Меч Предназначения - Анджей Сапковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спою для тебя.
– Ого, – разыграл удивление ведьмак. – Явился,однако? Я думал, не вернешься на ночь.
Лютик закрыл дверь на крючок, повесил на гвоздь лютню ишапочку с эгреткой, снял куртку, отряхнул и положил на мешки, валявшиеся в углукомнаты. Кроме мешков, лохани и огромного, набитого гороховой соломой матраца,в комнате на чердаке не было никакой мебели – даже свеча стояла на полу, взастывшей лужице воска. Дроухард восхищался Лютиком, но, видать, не настолько,чтобы отдать в его распоряжение комнату или хотя бы эркер.
– А почему это ты думал, – спросил Лютик, стягиваябашмаки, – что я не вернусь на ночь?
– Думал, – ведьмак приподнялся на локте, хрустнувсоломой, – пойдешь петь серенады под окном прекрасной Биелки, в сторонукоторой весь вечер вывешивал язык, словно кобель при виде суки.
– Ха-ха, – засмеялся бард. – До чего ж тыглуп. Биелка? Чихал я на Биелку. Просто я хотел вызвать ревность у Акаретты, закоторой приударю завтра. Подвинься.
Лютик повалился на матрац и стянул с Геральта попону.Геральт, чувствуя странную злобу, отвернулся к маленькому оконцу, сквозькоторое, не поработай там пауки, было бы видно звездное небо.
– Чего набычился? – спросил поэт. – Тебелихо, что я бегаю за девчонками? С каких пор? Может, ты стал друидом и принесобет чистоты? А может…
– Перестань токовать. Я устал. Ты не заметил, чтовпервые за две недели у нас есть крыша над головой и матрац? Тебя не радуетмысль, что под утро нам не накапает на носы?
– Для меня, – размечтался Лютик, – матрац бездевочки – не матрац. Он – неполное счастье, а что есть неполное счастье?
Геральт глухо застонал, как всегда, когда на Лютика находиланочная болтливость.
– Неполное счастье, – продолжал Лютик, вслушиваясьв собственный голос, – это как… как прерванный поцелуй. Что скрипишьзубами, позволь спросить?
– До чего ж ты нуден, Лютик. Ничего, только матрацы,девочки, попки, сиськи, неполное счастье и поцелуйчики, прерванные собаками,которых науськивают на тебя родители невест. Что ж, видно, иначе ты не можешь.Видимо, только фривольность – чтобы не сказать неразборчивый блуд – позволяетвам слагать баллады, писать стихи и петь. Видимо, это – запиши! – темнаясторона таланта.
Он сказал слишком много и недостаточно холодно. И Лютикзапросто и безошибочно раскусил его.
– Так, – сказал он спокойно. – Эсси Давен попрозвищу Глазок. Прелестный глазок Глазка остановился на ведьмаке и вызвал вдуше ведьмака смятение. Ведьмак повел себя по отношению к Глазку, как жак передпринцессой. И вместо того чтобы винить себя, винит ее и ищет в ней темныестороны.
– Глупости, Лютик.
– Нет, дорогой мой. Эсси произвела на тебя впечатление,не скрывай. Впрочем, не вижу ничего безнравственного. Но будь осторожен, неошибись. Она не такая, как ты думаешь. Если у ее таланта и есть темные стороны,то наверняка не такие, какие ты себе вообразил.
– Догадываюсь, – сказал ведьмак, совладав сголосом, – ты знаешь ее очень хорошо.
– Достаточно хорошо. Но не так, как думаешь ты. Не так.
– Довольно оригинально для тебя, согласись.
– Глупый ты. – Бард потянулся, подложил обе рукипод голову. – Я знаю Куколку почти с детства. Она для меня… ну… какмладшая сестра. Повторяю, не ошибись, не сглупи… Тем самым ты доставишь ейогромную неприятность, потому что и ты произвел на нее впечатление. Признайся,ты хочешь ее?
– Даже если и так, то, в противоположность тебе, я непривык это обсуждать, – отрезал Геральт. – И сочинять об этомпесенки. Благодарю за то, что ты о ней сказал. Быть может, действительно спасменя от глупой ошибки. И конец. Тема исчерпана.
Лютик некоторое время лежал неподвижно и молчал, но Геральтзнал его слишком хорошо.
– Знаю, – сказал поэт.
– Ни хрена ты не знаешь, Лютик.
– Знаешь, в чем проблема, Геральт? Тебе кажется, будтоты иной. Ты носишься со своей «инностью», с тем, что принимаешь заненормальность. Ты со своей «ненормальностью» нагло навязываешься всем, непонимая, что для большинства трезво мыслящих людей ты самый нормальнейший вмире человек, и дайте боги, чтобы все были такими нормальными. У тебя болеебыстрая реакция, вертикальные зрачки? Ты видишь в темноте, как кошка?Разбираешься в чарах? Тоже мне, великое дело! Я, дорогой мой, когда-то зналтрактирщика, который ухитрялся в течение десяти минут непрерывно пускать ветры,да так, что они складывались в мелодию псалма: «О, прииди, прииди, утренняязаря». И все же, несмотря на необычный, как там ни говори, талант, трактирщикбыл самым нормальным среди нормальных, была у него жена, дети и бабка, разбитаяпараличом…
– Что тут общего с Эсси Давен? Ты можешь объяснить?
– Само собой. Тебе безо всяких оснований почудилось,якобы Глазок заинтересовалась тобой из нездорового, прямо-таки извращенноголюбопытства, что она глядит на тебя как на диковинку, двухголового теленка либосаламандру в зверинце. И ты тут же надулся, как индюк, дал ей при первой жеоказии неприличный, незаслуженный реприманд, хотя, видят боги, я не знаю, чтоэто означает, возвратил удар, которого она не нанесла. Я был тому свидетелем.Как дальше развивались события, я уже не видел, но заметил ваше бегство из залыи ее порозовевшие ланиты, когда ты вернулся. Да, Геральт. Я пытаюсьпредостеречь тебя от ошибки, а ты ее уже совершил. Ты хотел отыграться на нейза нездоровое, по твоим понятиям, любопытство. Решил этим любопытствомвоспользоваться.
– Повторяю, ты несешь чепуху.
– Решил попробовать, – невозмутимо продолжалбард, – а не удастся ли уволочь ее на сенник, узнать, не будет ли ейинтересно заняться любовью с чудаком, перевертышем-ведьмаком. К счастью, Эссиоказалась умнее и благородно смилостивилась над твоей глупостью, поняв еепричину. Я делаю такой вывод на основании того, что ты вернулся с террасы не сраспухшей физиономией.
– Ты кончил?
– Кончил.
– Ну тогда спокойной ночи.
– Знаю, отчего ты злишься и скрипишь зубами.
– Еще бы. Ты ведь знаешь все.
– Знаю, кто тебя так переиначил, кому ты обязан тем,что не можешь понять нормальной женщины. Ну и влезла же тебе в печенку твояЙеннифэр, провалиться мне на этом месте, если я понимаю, что ты в ней нашел.
– Прекрати, Лютик.