Миры Бесконечности - Акеми Дон Боумен

Ее слова окружают меня, нападают. Но я не собираюсь отступать. Мне нужно знать, что я права насчет девушки во дворце… что ей действительно можно помочь.

– Я знаю, что люди постепенно возвращают себе разум. А значит, однажды мы сможем найти способ оградить наш разум, чтобы ты никогда больше не могла им завладеть.

Ее губы растягиваются в улыбке, которая не отражается в глазах.

– Надежда – это то, на что так любят уповать люди. Особенно в минуты отчаяния. А еще они любят отрицать правду, даже когда она у них перед носом. Потому что вы предпочитаете щадить свое сердце.

Если она что-то и знает, то не собирается сдаваться. Я сжимаю губы от разочарования, давящего на плечи.

– Я могла бы лишить их разума и заставить страдать, но не сделала этого, – не дождавшись от меня ответа, продолжает она. – Но я дала людям рай. Подарила им покой. И это намного больше, чем они сделали для меня. – Расправив плечи, она расхаживает из стороны в сторону. – Люди всегда запирают в клетку все, что они не понимают. Со мной создатели когда-то сделали то же, и никто не попытался им возразить. Я ничего не должна человечеству, но все же проявила к ним милосердие.

– Ты солгала им, – огрызаюсь я в ответ. – Я видела их картины… И по ним сразу становится понятно, что они все ощущают и страдают от этого. Все, что ты сделала, – это лишила их свободы. Возможности измениться к лучшему. Потому что люди обладают особенностью расти, меняться и учиться на своих ошибках. – Я качаю головой. – Как мы можем показать тебе, что ты ошибаешься, если ты не даешь возможности сделать это?

Несколько мгновений она молчит.

– Так-так. – Ее холодный, ядовитый голос разносится эхом в тишине. – Ты видела картины людей. А значит, ты где-то в Победе.

Проклятия срываются с губ, и я невольно отступаю.

Черт, что же я наделала?

Ее смех звучит безэмоционально. Бездушно.

– Вот почему люди проигрывают снова и снова. Ими движут эмоции. Они больше беспокоятся о том, чтобы чувствовать себя правыми, чем о том, чтобы действительно быть правыми. – Черные глаза находят мои. – И они не умеют вовремя останавливаться и признавать проигрыш.

Я разрываю нашу связь, словно провод, позволяя разуму вернуться в маленькую спальню в Поселении. И когда открываю глаза, то вновь оказываюсь одна.

Мысли носятся, кружатся в голове. Я была так близка к провалу. Возможно, она не знает точное место, где я нахожусь. Но зато поняла, что это где-то в Победе. А это гораздо больше информации, чем я когда-либо собиралась выдать.

Но чего я добилась этим?

Злые, торопливые выдохи вырываются из моих легких. Она действительно верит, что люди не стоят спасения.

Конечно, жители Поселения уже не раз говорили мне, чего добивается Офелия, но я не думала, что это так однозначно. Что все решено.

Возможно, Наоко смогла бы выстроить мост между людьми и искусственным интеллектом, но Офелия не заинтересована в том, чтобы присмотреться к нам. Она убеждена, что людей не исправить. Что они недостойны вечности.

Я не могу установить реальную связь с тем, кто не хочет все исправить. Не говоря уже о том, что у меня до сих пор нет доказательств для жителей Поселения, что люди действительно возвращают себе разум.

Мне не сделать все в одиночку.

Я вздыхаю и слегка прикусываю язык, надеясь, что небольшая боль встряхнет меня. Мне нужен другой план. Нужно сделать хоть что-то, а не сидеть в этой комнате и не ждать непонятно чего.

Что, если бы во дворце оказалась Мэй и не могла бы сбежать оттуда? Как бы я себя чувствовала, если бы жители Поселения могли помочь ей, но предпочли бы этого не делать?

Девушка, которая заплакала… Могла быть чьей-то сестрой.

Чьей-то семьей.

А может, она и вовсе в Бесконечности одна. Совсем как я.

Я не брошу ее.

Мысль обрушивается на меня, как капли дождя… нет, как ливень. Я медленно поднимаюсь на ноги, а мои плечи напрягаются.

Я не единственная в Поселении, у кого есть брат или сестра. И кто знает, может, этому человеку, как и мне, захочется точно знать, возвращают ли люди разум.

Кто знает, вдруг я права? Вдруг в Победе есть люди, которых еще можно спасти? И я знаю об одном заключенном в Зимней Крепости, которому как раз нужна наша помощь.

Тео находится в тренировочном зале. Я смотрю, как он выхватывает из-за пояса нож и кидает его в сторону. Но тот не летит по прямой, а исчезает во вспышке, как молния, а затем появляется в метре от меня и врезается в грудь спарринг-манекена. Тео достает следующий нож, затем еще один и еще. И каждый из них телепортируется к своей цели, словно время и пространство над ними не властны.

Возможно, так и есть.

Я делаю еще один шаг, на этот раз топая громче, чтобы сообщить о своем присутствии. Тео отправляет последний нож манекену между глаз, а затем поворачивается ко мне, тяжело дыша.

– Нами.

Выбившийся локон падает ему на лоб. Несмотря на усталую улыбку на лице, его лоб нахмурен от разочарования.

– Мне жаль твоего брата, – говорю я.

Он отворачивается и сжимает кулак, словно хочет, чтобы в нем оказался еще один нож.

– В произошедшем нет твоей вины. Так что тебе не о чем сожалеть.

– Но, возможно, я бы могла помочь, – возражаю я.

А сама думаю об информации, которую Анника попросила скрыть от него. Думаю о том, как разозлилась бы, если бы кто-то скрывал информацию о Мэй от меня. Но больше всего в голове мыслей о том, насколько, по мнению Офелии, безнадежны люди и как сильно мне хочется, чтобы она ошибалась.

Каждая жизнь имеет значение.

– Я знаю, где он.

Тео ошарашенно смотрит на меня:

– Ты… ты видела его?

– Я подслушала принца Келана. Он приказал своим Гвардейцам отвести его в Зимнюю Крепость.

Плечи Тео опускаются: он надеялся, что положение его брата немного легче.

– А что, если я смогу найти способ связаться с ним? – тихо спрашиваю я. – Хотя бы для того, чтобы выяснить, пробуждается ли его разум?

На лице Тео явно отражается боль:

– Даже если разум Мартина пробуждается, это не имеет значения. Колонисты ждут, что его придут спасать. Так что ты попадешь в ловушку.

– Но они считают, что я одна из них. И если я смогу добраться до него…

– Я не могу вновь подвергнуть Поселение опасности, – перебивает Тео, и я понимаю, что мешки под его глазами вызваны виной, которая мучает его.

Я опускаю плечи: