Игра в кроликов - Терри Майлз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Джонни? Твой двоюродный брат из Англии?
– А кто ж еще?
– Вы же поссорились?
– Не, это наши матери разосрались.
– И когда вы в последний раз разговаривали?
– На похоронах отца.
– Так, и… с чего он решил позвонить?
– Я ему вчера написала. Он сказал, что знает кого-то из той секс-секты.
– Серьезно?
– Ага, он вообще много кого знает.
Хлоя достает из рюкзака ноутбук.
– Я тут еще кое-что обнаружила, – говорит она.
– Что?
– На момент смерти министр Джессельман от имени ряда лоббистов разрабатывал законопроект, касающийся конфиденциальности в интер- нете.
– И что?
– И то. Среди лоббистов есть «Хрониклер Энтерпрайзис».
Она открывает ноутбук.
– Погоди, – говорю я. – Это же компания, которая выкупила квесты Табиты Генри?
– Она самая.
– Твою мать. Больше ты про них ничего не нашла?
– Только битую ссылку.
Хлоя загружает страницу, но вместо сайта появляется надпись: «Страница не найдена (ошибка 404)».
Под сообщением об ошибке красуется стандартное изображение: восклицательный знак в желтом треугольнике.
Это тупик, но что-то не дает мне покоя, и я не сразу понимаю, что именно.
– Шрифт, – доходит до меня.
– Что с ним?
– Он точно такой же.
– Как где?
– Как на странице с ошибкой, которую мы получили, когда отсканировали QR-код из музея.
Я загружаю сайт на собственном ноутбуке, и мы сравниваем две страницы: на одной ошибка 404 отображается под картинкой с крутящимся мячом, на другой – точно такая же ошибка написана над треугольником с восклицательным знаком.
Стиль страниц полностью совпадает.
– Только картинки различаются, – говорит Хлоя.
Мы залезаем в HTML-код через панель разработчика, но ничего полезного не находим.
– А это что? – спрашивает Хлоя, указывая на две похожие строки текста в самом низу обеих страниц. Они состоят из случайного набора цифр, букв и пробелов, а следом идет сообщение:
«Не удалось выполнить HTTP-запрос. Код ответа 404».
– Фигня какая-то, – говорю я.
Хлоя кивает.
– Или… погоди-ка. – Я вглядываюсь в экран.
– Что такое?
– У меня есть идея, – говорю я и отправляю страницы на печать.
– Не хочешь поделиться?
Я подхожу к принтеру, дожидаясь, пока он закончит печатать.
– Что ты делаешь?
Достав страницы из лотка принтера, я складываю их в стопку и рассматриваю на просвет.
– Сама посмотри, – говорю я, подзывая Хлою.
– Охренеть, – говорит она.
Посреди случайных цифр и символов, напечатанных у края страниц, отчетливо выделяется вразумительный текст. Ссылка: gatewickinstitute.com.
– Гейтвикский институт? Это еще что? – спрашиваю я.
Мы лезем в интернет, пытаясь отыскать что-нибудь полезное.
– Тут написано, что в семидесятых и восьмидесятых годах в Гейтвике проводили ряд исследований, связанных с экспериментальной медициной. Судя по всему, довольно сомнительных, – говорит Хлоя, пролистывая страницу.
Я ничего не нахожу, поэтому закрываю ноутбук и подсаживаюсь поближе.
– Что-нибудь еще нашла?
– Да, но немного.
Хлоя раскопала их адрес в Сан-Франциско, но он датирован 1987 годом. А свежей информации нет.
Судя по всему, Гейтвикский институт – это какой-то медицинский научно-исследовательский центр-тире-санаторий, обещающий душевный и телесный покой за вполне разумную цену.
Помимо собственности в Сан-Франциско, Хлоя находит рекламу, опубликованную в печатных изданиях примерно в то же самое время. Указанный номер телефона уже давно не существует, а сама реклама странная и не особо подробная: в Гейтвикский институт требовались люди, желающие поучаствовать в исследовании, балансирующем между испытанием новых лекарств и новомодных техник самосовершенствования.
