Ежевичная водка для разбитого сердца - Рафаэль Жермен

– Девушка, о которой я тебе говорил тогда, у Гаспара, – продолжал Максим, не обращая внимания на мою обвиняющую бровь.

– Та, чокнутая?

– Нет, – терпеливо объяснил Максим, – не Марианна. Та девушка, с которой я был, когда начал писать детективы. Которая терпела меня восемь лет, пока я мнил себя новым Рембó.

– Никак не меньше?

– Надо метить высоко, ты не находишь?

Я покачала головой. Сама я никогда не метила высоко, тем более на такие вершины, как Рембо. Я даже испытывала что-то вроде недоверия с легкой примесью презрения к профессиональным амбициям. Хорошая тема, подумалось мне, для Жюли Вейе.

– В общем, – продолжал Максим, – это я ее оставил. Один из нас давно должен был это сделать, все было из рук вон плохо, но мы так крепко любили друг друга, что оставались вместе. Но парой мы больше не были. Привязались друг к другу, привыкли… Скучно, да?

Я пожала плечами. Держалась ли я за Флориана, потому что привязалась к нему? Привыкла? Отчасти – да. Но тут было и нечто большее, по крайней мере, так мне казалось.

– Короче, я ушел, – сказал Максим, – и это разбило мне сердце. – Я вспомнила слезы в его глазах, в то утро, у Гаспара, когда очень личное страдание Марианны причинило ему боль. – Это, пожалуй, не сравнить с твоей историей, – добавил Максим. – Но в моем списке бед это – несчастная любовь. Ведь… нам всегда хочется, чтобы это не кончалось, правда?

Я смотрела на него и молчала. Боялась, что заплачу, если открою рот, или наговорю глупостей типа: «Да, но у меня это правда не должно было кончиться».

– Я часто задаюсь вопросом, – сказал Максим, – есть ли люди, которые… которых не подкашивает конец их связей. Есть ли такие, что считают это частью игры.

Я вспомнила Флориана, каким он был вчера, спокойного и рационального, несмотря на нервозность.

– Пожалуй, есть, – сказала я.

– Тем хуже для них.

– Да уж… ты поймешь, что мне трудно найти прекрасное в интенсивности моих нынешних переживаний.

Максим улыбнулся мне:

– Fair enough[54].

– Ты думаешь, когда-нибудь я извлеку из этого урок? Мои друзья говорят мне это иногда, и мне, естественно, хочется их поколотить, но…

– Конечно, уверен, что да.

– Знаешь, что меня больше всего напрягает?

Я говорила с Максимом так свободно, что сама себе удивлялась. Мне понадобилась тысяча околичностей (и несколько коктейлей), чтобы изложить все это Катрин и Никола. Может быть, потому, что я больше боялась их ответов, – зная меня как облупленную, они видели мои слабые места, о которых я и сама не догадывалась. Перед Максимом я была еще цельной и не имела четкой формы. Он мог лишь принимать то, что я о себе говорила. Правда, я старалась от всей души не лгать ему, не приукрашивать действительность и не скрывать некоторые мои стороны, которые мне самой не нравились. Не потому ли, что он прямо-таки излучал невероятную прозрачность? Я подумала, что совсем его не знаю: а что, если меня водит за нос хронический невротик и коварный злодей, а по совместительству – один из лучших актеров в городе? Но в это утро мне хотелось быть искренней, открытой и душевно здоровой.

– Что тебя больше всего напрягает? – спросил Максим.

– Что… Мой «бывший» наговорил мне вчера таких вещей… – Я уже все ему рассказала: про «Билли», наезды Флориана на мою якобы пассивность, мои слезы и мой театральный уход. – Насчет моей… – даже слова все еще были мне унизительны. – Моей нехватки драйва. Я вот думаю, что, если когда-нибудь мне придется извлечь урок из этой истории, это меня втройне напрягает. И еще больше – мысль, что мне пришлось пережить эту чертову несчастную любовь из-за… я себя не на помойке нашла!

Максим рассмеялся.

– Я тебя мало знаю, Женевьева, но, судя по тому, что я видел, драйва у тебя – выше крыши…

– О’кей, не надо намеков на мое сексуальное поведение, я еще слаба. И потом, Флориан говорил не об этом драйве.

– Я знаю. А ты… – Он поколебался, глядя мне в лицо, словно спрашивал себя, может ли задать вопрос, который пришел ему в голову.

– Что – я?

– Ты… ты можешь мне сказать, что это не мое дело, но… ты не думаешь, что твой «бывший», может быть, в чем-то прав?

– Ну, знаешь!

Боже мой, какая же я обидчивая, особенно когда мне говорят то, чего я не хочу слышать. Максим поднял руку, словно выбросил белый флаг. Я сделала над собой усилие: разговор с Максимом был мне во благо, я это понимала. Надо перетерпеть – это как лечение, уколы и горькие пилюли!

– Я думаю, он прав в том, что я отдаюсь на волю событий, – сказала я спокойнее. – Но… что в этом плохого? Разве я этим мешаю кому-нибудь жить?

– Ну… себе, может быть?

– Ладно, хватит. Слишком ты проницательный. Мы еще мало знакомы.

– Ты задала мне вопрос!

– А я не хотела правдивого ответа. – Я пристально посмотрела на него. – Ты, наверно, из тех мужчин, которые отвечают честно, когда девушка спрашивает: «Я в этом очень толстая?», да?

– Ты не представляешь, сколько раз я оказывался из-за этого в дерьме! – смеясь, ответил Максим. – Но все, что я хотел сказать, это… если тебе хорошо, как есть, твой «бывший» может утереться, и это, наверно, к лучшему, что вы больше не вместе. Но если тебе хоть мало-мальски нехорошо…

– Я знаю, знаю…

Я принялась нервно теребить рукава свитера. Мне было слишком «нехорошо» с тех пор, как Флориан меня бросил, чтобы подумать над этим вопросом на трезвую голову, и я боялась того момента, когда мне наконец станет лучше и придется всерьез спросить себя: хорошо ли мне?..

– Он еще сказал мне, перед тем как я ушла… я говорила, что он всегда обращался со мной, как с ребенком, и он сказал, что, может быть, я сама хочу, чтобы со мной обращались, как с ребенком…

Я посмотрела на Максима, ожидая энергичных возражений, но он ничего не сказал. «Я боюсь, – чуть не добавила я, – что Флориан прав, я даже сама недалека от мысли, что он прав», – но промолчала. Максим смотрел на меня, видимо, ожидая, что я заговорю, или просто читая ответы в моих нервных движениях и несчастном лице. Потом он вдруг взял меня за руку, притянул к себе и поцеловал.

– Н-н-нет, – промычала я без особого убеждения, но его губы уже накрыли мои, а от его рук на моей груди меня пробирала дрожь до кончиков ног.

– Идем, – сказал он, целуя меня и увлекая в мою комнату.

– Нет… опять я отдаюсь на волю событий…

Я уже стояла, уцепившись за него руками, ногами, губами. Он взял мое лицо в ладони, посмотрел на меня своим слишком пристальным взглядом, кивнул и, снова поцеловав, оторвал от пола и отнес на постель.