Ардагаст и братство тьмы - Дмитрий Баринов

Отряд Сигвульфа, нещадно избивая орду, гнал её до ущелья, где Щугор выходил из пармы. Здесь их нашёл сокол-нур с приказом царя — от ущелья идти на юг, к главным силам. Дружина остановилась передохнуть. Кое-кто из сарматов принялся снимать с трупов незнаемых грубые украшения из золота и самоцветов. Сигвульф, заметив это, проучил плетью забывших обет, а царевичи добавили. Печорцы обета не давали, а потому усердно грабили, надеясь потом обменять добычу у пермяков на железо.

Все были довольны победой. Лишь Хилиарх мрачно смотрел на поле боя. Щугор в ущелье был запружен трупами, и вода в нём покраснела от крови. Тела уродливых подземных выходцев устилали лес. Многие были изрублены, заколоты, пронзены стрелами, затоптаны конями. Едва ли не больше было утонувших, задавивших или затоптавших друг друга во время бегства. Всюду кровь, вывороченные внутренности, торчащие из ран переломанные кости. Раненых добивали печорцы. Росомахи подбирались к мёртвым и умирающим, и волки скликали своих на пир.

Хилиарх поднял тяжёлый взгляд на бронзовщика:

— Скажи, Харикл: есть ли бог, клятву именем которого ты не посмеешь нарушить?

— Да. Элагабал, бог солнца. У нас в Эмесе его почитают превыше всех богов.

— Так вот, поклянись Элагабалом, что никогда не употребишь этого зелья против людей. Оружие, которое лишает людей разума, а воинов превращает в мясников, — это оружие демонов и злых богов, и только с ними можно им сражаться. Иначе мы можем обезлюдить мир.

Харикл согласно кивнул. Ему, мирному ремесленнику, претила бойня. Даже учинённая во имя Солнца и для спасения целого края.

Остатки полчищ Корт-Айки столпились у выхода Подчерья из ущелий Иджид-пармы, гонимые отрядами Зорни-отыра и Вишвамитры. Но Железного Старика не могло укротить даже поражение богов. Набрав в колдовскую деревянную чашу воды, он призвал Морского Старика, отца рек и источников. Внезапно Подчерье превратилось в бурный многоводный поток, разлившийся по тайге. Из земли забили десятки, сотни ключей. Вскоре вода дошла лошадям до брюха. Земля же под их копытами стремительно превращалась в трясину. Со склонов пармы незнаемые довольно хохотали, уцелевшие разбойники кричали росам и манжарам: «Утонете, как крысы, в своих панцирях!»

Но водяные чары кузнеца столкнулись с солнечными и земляными чарами трёх шаманов и двух волхвинь. Стало жарко, будто в далёких южных пустынях. Вода быстро исчезла, обратившись в пар, земля высохла. Корт-Айка колдовал снова и снова, призывал других хозяев влаги — Мать Облаков, Отца Ледяных Гор. Новые потоки воды обрушивались на росов, но тут же испарялись, уходили в землю. Кузнец знал ещё немало опасных чар, но какая-то усталость всё больше овладевала им. Устало не выносливое тело — душа. Что он делал половину жизни? Убивал, грабил, колдовал, лишь бы доказать свою силу всем, и прежде всего — самому себе. Вот и стал врагом всем людям. А дальше — всё то же? Мир велик, и незнаемые весь его готовы опустошить. Только, видно, есть предел всякой злой силе. Вот он его и нашёл... А ведь когда-то, на Днепре, его не боялись, а уважали.

Тем временем пермяки и амазонки поднялись на парму и с юга ударили на незнаемых. И всё скопище, не выдержав, бросилось наутёк. Многие бежали через парму, ещё больше — через ущелье, и в нём возникла такая же свалка, как на Щугоре. Кузнец, оставив чары, обречённо отбивался мечом и обитой железом палицей. Железный Старик не мог одного — сдаться.