Бывших работников института Хлоя тоже находит, но все они либо умерли, либо не пользовались соцсетями, либо и то и другое вместе.
Мы как раз собираемся пойти перекусить, как Хлоя вдруг показывает мне фотографию, открытую на телефоне. На ней изображено вытянутое краснокирпичное здание с высокими окнами, по обеим сторонам которого вдоль бетонных дорожек тянутся ровные ряды берез.
– Это где? – спрашиваю я. Во рту мигом пересыхает, а дыхание слегка учащается, застревая в горле.
– В Сан-Франциско. В 1982-м это здание вместе с несколькими другими принадлежало Гейтвикскому институту.
– Где ты его нашла?
– В даркнете.
– А больше ничего написано не было? – Я пытаюсь взять себя в руки, не забывать, где я и с кем, но сердце начинает биться все чаще. Глубоко втянув в себя воздух, я на несколько секунд задерживаю дыхание и лишь затем выдыхаю.
– Ты знаешь, что это за место, – произносит она.
Сорок – тридцать.
– Не факт, – вру я. – Может, и нет. – Голос так и норовит скакнуть.
– Все в порядке?
Равный счет.
– Да.
Но во всем теле царит тошнотворная легкость. Перед глазами танцуют черные крапинки, и зрение вот-вот сузится в единую точку.
Макинрой выходит вперед.
Я поднимаю взгляд на Хлою, но она смотрит вниз. На мои ноги, где я отстукиваю встречу Джона Макинроя и Джима Курье в четвертом круге Открытого чемпионата США по теннису 1992 года.
– К, говори, что случилось?
Я пытаюсь выдавить из себя улыбку, сделать вид, что все хорошо. Несколько раз медленно, глубоко вдыхаю, а потом поднимаюсь с дивана и иду к шкафу. Там я достаю с верхней полки архивный короб из черно-коричневого картона.
– Я знаю это здание, – говорю я, возвращаясь к Хлое и открывая коробку.
– И что это? – спрашивает она.
– Все, что осталось у меня от родителей.
Мы с Хлоей бесчисленное количество раз обсуждали свои семьи. Она знает, что мои родители погибли в кораблекрушении, а я знаю, как сильно она мучается из-за матери-алкоголички и сестры, которую в любой момент могут упечь в психушку из-за сильнейшего расстройства личности. Но эту коробку Хлоя не видела. Одно дело – рассказывать о прошлом, и совсем другое – встретиться с ним лицом к лицу.
Коробку уже много лет не открывали, но ее содержимое я помню четко и ясно.
Хлоя смотрит, как я выкладываю на кофейный столик потрепанные папки с документами, среди которых свидетельства о рождении, бракосочетании и смерти; бейсбольные и хоккейные трофеи, поводок и ошейник Руби, внушительную пачку старых фотографий и прочие пережитки далекого прошлого, получившие материальную форму.
– Господи. Ты до сих пор так одеваешься. – Она берет в руки фотографию, где на мне надеты простые джинсы и футболка с Дэвидом Боуи.
– Успокойся, – говорю я. Мне становится лучше. Присутствие Хлои помогает.
Полистав папки, я нахожу договор собственности на дом в Олимпии. К нему скрепкой прикреплено отксерокопированное фото.
– Твою мать, – говорит Хлоя.
– Ага. Я не понимаю, как такое возможно.
На фотографии запечатлены мои родители со своими друзьями, стоящие напротив кирпичного здания. Хлоя подносит ее к снимку из даркнета. Здания одинаковые: березы и дорожки совпадают точь-в-точь.
– Это тот же самый дом, – говорит Хлоя.
Угол обзора на фотографиях слегка отличается, но здание действительно то же самое. Мне хватило одного взгляда,