Я никогда не - Малика Атей

Ткань была такой тонкой и гладкой, что мне пришлось положить на стол бумагу, чтобы она не сползала при кройке. Только я выдохнула и начала резать, как в дверь настойчиво позвонили. Это была Анеля, в очередной нелепой рубашке с крошечными манжетами и бесформенным воротником, в джинсах, больше похожих на лосины, с некрасивой сумкой – все было новым, Анеля скупала одежду в огромном количестве каждую неделю, но вся она или была дешевой, или выглядела дешево.

– У нас форс-мажор. – Она засунула большие пальцы в карманы джинсов. – Бахти, – важно добавила Анеля.

Она замолкла, рассчитывая, что я буду вытягивать из нее по фразе.

– Рассказывай сразу все. – Я вернулась к выкройке.

– Ситуация такая: Бахти залетела от Баке, и сегодня она едет к врачу. Ануар сегодня с родителями, она думает, успеет восстановиться. Она долго не могла понять, потому что она не могла поверить, что это вообще возможно, и так можно было бы лекарством обойтись, но, кажется, там что-то более сложное – или будет лекарство, я не совсем поняла, она же плакала.

Внезапно Бахти показалась мне чужим, далеким от меня человеком. И все вопросы, которые возникали в голове, приходили сразу с ответами, так что мне нечего было сказать Анеле. Получается, что Бахти все же может иметь детей – это хорошая новость, только узнала она о ней не так, как следовало бы. Получается, что, не боясь залететь, она спала с Баке просто так – об этом мне даже думать не хотелось.

– Едем? – спросила Анеля. – Ей нужна наша поддержка. – Анеля поправила на плече свою дурацкую сумку из кошмарного нефтепродукта.

– А если я ее не поддерживаю?

– Что?

– Если я не поддерживаю ни ее поступки, ни их последствия?

Анеля впала в ступор. Она думала, сейчас мы как Кэрри с Шарлоттой поедем к Миранде, а потом будем все вместе кушать мороженое, как когда они навещали Саманту в больнице?[74]

– Я бы поехала, – соврала я, чтобы ей было что передать Бахти, – но через час ко мне придет клиентка на примерку.

Анеле пришло сообщение.

– Блин, – она убрала волосы с лица, не убирая это свое озадаченное выражение, – мне надо ехать домой, помочь Секеше с уроками на завтра.

Анеля смотрела на меня вопросительно.

– А ты не успеешь… – спросила она.

– Не успею.

Анеля, все еще в шоке от моей жестокости, минуту постояла, не решаясь переспросить еще раз, поняла, что я не шучу, и ушла.

На следующее утро она написала мне, что Баке снял Бахти номер в «Интерконте», на случай, если ей будет плохо, потому что маме Бахти ничего не рассказала. Триста тридцать второй, на третьем этаже направо. Вчера Анеля помогала Секеше до ночи, а сегодня примчалась к Бахти, как только смогла. Бахти чувствует себя нормально, но вчера ей было нехорошо, и сегодня она очень подавлена.

Наверное, когда я решила ее проведать, я надеялась, что мне всегда будет за что ее любить.

Я приехала к ней до работы. Ярко светило солнце, но Бахти закрыла шторы, и в номере было подавляюще темно.

Бахти выглядела серой, как заношенная майка.

– Лучше бы я реально не могла иметь детей. – Она забралась в скомканную постель.

– Нельзя было сказать Ануару, что это его ребенок?

– Ты Баке видела? – Мне показалось, что Бахти сейчас выдернет бра из стенки и запульнет в Анелю.

– Разве по младенцу потом было бы видно, – пробормотала Анеля.

– У Булы все дети похожи на проросший картофель.

– Но ведь это вредно…

– Анеля, заткнись. – С россыпью мелких желтых прыщиков на подбородке Бахти выглядела так жалко, что Анеля даже не обиделась. – От Ануара я не могла залететь, понятно?

Бахти со мной толком не поздоровалась, но я не стала обращать на это внимания. Я не знала, как сформулировать свой вопрос так, чтобы не звучать по-менторски – видимо, этого тона никак было не избежать, но я постаралась прозвучать насколько возможно мило и понимающе:

– И что ты теперь думаешь?

Бахти посмотрела на меня с ненавистью:

– Ты у меня еще спрашиваешь? Ты не позвонила, не приехала, еще бы через месяц написала. Хочешь знать, что я теперь думаю? Я была там одна, меня никто не ждал, никто не отвез, и знаешь, что я поняла? Я сильный человек, я даже не заплакала, сама взяла такси, а ты – подруга называется – приехала на следующий день, когда я справилась сама и помощь мне уже и не нужна.

Я услышала, как спокойно, как у диктора новостей, прозвучал мой голос:

– А почему тебя не забрал Ануар?

До Бахти не сразу дошел весь издевательский смысл моих слов. Но в следующее мгновение, когда она поняла, она прошептала мне какая же ты дрянь и скрылась в туалете.

Как рассказала потом Анеля, она вышла оттуда спустя час, опухшая и икающая, и выгнала Анелю из номера.

Когда-то в детстве Анеля занималась народными танцами, и до сих пор все гастроли балетных артистов она воспринимала очень лично, будто это приехали ее коллеги, с которыми она обязательно должна поздороваться, а иначе неудобно. На фасаде Оперного висела огромная афиша – атмосферный черно-белый снимок, на котором труппа зависла в прыжке над землей, в пальто и шляпах, и их прыжок отражался в реке на переднем плане фотографии. Эти же афиши висели по всему городу, и Анеля ужасно хотела пойти, но не могла придумать с кем – они с Бахти то и дело ссорились, а ее мама, как сказала Анеля, слишком плохо чувствовала себя по вечерам, чтобы идти в театр. У меня на театр не было денег, я сообщила Анеле об этом прямым текстом, и на пару дней она от меня отстала, но потом, обнаружив, что идти ей и вправду не с кем, снова взялась за меня.

– Я могу тебе занять, – сказала Анеля.

После того как я один раз переночевала у нее дома, а ее мама трубила по всем углам, что они меня приютили, я зареклась принимать от Анели какую бы то ни было помощь. Это невыносимо, что все мы в итоге становимся похожи на своих родителей. Зачем мы родились, если не можем предложить миру хотя бы немного больше? На родителей не похожи только дети выдающихся людей.

– Это очень благородно, – я едва ли смогла скрыть сарказм, – но я не смогу вернуть тебе долг в обозримом будущем.

– Ты можешь вернуть позже, это не к спеху, – настаивала Анеля.

Я покачала головой.

Прошло еще дня три, Анеля, наверное, спросила уже всех своих знакомых, не хотят ли они – никто не соблазнился, и тогда она приехала ко мне в ателье, я проводила в нем последние дни. Дышать перед смертью не получалось, я даже шить не могла – просто сидела здесь с утра и до ночи, спала на неудобном бархатном диване, перебирала ткани и фурнитуру, фотографировала разные углы на телефон и не могла поверить, что я действительно всего этого лишаюсь.