Ардагаст и братство тьмы - Дмитрий Баринов

Взоры многих обращались к Милане. Но волхвиня, раненная в голову каменным топором какого-то отчаянного безголовца, с трудом приходила в себя. Склонившийся над ней Сигвульф с тревогой думал о том, что будет, если незнаемые оправятся от испуга и бросятся на скованных колдовским взглядом воинов.

Всеобщее настроение передалось Хилиарху. Стряхнув с себя оцепенение, он хлопнул по плечу Харикла:

— Держись, алхимик! Видишь, не так эта горгона сильна, как твердят поэты!

Бледный как мел бронзовщик с трудом проговорил:

— Порошок... Мешочек ещё остался...

Хилиарх быстро взял у него мешочек, протянул молодому дружиннику-нуру:

— Что приуныл, Гостята? А ну, соколом!

Враз повеселевший юноша понимающе тряхнул русыми кудрями, обернулся соколом, взлетел. Хилиарх с замирающим сердцем следил за ним: выдержит ли взгляд горгоны так близко? Вот сокол полетел куда-то в сторону, потом набрал высоту и, оказавшись над головой богини, обрушил на неё облачко голубовато-зелёной пыли. Люди, цепеневшие под взглядом ведьмы, ясно увидели, как задёргались её волосы-змеи, исказилось от ужаса безжалостное красивое лицо, и чудовище, судорожно взмахивая крыльями, понеслось прочь. Сокол летел следом, посыпая страшную богиню египетским порошком. Воины разразились ликующими криками.

— Вот додумались, молодцы! — раздался голос Миланы. — Хорошо хоть ветер мой не утих, а то бы просыпалась эта дрянь прямо на нас... Погодите радоваться, сейчас она вернётся. Жаль, солнца не видно. Сигвульф, зажги огонь!

Волхвиня достала из сумы серебряное блюдо с Артемидой и факел. Гот зажёг его. Вскоре горгона и впрямь вернулась. Её лицо, прежде по-змеиному холодное, теперь пылало яростью. Милана, напевая заклятия, направила в её сторону блюдо. Сигвульф держал перед ним факел. Серебристый луч ударил в небо, и вдоль него понеслась прямо на горгону юная богиня верхом на златорогой лани, в короткой тунике, с луком в руках. Перед богиней бежали, приплясывая, два шамана в трёхрогих шапках, потрясая каждый двумя мечами. Полупрозрачные тела богини и её спутников сами состояли из чистого, яркого света. Сияющие стрелы полетели в крылатую ведьму, и та, не выдержав, помчалась прочь. А остановившееся было скопище побежало к Щугору теперь уже без всяких чар. Сарматы и печорцы ринулись следом, истребляя бегущих.

Отважный сокол-нур подлетел к отряду у самой реки.

— Напоследок хотел ей в рожу вцепиться, а она как глянула! Я — сразу камнем вниз, да в лесу спрятался, а то бы и впрямь... закаменел.

— Нам всем ещё повезло! — махнула рукой Милана. — Это была из трёх самая молодая. Две другие, баба и старуха, посильнее будут.

Отряд Вишвамитры приближался к Иджид-парме, когда с заснеженного Тельпосиза сорвался ледяной ветер и понёсся, валя деревья и засыпая тайгу снегом. Огромная просека стремительно приближалась к росам, а над нею с рёвом летел, потрясая палицей, косматый седой бог в белом плаще. На земле, вторя богу, торжествующе ревел Яг-морт, хотя ели валились прямо на его воинов. Сердца пермяков дрогнули. Это уже не чудовище вроде коршуна Йомы. Сражаться с богом, грозным богом северного ветра? Им, людям? Ни в каких песнях такого нет. Смертный может богу только молиться или звать на помощь другого бога.

Пермяки поминали Ена, Золотую Бабу, Шунду-Солнце, Грозового Охотника. Только где они все, если осеннее небо обложено серыми облаками, а для гроз уже не время? Но тех, кто сражался у Золотой горы, Владыка Ветров больше не мог устрашить.

— Летим! — воскликнул Лунг-отыр, обернувшись к пермяцким князьям, и поднял к небу оба клинка.

Следом подняли своё оружие Кудым и Перя, и снова зазвучало на двух языках могучее заклятие. Не видно в небе Светлых богов? Зато есть люди, силой духа подобные богам! А ещё есть племя, и не одно, что вырастило таких людей и поставило их впереди себя, трое лесных князей снова взмыли в небо, навстречу приближавшейся буре.

