Владыка ледяного сада. Носитель судьбы - Ярослав Гжендович

– Ван Дикен, Фрайхофф и Калло. С их точки зрения мы открыли нечто, что является совершеннейшим философским камнем. Ключом к будущему. Открытием всех времен. Прометеевским огнем, ну и так далее. И дело было даже не в нескончаемом богатстве, конце голода и всеобщем благоденствии. Более всего их радовало, что теперь можно учредить республику философов. Стряхнуть пыль со всех тех чудесных, неисполнимых социальных идей, которые разбились о человеческую природу. Создать нового, лучшего человека и новый, лучший мир. Получив в руки магию, можно сделать утопию. Когда человеческая природа встанет на дороге, ее можно менять, лепить, словно пластилин. Конец ненависти, насилию, неравенству, бедности и болезням. Утопия.

Он снова смолкает.

– Ко всему прочему, оказалось еще, что они контактируют с… как они это назвали… с метакреативной сущностью. У нас были осторожные контакты с местными, мы даже торговали с ними, чтобы получать артефакты, собирать информацию о языке, материалы, у нас были механические анализаторы, заводимые от пружины, как патефоны, камеры на оптических носителях, регистраторы звука. Но все в камуфляже, под контролем и редко. А то существо заявилось прямо на станцию. Они повстречались с ним в лесу.

– Одноглазый карлик на двуколке, впряженной в осла? – вдруг прервал Драккайнен. – Продавец магических артефактов? Зовется Вороновой Тенью?

– Не знаю. Я его не видел. Даже не знаю, какого пола то существо было. Только ван Дикен, Фрайхофф и Калло его видели. Даже не знаю, было ли это одно существо и было ли существом вообще, может, это что-то, вышедшее из урочища. Они же утверждали, что тут есть «метакреативные сущности», которые полностью поддерживают то, что они хотят сделать. Мы поругались ужасно. Они не собирались отступать, намеревались тотчас же перейти к экспериментам на местных, а потом найти способ, чтобы занести «фактор М» на Землю. Дюваль скандалил до потери пульса. Сказал мне, что мы должны их как-то успокоить. Обезвредить. И если не сумеем – а они после той лесной встречи сделались умелыми в… ну пусть будет «интенционной метакреации», – то он советовал выслать две радиолярии. Я догадался, что имеет в виду. Два кодовых криптонима. В один день трехкратное els, во второй день – трехкратное fomp.

– Трехкратное Elloi Llamah Sabahtani: провозглашение критического режима и карантина, а потом трехкратное Fire On My Position: автоуничтожение, – медленно перевел Драккайнен. – Отослал?

– Не знаю. Я устроил скандал. В рамках семинара. Чтобы отвлечь. Дюваль незаметно вышел в сарай, где у нас было оборудование для связи. Он долго не возвращался, и я понял, что-то случилось. Вспыхнула перепалка, и они прибегли к магии. Загнали остальных в соседнее помещение и заблокировали двери с помощью телекинеза, я ударил Фрайхофф «щитом», вроде как телекинетическим полем, и прорвался к двери. Дюваля нигде не было. Я сбежал со станции. Они догнали меня на побережье, на клифе. Мы сражались. Как бы сказать… снежками. Если человек сконцентрируется, то снежный шар резко освободит водород и кислород, а потом взорвется. Фрайхофф создала шаровую молнию, минуту мы перепихивали ее то в одну, то в другую сторону, разряд поразил меня в руку. До меня добрался ван Дикен и заставил мои глаза взорваться. А потом они столкнули меня с клифа и заключили в лед. Остальное ты знаешь.

– Значит, els и fomp, – повторил Драккайнен. – А отреагировали там, словно на Salvate Me. Что-то здесь не вяжется. Кто знал коды доступа к радиолярии?

– Дюваль и Халлеринг.

– И оба мертвы. Ладно, пусть. Об этом твоем Ледяном Саде начинают говорить. На Побережье Грифонов и на Пустошах Тревоги, вспоминают о нем в Волчьем Вое, Змеиной Глотке и в других портах. Ван Дикен тебя найдет. Сейчас он собирает армию, подчинил уже Людей-Змеев, и весной они попытаются покорить страну до Побережья. Нужно его остановить. Я сотрудничаю с кланом Людей Огня, которых он собирается покорить первыми. Ван Дикена нужно нейтрализовать.

– У меня здесь неполных тысяча человек. Из них четыреста способны носить оружие. Они могли бы удержать замок даже перед превосходящими силами противника, но как мне остановить регулярную армию? Сколько у него тех Людей-Змеев?

