памятника имеет какую-то историческую подоплеку. Сам Алехан никогда не претендовал на роль морехода и флотоводца – даже на его могиле под Москвой бронзовая доска содержит полный список его званий и заслуг, но звания адмирала там нет. И даже Екатерина, понимая, сколько после Чесменской победы на него обрушилось разных проклятий со стороны иноземных завистников и особенно русских офицеров, в качестве оправдания объяснила в письме адмиралу Сенявину, почему Орлов был вынужден поднять на «Трех Иерархах» свой кайзерфлаг и принять главнокомандование над объединенной русской эскадрой. Наш российский академик Тарле по этому поводу написал прекрасную научную работу, но и его авторитет не подействовал на русское морское офицерство. Все, кто умел держать перо в руке, написали о величии своих адмиралов: русские о Спиридове, англичане об Эльфинстоне и Грейге, французы – о глупости и неумелости турок, и, к сожалению, все они едины в намеренной недооценке роли Алехана в экспедиции, поскольку уж очень колоритен был этот русский, наводивший страх на всю Европу во всех делах своих.