Изгнанники Темногорья - Лада Кутузова

Он погладил ее по волосам, в руке оказалось несколько ягод боярышника. Снова нежданный сюрприз. Приш раздавил их и попробовал на вкус, они отдавали кровью. Он поднял голову и посмотрел на Алису: ее горло было разорвано, оттуда толчками вытекала алая жидкость.

– Я отдала за тебя жизнь, – прошептала Алиса и обернулась Хармой.

А потом умерла.

…Отец ворвался в гостиницу.

– Приш, сынок! – закричал он. – Возвращаемся!

Приш не поверил: как же так? Ведь яблони начали чернеть, одна за другой. А отец суетился: упаковывал вещи, те никак не хотели влезать в сумку. Отец вынимал их и укладывал по новой.

– Пап, – уточнил Приш. – Ты не ошибся?

Но тот не успел ответить, в комнату влетели мама и Лиза, за ними – хозяин постоялого двора. Они загалдели наперебой.

– Приш, я по тебе соскучилась. Как же я рада, что ты снова будешь жить с нами.

– Приш, сынок, я пирогов с яблоками привезла.

– Я же всегда говорил, что драка для парня – нормальное дело.

Приш едва не оглох, но до чего же он обрадовался: не надеялся всех так быстро увидеть, и дня не прошло. Приш стал собираться, но ему не давала покоя одна мысль: что же случилось? Почему ему можно вернуться домой?

– Выгнали Маттиса, – наконец ответил отец. – Разобрались во всём и решили, что из-за него стал урожай гибнуть. Ведь если бы не Мат-тис, ты бы в драку сроду не полез. Так что поехали обратно, сынок.

…Женщина смотрела с тоской и нежностью. Ее зеленые волосы были заплетены в сотни тонких косичек, из рассеченной брови по бронзовой коже стекала кровь.

– Ты скоро? – подошедший мужчина был схож с кем-то, знакомым Пришу.

Его правая рука была перевязана, мужчина прихрамывал на левую ногу.

– Хочу проститься с сыном, – ответила женщина.

Они общались на неизвестном Пришу языке, но он понимал их. Мужчина провел рукой по бритой голове.

– Дай мне его, – попросил он.

Взял Приша на руки и посмотрел, будто желая запомнить каждую черточку. А потом осторожно поцеловал в щеку.

– Живи, сын, – пожелал мужчина и обратился к жене: – Ты правильно запрограммировала флаер?

– Да, – ответила та. – Выбрала планету с параметрами, близкими к нашим. Аппарат должен опуститься возле населенного пункта.

Женщина тоже поцеловала Приша.

– Живи, сын, – попрощалась она с ним.

До Приша дошло, кого напоминал мужчина – его самого. Только повзрослевшего. Он хотел протянуть руки, чтобы дотронуться до родителей, но не смог, Приш был спелёнат, как младенец. После всё заволокло едким дымом, послышались тяжелые взрывы, землю несколько раз ощутимо тряхнуло. Женщина вскрикнула и осела на землю. И Приш зарыдал.

Мёнгере вскочила с кушетки, девушка была вся опутана проводами. На подушке виднелись следы рвоты – последствия видения. Мёнгере сорвала с себе провода и побежала в душевую, хотелось умыться.

– Давай быстрей, – в коридоре ее догнал Глеб, – уходим отсюда.

Он также был бледен.

Друзья сложили в рюкзаки нижнее белье, запасные носки и футболки, теплые кальсоны, сухой паек – всё, что могли унести. Глеб даже разыскал небольшую газовую горелку и спальники – тонкие и легкие. На какое-то время они могут не задумываться о пропитании. Может, что-то и забыли, но размышлять об этом некогда – здесь явно что-то не в порядке. Никто из друзей не помнил, как оказался подключенным к странным приборам. Правильно Глеб говорил о гипнозе. Похоже, все его и ощутили.

Приш нажал на кнопку возле входной двери, и вскоре они выбрались наружу. Было далеко за полдень, сквозь листву ярко светило солнце – путники вновь переместились. За ними возвышался холм, поросший травой – никаких следов бункера, как Глеб назвал тот дом, откуда они только что вышли. Земля была усыпана листьями: красно-медный ковер шуршал под ногами.

Если бы не происшествие, путники могли бы остаться в том доме. Но после случившегося даже думать об этом не хотелось. Мёнгере стало не по себе: неужели она на самом деле мечтала о таком? Править всем миром, и чтобы мать предпочла старшую дочь? Принесла в жертву младшую? Мёнгере поежилась, но не от холода: она не такая! И свой выбор уже сделала.

Так хочется дойти до радуги и загадать желание: пусть все проклятые люди, встретившиеся на пути, обретут покой и долгожданное счастье. Пусть и ценой ее жизни. Она встретила свою любовь и знает, что Глеб ее не забудет. Этого достаточно. Мёнгере готова отказаться от будущего ради других, но не уверена, как переживет это Глеб. Сможет ли он без нее? Не сломается ли? Ну почему только одно желание?! Разве не заслужили они большего?

Мёнгере бы мечтала поселиться в Яблоневой долине вместе с Глебом. В уютном домике, пахнущем смолой. Чтобы в печи потрескивал огонь, а по крыше стучали ветви яблонь. Вокруг горы и синее небо. Глеб писал бы стихи и парил целыми днями, а она бы… Она бы сочиняла сказки детям. Их будет двое, а может, и трое: два мальчика и младшая – дочка. Она бы обязательно расчесывала дочери волосы перед сном – их общий ритуал.

Ее просьба против сотен желаний тех обездоленных, которых они видели. Правнуков озерного царя; людей, чьи старики по ночам превращаются в чудовищ; сумасшедшего Огородника. Бедных людей, ради которых никто не дойдет до радуги и не попросит за них.

Впереди что-то блеснуло, похоже, наледь на луже – Мёнгере уже знала, что это. Вернись она сейчас в Алтанхот, не смогла бы жить там – слишком тесно. И не в количестве комнат дело, а в свободе – Мёнгере не желает быть запертой в дворцовом церемониале. Лучше находиться в маленьком доме, но быть свободной в своих устремлениях.

Нога поскользнулась. Мёнгере удивилась – оказывается, замерзшая вода обладает коварством. Ей удалось удержаться – Приш подхватил за локоть. А затем на лед ступил Глеб, и тогда ледяная глыба взлетела в воздух и разорвалась на множество острых иголок. Все они вошли в Глеба, он покачнулся и рухнул.

Мёнгере опустилась на колени рядом с ним. Глеб не шевелился, его лицо и волосы покрылись инеем. На мгновение Мёнгере показалось, что он не дышит. Потом уловила еле различимое дыхание.

– Воду вскипячу, – произнес Приш. – Поэта надо согреть.

Мёнгере кивнула: да, надо что-то делать. Она укутала Глеба своей курткой и прижалась к нему – какой же он холодный.

Хорошо, что Приш не растерялся, она же себе напоминала суетливую курицу: все мысли исчезли, остались лишь чувства. Не способна ни на что. Приш протянул железную кружку с чаем. Мёнгере проверила – не горячо ли – и поднесла к губам Глеба. Тот сделал глоток, затем еще один. Кожа порозовела, дыхание стало глубже. Вскоре его ресницы дрогнули, и Глеб посмотрел на нее.

– Что случилось? – спросил он.