– Трудно сказать. Он похищает детей и превращает их в боевые машины. Еще собирает людей из других кланов, пользуясь чем-то вроде гипноза. Скажем так, что выставить может больше двух, но не более пяти тысяч людей. Я не прибыл сюда искать союза. Вовсе нет. Я предлагаю тебе битву за жизнь. Он ведь не оставит тебя в покое. У него свои помощники, шпионы на побережье, я знаю, что он собирает средства борьбы против других Деющих. А насколько я могу сориентироваться, этих местных не слишком много и они не едины. Они, скорее, пустынники и монахи. А это значит, что магами он считает только нас, землян. Тебя, меня, Калло и Фрайхофф. Кстати сказать, откуда эти таланты? Отчего каждый из наших сразу становится мастером магии, а местные чаще всего работают с ней хуже нас?

– У меня есть теория. Но не точный ответ. По одной из теорий, ключ – визуализация. Местные технологически находятся в эпохе, которую можно сравнить с развитой античностью или средневековьем. В зависимости от того, о какой культуре и с какой точки зрения мы говорим. Но существенно то, что эти люди лишены виртуального знания. Могут вообразить только то, что видели собственными глазами, а при их возможностях путешествовать – это очень немного. Тут тысячи километров преодолеваются за месяцы. В лучшем случае. Мы же происходим из медийной цивилизации. Цивилизации картинок. Каждый из нас знает, как выглядит вертолет или мумия Тутанхамона. Или частица воды, или поверхность Луны, даже если мы никогда не выезжали из Лиллехаммера. Каждый из нас знает, что внутри у акулы, как функционирует антигравитационный двигатель или ядерная боеголовка, кровяное тельце или клетка растения. Даже если мы не понимаем до конца, как что работает, мы, по крайней мере, видели это в тел-нете, в играх и фильмах. Нам показывали в школе. Мы видели, а потому можем себе представить. Здешние не знают целой массы вещей, потому что у них не было шанса их увидеть или узнать о них. Мы знаем о явлениях и вещах, которых и увидеть-то нельзя. И, скорее всего, для управления процессами с «М» визуализация имеет огромную важность. Возможно, сама эта сила тоже должна увидеть все, в голове мага. Чем бы она ни была, не реагирует на словесные команды в духе: «Столик, накройся!»

– А почему бы и нет? Местные же знают, как выглядит столик, колбаса, кувшин с пивом. Может, они и не видели «как оно возникает» в вопросах техники, но в таких-то делах проблем с визуализацией у них нет.

– А ты умеешь проворачивать такой номер? Материализовать что-то из ничего? Как раз этот фокус был бы исключительно сложен. Теоретически, продукты можно было бы откуда-то телепортировать, просто нужно точно знать, откуда и как. Превратить нечто из окружения, растений и животных можно, только нужно вообразить себе весь процесс на молекулярном уровне. В принципе реально, но дьявольски непросто. Ты бы закончил с полуживой токсичной колбасой, покрытой шерстью.

– Черт с ней, с колбасой. Ван Дикен растет в силе. Если мы не разберемся с ним, купишь себе, самое большее, месяц. К лету получишь тут Фермопилы. Он тварь. Мясник. Проводит этнические чистки и замирения, дрессирует своих людей, чтобы снять им всякие моральные тормоза. Склоняет их к каннибализму и кровосмешению, массовые пытки и экзекуции в его стране – развлечение. А единственный закон – его слово. Он сбрендил, понимаешь? Дошел до стадии, на которой Гитлер сам бы отправился к психиатру, и он уверен, что продолжает эксперимент. Научный и творческий. Хватает детей, подсаживает их и индоктринирует с помощью магии, а потом пакует внутрь бионического полуживого панциря. Делает из них боевых андроидов. Из детей лет двенадцати и младше. Ты этого хочешь для своих людей? Для своего города? Ты этого хочешь для Ледяного Сада? Aleo he polis[7] в следующем году? Даже если я тебя эвакуирую, те, кому ты дал тут дом, останутся. Будут взяты в его безумную армию, будут мучаемы, облиты драконьим маслом и сожжены живьем или пожраны. Ван Дикен всегда дает выбор в стиле Мехмета Великого: или капитуляция, дань и подчинение, или полное истребление. А я не могу провести эвакуацию, пока ван Дикен жив. Подлей мне. Я стараюсь визуализировать, что ван Дикен – это не только моя проблема. Даже не мечтай о каком-то там нейтралитете.