Индокитай. Пепел четырех войн - Михаил Ильинский

Об этой истории прослышал принц Северного моря Бакхай. Он приехал в деревушку и едва прикоснулся к стволу сандала, как тот приобрел чарующий запах. Принц велел погрузить ствол в свою колесницу и увез во дворец.

Вечером, как только поднялась луна, из ствола появилась прекрасная девушка – Тхиен Иана. Она полюбила принца и согласилась стать его женой. Но перед свадьбой пожелала девушка непременно посетить приемного отца из деревни Дайдиен. Принц согласился. Но старик умер, не дождался приемной дочери. Иана в память о нем поставила храм, а затем обхватила руками шею аиста, жившего на доме отца, и улетела в поднебесье. С тех пор люди так и стали называть этот храм – храм «Девушки в небесной одежде».

Переборки храма сделаны из ценного сорта дерева чам хыонг, который сейчас уже редко встречается во вьетнамских лесах. Это дерево выделяет ароматные смолы, имеющие целебные свойства. С давних пор дерево чам хыонг – дерево Ианы используется в народной традиционной медицине. Иана – «Девушка в небесной одежде» стала «покровительницей ценных пород деревьев» в районе Нячанга, таких, как черное, тик, камсе. Тхиен Иана «покровительствует» десяткам лекарственных трав, которые используются фармацевтами. Из растения ты би делаются дезинфицирующие средства. Листья травы са используются для лечения гриппа, воспаления легких. Многие ценные лекарства приготавливаются из листьев табака, лимона, корней и молодых побегов бамбука, нян сама – вьетнамского женьшеня. Наиболее ценным считается длинный желтый женьшень. Здесь же приготавливается и знаменитая вьетнамская тигровая мазь. Лучшей считают мазь, которую вываривают из костей убитого тифа.

Если вы спросите нячангца, чем славен его город, он непременно ответит: историческими памятниками чамской культуры, лекарственными растениями и богатствами морского побережья. Сколько тайн хранят океанские волны, омывающие на протяжении более 200 километров берега провинции Фукхань! Почему американцы не бомбили Нячанг? Конечно, не из сострадания к памятникам национальной культуры вьетнамского народа, не из-за боязни вызвать гнев религиозно настроенного населения в зонах чамских храмов, а из-за того, что оставили здесь самые крупные склады.

На запад от Нячанга дорога устремляется в глубь Индокитайского полуострова на Центральное плато – Тэйнгуен. Если верить древним легендам, которые можно услышать и сейчас, в селениях народности раде, на склонах хребта Чыонгшон люди жили еще многие тысячелетия назад и спаслись от всемирного потопа на огромных барабанах.

Писатель Нгуен Туан, от которого я услышал не одну легенду о Тэйнгуене, однажды сказал с улыбкой:

– Спроси у любого старца, верит ли он в свои легенды. Тот ответит, что верит лишь тогда, когда их слагает. Тем не менее доподлинно известно, что на земле Тэйнгуена еще во втором тысячелетии до нашей эры уже были поселения древних предков местных народов.

В джунглях Тэйнгуена вьют гнезда красивые птицы квэи, согласно поверьям – мудрые и храбрые. Может быть, поэтому наивысшей похвалой в устах горцев звучат слова: «Человек мудрый и храбрый, как птица квэи».

С таким человеком меня познакомили дороги Южного Вьетнама. Его имя – И Бих Алео. Когда я попросил его рассказать о себе, он ответил:

– Ну что же, слушайте. Но это будет долгий рассказ. Семьдесят два года назад в джунглях у небольшой деревушки Буонниенг уезда Банметхуот провинции Дарлак поймали белого слона. Его принесли в дар влиятельному вождю племени эде, у которого только что родился сын. Люди били в гонги, чтобы все знали о радости в семье Алео. Мальчика назвали И Бих Алео.

– Я вырос среди гор и джунглей, где цвели белые цветы пиаропанг, – рассказывал Алео. – Родители отдали меня в школу, а затем в военное училище. Вскоре мне было присвоено первое офицерское звание французской колониальной армии.

