47 - Алексей Чумаков

Вопросы без ответов заставили меня провести собственное расследование, на которое я потратил много времени и сил. Не буду подробно описывать, что я предпринимал, с какими людьми общался и в каких местах побывал, это сейчас совсем не важно. Но в результате мне удалось раскопать интересные факты, которые, безусловно, сделали мою историю более прозрачной, хотя менее удивительной от этого она не стала.

Человеческая фантазия не способна придумать столь запутанный сценарий, который порой подкидывает нам судьба. Поражает то, что, несмотря на все хитросплетения, на деле все оказывается просто. Впервые я столкнулся с таким стечением обстоятельств, которое заставило меня сначала покончить с собой, а после спасти свою жизнь. Но все по порядку.

Я действительно умер. Тем, кем я был, мне уже никогда не стать, но это скорее касается моего мироощущения. О физической смерти могу сказать, что была и она, только длилась чуть больше трех минут.

Я не видел никаких туннелей и света, хотя это вовсе не значит, что я не верю в жизнь после смерти. Помню лишь свою уверенность в том, что делаю, правда, только до того момента, как выбил из-под ног стул. А дальше была адская боль, словно мое тело вот-вот разорвется напополам. Шейные позвонки не рассчитаны на то, чтобы выдерживать на себе вес тела, но, к счастью, мои выдержали.

Стянутая кожа горела так, что вскоре я просто перестал ее чувствовать. Это как если подставить руку под ледяную воду: вы отдернете ее с уверенностью, что ошпарились кипятком. Шею обжигает так, что через секунду кажется, будто в нее вкололи анестезию, и чувствительность напрочь пропадает.

К слову о наркозе, у меня было чувство, что голова буквально лопается, словно в нее вогнали сотню кубиков лидокаина, и она начала раздуваться. Это вполне естественно, поскольку кровь, циркулирующая в организме под давлением, вдруг перекрывается в одном месте и не находит оттока.

Что касается глаз, то я был уверен, что они вылезут из орбит. Это больно. Несмотря на то, что они все-таки остались на месте, капилляры полопались так, что даже через несколько недель я не мог моргать без боли. Помню, как хрустнул кадык. Мне опять-таки повезло, что он не лопнул, хотя его сильно сдавило, и адамово яблоко чуть не прилипло к позвоночнику вместе с основанием языка. Удушение же я не успел почувствовать, а просто начал терять сознание. Кислорода от одного вдоха хватает больше, чем на минуту, но продержаться столько времени в сознании при смертельно стянутой сонной артерии невозможно.

Эта пытка длилась всего несколько секунд, но казалось, что она не закончится никогда. Я медленно угасал, чувствуя, как силы покидают меня. Время остановилось, и все ощущения превратились в жвачку. Они тянулись, замедляясь с каждым мигом, и у меня была возможность внимательно «рассмотреть» их во всей красе. Так я и умирал – мучительно и, как мне показалось, долго. Но судьбе было угодно, чтобы я открыл глаза.

Первое, что я увидел после, – серый, тускло освещенный потолок. Я не мог понять, где я и что произошло, пока ко мне не подошла девушка в белом халате.

– Ух ты! С возвращением! – воскликнула она.

Взяв меня за руку, она вытерла пот с моего лба и рассказала, что я уже третий день нахожусь в реанимации.

– Мы думали, что ты не выкарабкаешься, но раз уж пришел в себя, то жить тебе теперь долго и счастливо!

Вскоре меня перевели в палату, и через месяц, пройдя реабилитационный курс, я вышел из ворот больницы, предоставленный самому себе и своей новой жизни. Правда, еще около месяца пришлось посещать кабинет психиатра три, а то и четыре раза в неделю. Но, когда отголоски произошедшего стихли, я вошел в свой привычный ритм, чему был несказанно рад.

Первое время я жил у родителей, так как вернуться в свой дом не хватило смелости. Конечно, можно было бы, стиснув зубы, пуститься навстречу воспоминаниям, но прошло слишком мало времени, да и Мазох никогда не был мне симпатичен. В общем, пока я пытался свести на нет свои страхи при помощи гипноза и приятного общения со специалистом, родители продали мою квартиру, понимая, что вернуться туда я уже не смогу. Я оказался там лишь однажды – в день переезда, когда закончилась погрузка вещей в контейнер. Мне нужно было принять работу.

Последнее, что вынесли рабочие, – зеркало из ванной. Я с грустью улыбнулся – это показалось мне очень символичным.

– Вроде все. Гляньте там, ничего не забыли? – небрежно выкрикнул парень в пыльном комбинезоне и лениво поплелся на улицу. Я же остался перед открытой дверью один на один со своим страхом, сделавшим мою жизнь невыносимой.

За окном наступил вечер, и последние лучи солнца еле заметно гладили голые стены уже не моей квартиры. Я не спеша переступил порог.

Ностальгия очень похожа на любовь. В ней тоже уживаются противоречивые чувства: страх, нежность, грусть, радостное предвкушение нового, сомнение и одновременно с этим уверенность в правильности решения. Целый букет ощущений, дурманящий голову и щемящий сердце.

Я прошелся по комнатам, вдыхая прошлое, не представляя, что ждет меня в будущем.

– Ну что, видимся в последний раз? – Я заговорил с квартирой, словно с живым существом. – Спасибо за все, мне было хорошо здесь. Иногда страшно, иногда слишком одиноко, но было неизменным то, что я считал тебя своим домом. Пожалуй, это самое главное. Спасибо, что согревала и защищала что есть мочи от всего того, что готовил для меня мир за окном. Спасибо за приют. – Я закрыл форточку. – Надеюсь, больше никогда в твоих стенах не повторится та же история с кем-нибудь другим. Прости нерадивого хозяина и прощай.

Я прислонился к стене и, помолчав с минуту, вышел за порог.

Это был последний раз, когда я заходил туда. Хотя мне еще пришлось бывать в тех краях, заглядывать в подъезд и проходить мимо сорок седьмой квартиры, но об этом чуть позже.

Вам, наверное, интересно узнать, как я выжил? Видимо, еще не пришло мое время. Спас меня тот самый мужчина в очках, который допрашивал меня вместе со своими коллегами. Утром он прослушал мое сообщение на автоответчике. Шаги наверху тоже записались, что и послужило главной причиной его приезда. К счастью, перед тем как повеситься, я открыл дверь, чтобы ушла собака, а в девять часов и три минуты он заглянул в мою квартиру и увидел меня болтающимся на веревке. Если бы он пришел на минуту позже, я был бы уже окончательно мертв.

Чуть позже он рассказал мне, что в ту же субботу, двадцать восьмого сентября, ими был найден еще один повесившийся человек. Самоубийство случилось в доме напротив, и это была та самая неприметная девушка, что конспектировала мои показания. Его коллега. Они проработали вместе два с лишним года, и его шокировала эта новость, но заговорил он об этом не потому, что проникся нашей с ней схожей историей. Дело было в том, что в ее мобильном телефоне два последних исходящих вызова были на мой номер. Там же обнаружилась и наша с ней смс-переписка.

Оказалось, что перед смертью девушка посвятила себя тому, что наблюдала за мной в бинокль из своей квартиры в доме напротив. Она жила на шестом этаже, чуть выше моих окон, и поэтому видела все, что со мной происходит, в режиме реального времени. А потом записывала все в дневник, изливая душу молчаливому другу и следуя за мной даже в этом, поскольку ее записи начались со дня нашей встречи.