А на верхушках двух вековых елей сидели два больших златоклювых ворона: Аристей и обернувшийся птицей Або. Между ними, преграждая путь ветру, засветилась золотистая завеса. Ветер нёсся не прямо с севера, а с востока, и многоопытные солнечные шаманы надеялись удержать его вдвоём.

А с севера приближалась на золотых крыльях другая злая сила — горгона, средняя из трёх. Воины уже видели её беспощадный лик, увенчанный клубком змей. Тела и души цепенели от холода и страха. Испуганно всхлипывали молодые амазонки. Ардагунда прикрикнула на них:

— Не хныкать, девчонки! Мужчины на вас смотрят! А кто побежит — именем богини прокляну... и высеку!

Меланиппа тряхнула чёрными кудряшками:

— Холодно совсем... Пересвет, сыграй, а мы спляшем!

Негнущимися пальцами гусляр провёл по струнам и почувствовал, как вливается в руки привычная добрая весёлая сила — от прадеда Велеса. Вот он, вырезанный на коробе, под струнами, — луннорогий, на троне, с гуслями в руках, и внимают его игре птицы, олени, львы... Всё громче, уверенней зазвучала венедская плясовая. Соскочили с коней пермяки, амазонки, манжары, заплясали кто во что горазд. Выделывали немыслимые коленца даже оборотни — туры и волки, кто на четырёх ногах, кто на двух. Меланиппа вовсю вертела, взяв за лапы, Волха — Седого Волка. Огромный индиец выбивал ногами дробь перед Ардагундой.

Потом зазвучала воинственная мелодия древнего танца арьев, и воители пошли вприсядку, потрясая мечами, копьями, секирами. Звеня секирой о меч, вихрем носилась с развевающимися золотыми волосами царица амазонок. Оторопело глядели на всё это незнаемые и не смели напасть. Таёжные разбойники и бесы только качали головами. Они-то мнили себя храбрее всех в лесу... И откуда взялись такие люди, что перед самым грозным богом не отступают, на самую страшную богиню и не смотрят, ещё и пляшут в такой час?

Богиня в ярости сжимала медные кулаки. Древний танец, посвящённый Митре-Солнцу, ослаблял смертоносную силу её взгляда. Ни пляшущим воинам, ни воронам-шаманам словно и не было до неё дела! Неизвестно, какие страшные чары обрушила бы она в злобе и досаде на людей, но тут с запада подлетела золотистая утка. В когтях у неё было парфянское серебряное блюдо с царём-всадником. Старая Потось не вмешивалась в схватку мужчин с грозовым коршуном, но теперь настало время женских чар. Ардагунда воздела руки, и они засияли ярким светом. Отражённый блюдом луч света, в котором золотое сияние смешивалось, играя, с серебристым, устремился к горгоне. А вдоль него поскакал всадник на златогривом коне, с грозно поднятым мечом. Рядом с его головой летели, ослепительно сияя, два маленьких светила — солнце и луна. Их некогда вырезал на блюде мудрый Бурморт.

— Мир-сусне-хум! — в восторге закричали манжары.

— Шунда! Даждьбог-Хорс! — вторили им пермяки, нуры, амазонки.

Горгона бросила на людей ещё один злобный, леденивший душу взгляд и умчалась на север, гонимая Солнечным Всадником.

А рядом в небе шла ещё более суровая и опасная битва. Золотистая завеса, созданная двумя шаманами, трепетала под натиском ветра. Обрушься на неё сам седовласый бог с палицей — тонкая магическая преграда не выдержала бы. Но вокруг великана вились три могучих воина, казавшиеся рядом с ним не больше годовалых младенцев. Они с трудом уходили от страшных ударов палицы, способной сокрушить земляного быка. Поднятый ею вихрь заставлял их кувыркаться, падать, относил далеко в сторону, но они снова и снова осыпали бога пучками молний. Палица его уже обуглилась и потрескалась, белый плащ и красный кафтан были усеяны обгорелыми дырами. Старый бог всё больше уставал, но нелегко было и его врагам, особенно Лунг-отыру. Воину-шаману приходилось защищать не только себя, но и обоих пермяков от чар Яг-морта и Сизью. Дикий человек колдовал с земли, а ведьма летала в облике совы и науськивала на бойцов своих духов — уродливых остро-, ухих птиц.