Игра в кроликов - Терри Майлз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что это, если не «Кролики»?
– Не знаю. Нам просто сказали, что нужно искать улицу, которой то ли нет, то ли не должно быть, – отвечает Карлотта. – Но никто не знал, где она, поэтому мы разделились на три группы по четыре человека. Мы с подругой присоединились еще к двум девушкам – лет, наверное, по двадцать.
Карлотта замолкает. Она расстроена, это видно.
– Все хорошо, не торопись, – говорит Хлоя.
Карлотта несколько раз глубоко вздыхает.
– Так. В общем, они были в полном восторге. Постоянно сверялись с картой, исписанной какими-то закорючками, – видимо, ориентировались по ней на местности.
– Не знаешь, откуда они ее взяли?
– Подруга сказала, что благодаря наркотикам они вошли в транс и просто автоматически писали все, что пришло в голову. Всякие слова, символы, узоры. Потом из них выбирались повторяющиеся последовательности, и уже на их основе строилась карта.
– И как, она привела вас к несуществующей улице? – спрашивает Хлоя.
– Ну, кстати, да, – отвечает Карлотта. – Но не сразу. Сначала девушки вдруг оживились, начали шептаться, что чувствуют его, что он близко.
– Кто?
– Серый Бог. Он якобы воззвал к ним, и они бросились бежать. Мы с подругой побежали их догонять, но в итоге они остановились через несколько улиц у входа в узкий переулок, старый такой, выложенный булыжником. Его не было на онлайн-картах. Гугл считал, что мы стоим перед домом. Меня, кстати, удивило не только это.
– А что еще? – спрашивает Хлоя.
– Вокруг никого не было, хотя был вечер пятницы.
– И что? – говорит Хлоя. – Такое бывает.
– Нет. В Лондоне – не бывает. Здесь постоянно полно народа.
Карлотта ненадолго замолкает – видимо, вспоминает неестественную тишину пустых улиц.
– А что потом? – не выдерживаю я.
– Моя подруга попросила девушек подождать остальных, потому что мы должны были пойти в переулок все вместе, но они не послушали. Сказали, что их зовет Серый Бог и что ждать он не будет. Потом они взялись за руки и вошли в переулок. До сих пор слышу, как их каблуки стучат по камню, а они идут, держась за руки, в темноту. Моя подруга скинула остальным адрес, и мы пошли за девушками.
Карлотта замолкает, отпивает воды и продолжает:
– И вот тогда началась какая-то полная дичь, – произносит она.
– В смысле? – спрашивает Хлоя.
– Ну, сложно объяснить, но… в самом конце переулка что-то… появилось.
– Появилось? Что? – спрашиваю я.
– Какое-то расплывчатое пятно… но оно постоянно менялось. Прямо как в фильме ужасов. Стало очень темно, но только в переулке – мы даже не могли разглядеть девушек, которые шли впереди. Мне вдруг резко захотелось сбежать. Я чувствовала, как что-то надвигается.
– То есть что-то хотело тебя поглотить? – переспрашивает Хлоя.
– Нет. Хуже, – отвечает Карлотта.
– Хуже? – говорю я. Во рту пересыхает, и жар волной расходится по телу, затуманивая разум.
– Оно хотело поглотить всех, – произносит Карлотта.
Судорожно вздохнув, я пытаюсь взять себя в руки. Бросаю взгляд на Хлою – она встревоженно смотрит на меня, сцепив руки в замок между колен так, что побелели костяшки.
– Ну, в общем, я сразу же схватила подругу за руку, и мы побежали оттуда ко всем чертям, – продолжает Карлотта.
– А что стало с девушками? – спрашиваю я, хотя знаю ответ.
– Пропали, – отвечает она.
– И в переулке не было никаких дверей? – уточняет Хлоя.
– Ничего там не было. Только тупик. Ни дверей, ни заборов. Когда мы добрались до остальных, то рассказали, что случилось, а они все обрадовались и потребовали срочно отвести их к этому переулку. Мы вернулись, но переулок пропал. Улица была та же, но на месте переулка оказалась стена.
– Ты уверена, что вы не заблудились? – спрашивает Хлоя.
– Абсолютно. Больше ничего не изменилось. Уж не знаю, что случилось с девушками, но явно ничего хорошего. Я всю ночь не спала, а утром позвонила подруге, хотела спросить про переулок и уговорить ее срочно уехать из этой секты. Но было поздно.
– Она тоже пропала?
– Нет. Умерла.
– Что случилось? – спрашиваю я.
– Сердечный приступ. Но ей было всего двадцать восемь.
Мы с Хлоей переглядываемся.
Барону было всего тридцать девять.
28. Ракета
– Поезд прибыл на станцию «Уэстлейк», – раздается слегка искаженный роботизированный голос, и полупустой вагон замедляется и останавливается.
Хлое нужно было пойти поработать, поэтому я решаю съездить на рынок Пайк-плейс, купить что-нибудь к ужину.
Я выхожу из метро и смотрю на свинцовое небо. Дождя пока нет, но есть большой шанс, что это ненадолго. Спрятавшись за капюшоном от холодного солоноватого ветра, дующего со стороны океана, я поспешно иду к Третьей авеню.
Я как раз раздумываю над тем, что приготовить (пока в голову приходит только рыба с макаронами), как вдруг одновременно происходит сразу несколько вещей: во-первых, я замечаю черный спортивный автомобиль – новенький «Ауди», кажется, – который проскакивает на красный, резко поворачивает и устремляется в мою сторону; во-вторых, в противоположном конце улицы появляется Суон со своими блондинистыми близняшками, которые тоже идут ко мне; и, наконец, словно одной машины и Суон с близнецами мне не достаточно, еще два автомобиля с визгом шин разворачиваются и мчатся на меня по встречной полосе, с обеих сторон прижавшись к «Ауди».
И вот в мою сторону едут три автомобиля.
Развернувшись, я бросаюсь бежать со всех ног, но понимаю: если хоть одна машина не остановится, столкновения не избежать.
Когда между нами остается буквально несколько метров, на перекресток вдруг вылетает белый фургон и останавливается. Машины, резко вильнув, уходят в сторону, как в какой-то игре, а я замираю, уставившись на раздвижную дверь. Точнее, на логотип химчистки «Золотая печать» – компании, номер телефона которой, по словам Рассела Миллигана, принадлежит Хейзел.
Дверь отъезжает в сторону.
– Залезай, – произносит незнакомый мужчина.
Я запрыгиваю в фургон, и он захлопывает за мной дверь.
Фургон срывается с перекрестка.
Внутри химчисткой даже не пахнет: обстановка скорее напоминает дорогостоящий походный трейлер, чем рабочий фургон. Нет даже оборудования: его место занимают два небольших бежевых диванчика из тика, между которыми стоит прямоугольный журнальный столик.
Мужчина, открывший мне дверь, присаживается на диван. У него карие глаза и черные как смоль волосы.
– Я получил твое сообщение, – говорит он и жестом приглашает присесть напротив.
Ему лет сорок; говорит он с легким британским акцентом, но я не понимаю, кто он по национальности: может, турок или итальянец. Он одет в черный костюм, явно подогнанный по стройной фи- гуре.
– Какое сообщение? – спрашиваю я.
– Это, – отвечает он и включает запись на телефоне. В