Вдруг на скале над ущельем появилась одинокая всадница на чёрном коне. Пышные чёрные волосы раскинулись по красному плащу. Амазонки первыми воздели руки, приветствуя её, следом — и остальные росы. Её почитали под именем Мораны, Артимласы, Анахиты. Ларишка же звала Анахитой и Ладу — Мать Мира, и её дочь-воительницу. Лишь манжары и пермяки не знали богини войны и смерти, хотя и не путали росскую богиню со злой Йомой-Ягой. Всадница подняла меч. Росы и их союзники замерли, готовые по её зову обрушиться на любого врага. Но голос богини был спокоен и чист:

— Воины Солнца! Прекратите бой. Пусть они уйдут навсегда туда, откуда пришли. Они незнаемые, но всё же люди. Им нелегко жилось там, под землёй, среди неведомых вам зверей и чудовищ. Тебе же, кузнец Громобой, там не место. Если ты выучишь их ковать железо, они натворят ещё больше зла. Ты рождён в этом мире, и пусть тебя судят его люди.

Всадница указала мечом на восток, и незнаемые потянулись туда, шагая по трупам своих сородичей, запрудившим Подчерье. Кузнец мысленно позвал жену, сыновей, Яг-морта. Никто не откликнулся. Значит, все уже у Чернобога. Нет, отозвался самый младший. Слабый, магкотелый. Правда, усердный и способный к тонкому литью. «Уходи, сынок! Только не с этими. И не живи так, как я». — «А как жить?» — донёсся мысленный голос сына. «Не ведаю. К людям иди, к тем, кто нас не знает».

Кузнец спешился, привалился спиной к скале, сжимая меч и палицу, красные от крови. Воины окружили его тесным полукольцом. Всеслав-дрегович покачал годовой:

— Эй, Громобой! У нас про тебя песни поют: как поднял ты людей на злого хозяина Чёртова леса. И будто куёшь ты теперь у Сварога на небе. Но ещё вернёшься...

Седовласый кузнец встрепенулся, глаза его засветились надеждой.

— А если и впрямь вернусь? Я ведь ковать с тех пор ещё лучше стал, здесь любой вам скажет...

— Вернуться? — зловеще оскалился Кудым-Медведь. — Попробуй пройди туда через пермяцкие земли, Корт-Айка!

— Так попробуйте здесь убить Железного Старика!

Пермяки разом бросились на ненавистного разбойника. Перя с Кудымом выбили у него из рук оружие. Но ни мечи, ни копья, ни палицы даже не ранили его, всякий раз натыкаясь на незримую преграду. Кузнец горько рассмеялся:

— Заклятие неуязвимости. Сам составил. — Взгляд его померк, голова опустилась. — Устал я. От жизни устал... Чтобы снять заклятие, нужно мой шаманский пояс разрубить.

Кудым взмахнул мечом, но клинок снова уткнулся в колдовскую преграду. Корт-Айка осклабился зло и тоскливо. Даже вечная игра со смертью перестала его радовать. Ударил мечом Лунг-отыр. Молния вспыхнула вдоль лезвия, и колдовской пояс, увешанный амулетами, распался. Манжар вонзил клинок в сердце кузнеца. Тот, словно не чувствуя боли, облегчённо вздохнул и осел наземь. Отыр наклонился, сгрёб в кулак его длинные седые волосы, привычно и умело провёл акинаком вокруг головы и с торжествующим видом поднял окровавленный скальп.

Перя задумчиво шёл по тайге, усеянной трупами. Вдруг его взгляд привлекла молодая женщина. Её красивое сильное тело было прикрыто лишь длинными волосами да ещё шерстью, густо покрывавшей его ниже пупка. Женщина, пытавшаяся выбраться из-под мёртвой лошади, с испугом взглянула на непобедимого вождя пермяков. Оружия у неё не было. Перя одной рукой приподнял за ногу конский труп. Женщина выбралась из-под него, удивлённым взглядом окинула могучего воина с кудрявой бородой, не торопившегося ни убивать, ни насиловать её, потом со всех ног бросилась в чащу.

— На лешачку твою, верно, похожа? — спросил подошедший Кудым.

Перя ничего не ответил. Свою первую жену он отнял у побеждённого им лешего. Привёл в отцовский дом, не давал обижать, терпел насмешки родичей. А потом сам убил, когда оказалось, что лешачка и среди людей сохранила повадки нечисти. Любила, например, человеческое мясо.