С детства молодому горцу прививалось представление о мире как царстве доброты и честности. Его учили уважать людей, беречь все живое. В колониальной армии он познал обратное: жестокость и подлость, ложь и коррупцию. Ум и сердце горца жаждали борьбы против несправедливости. И когда в начале 40-х годов во Вьетнаме стало шириться национально-освободительное движение во главе с фронтом Вьетминь, Алео установил связь с патриотами. С лета 1945 года бывший вождь горцев из племени эде стал руководителем вооруженного восстания в Банметхуоте. Местные жители доверили ему пост командира региональных повстанческих войск на перекрестке трех стратегических дорог, соединяющих южные районы Вьетнама, плато Тэйнгуен и Камбоджу. После Августовской революции И Бих Алео был избран членом народно-революционного комитета провинции Дарлак.

В конце 1945 года на плато Тэйнгуен вновь вспыхнула война: против слабовооруженных горцев были брошены французские парашютисты, солдаты в красных беретах, танки.

– Иногда одна винтовка приходилась на семь-восемь бойцов, – вспоминал Алео. – Наши части были разбиты, а я арестован и приговорен к смертной казни. И тогда в мою защиту выступило население Тэйнгуена. Колонизаторы вынуждены были изменить приговор. Меня ожидала пожизненная каторга.

Пять лет и семь месяцев томился Алео в тюрьме. В 1951 году колонизаторы, желая удержаться во Вьетнаме, предприняли попытки сформировать туземную армию из горцев и стали заигрывать с вождями малых народностей Тэйнгуена.

– Оставлять меня в тюрьме в этих условиях для колонизаторов было опасно, – продолжал Алео. – Моего освобождения требовало все население Тэйнгуена, включая и многих вождей племен. Я вернулся в сентябре пятьдесят первого в родное селение, восстановил связь с партизанами. В 1958 году на плато возникло движение за автономию Тэйнгуена, и я стал его руководителем.

– В феврале шестьдесят первого, – вспоминал Алео, – мы начали формировать воинские подразделения, которые вошли в Народные вооруженные силы освобождения плато Тэйнгуен. За годы войны у нас выросли такие герои, как Пи Нанг Так – из народности радлаи; А Нун – пако, зиарай Эет… Как храбрая птица квэи не отступает перед врагом, так и эти бойцы не отступили перед тяжелыми испытаниями войны.

…Моросил мелкий дождь, который так страшен в горах Чыонгшон. Дорога взлетала с перевала на перевал. Она была настолько скользкой, что казалось, сделаешь шаг, непременно упадешь. Но люди шли, и каждый из них нес груз в 60–70 килограммов. Среди них был А Нун. Долгие годы дороги и горы были для него и домом, и полем боя. Когда ему становилось особенно трудно, он говорил себе: «Если ты стал солдатом, то иди до конца, не сгибай головы».

…Шестнадцатилетним юношей А Нун вступил в армию патриотов. Хотел сражаться, но был направлен в транспортные части. «Доставка грузов – это тоже фронт, – говорил ему Алео. – В атаке ты видишь противника, здесь же ты вступаешь в бой не только с противником, но и с самим собой». Временами А Нуна оставляли силы, казалось, еще один шаг – и он рухнет на землю. Ноги становились ватными, деревенели руки, шея, темнело в глазах. Но надо было идти вперед. Во что бы то ни стало – только вперед. Его грузы были нужны бойцам, жителям освобожденных районов Тэйнгуена. И А Нун шел. За восемь лет службы в транспортных частях этот юноша перенес свыше 150 тонн грузов, прошагал сотни километров через перевалы и джунгли, реки и переправы. Ему было присвоено звание Героя Армии освобождения. Он стал одним из героев, воевавших в группе войск «Чыонгшон» – в районе системы дорог, называвшейся западной печатью «Тропой Хо Ши Мина». Из нескольких узких промежуточных дорог была создана стратегическая артерия, которая затем превратилась в завершенную систему магистралей. Это была не просто транспортная линия, «Тропа Хо Ши Мина «стала символом. Ее нередко сравнивали с матерью, которая отдаю все, чтобы дети познали славу. Мать не требовала похвал. Она выполняла свою святую миссию. «Тропа Хо Ши Мина жила благодаря тысячам А Нунов».