Индокитай. Пепел четырех войн - Михаил Ильинский

– Мне не выжить, сержант, мне не выжить. Я умру, да? Умру?

– Господи, да нет, конечно нет, – отвечал сержант.

– Умру! Умру!

– Тебя не так уж сильно ранили, – сказал сержант. – Заткнись, мать твою. Понял?

Парню вряд ли суждено было выжить. Ранение было в горло.

Штурмовал стену батальон морской пехоты. Потери составляли примерно по человеку на каждый отбитый метр; четверть из них убитыми. Этот батальон, который позже стал известен как «Цитадельный», участвовал во всех самых ожесточенных сражениях, выпавших за 1968 год на долю морской пехоты. В январе между перевалом Хайван и Фулок он дрался с теми же частями противника, что и здесь, в Хюэ, в феврале. Численность состава каждой из рот не достигала и взвода. Каждому было ясно, что происходило. Все только и мечтали, чтобы оказаться в числе эвакуированных по ранению. Так можно было надеяться, что удастся еще вырваться из кромешного ада.

Сражение за Хюэ подходило к концу. Части кавалерийской дивизии очищали северо-восточные бастионы Цитадели, а подразделения сто первой (парашютно-десантной дивизии) оседлали дорогу, по которой противник подбрасывал подкрепления своим войскам. Южновьетнамская морская пехота и части первой дивизии прижимали оставшиеся здесь подразделения противника к стене. Флаг Вьетконга, так долго реявший над южной стеной, был сброшен и на его место водружен американский флаг. Еще два дня спустя южновьетнамские рейнджеры прорвались сквозь стены Императорского дворца, но противника там не оказалось. За исключением нескольких трупов во рву. Все погибшие были преданы огню.

Когда войска Вьетконга вошли в Хюэ, население закатывало банкеты. Перед уходом Вьетконга люди были вынуждены сварить всю съедобную растительность с поверхности рва. Один из прекраснейших городов Вьетнама был разрушен процентов на семьдесят.

После отступления противника отмечалась официальная церемония с подъемом флагов. На южный берег реки согнали сотню беженцев из одного из лагерей; они молча и угрюмо стояли под проливным дождем, наблюдая, как подымался флаг Южного Вьетнама. Но на флагштоке лопнула веревка, и толпа решила, что веревка перебита выстрелом партизанского снайпера, в панике рассеялась. (В сообщениях сайгонских газет не упоминались ни дождь, ни лопнувшая веревка, а ликующая толпа исчислялась многими тысячами человек.) Восстание во всех южновьетнамских городах на Тэт – новый, 1968 год по Лунному календарю закончилось неудачей патриотов. Но это была «генеральная репетиция»; проба сил во имя будущей победы.

…До конца войны оставалось еще больше месяца. Операция «Хо Ши Мин» наращивала темпы, но мало кто верил, что легко падут такие гиганты-города, как Дананг, Хюэ, Нячанг и тем более главный бастион Сайгон – Шолон – Бьенхоа.

Но ставки были сделаны. Цена – жизнь целого поколения. Цель – только победа, объединение Вьетнама в государственном плане. И мы, горстка журналистов, с «лейкой» и блокнотом шли за боевыми порядками воинских частей, зная, что каждая строка из написанной и опубликованной корреспонденции войдет в историю индокитайских войн и становления новой жизни во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже.

Пожалуй, нет в Центральном Вьетнаме более своеобразного и живописного города, чем Хюэ. Бывшая императорская столица раскинулась среди зеленых холмов по берегам знаменитой Хыонгзианг – Ароматной реки, которая несет свои воды с гор Великого Аннамитского хребта – Чыонгшон сквозь сосновые боры, где властвуют чудодейственные запахи лекарственных трав. Их аромат передался и водам реки. Так, если верить преданию, и возникло название этой, одной из прекраснейших во Вьетнаме, водной артерии. Первые исторические упоминания о Хюэ относятся к 1306 году, когда город был присоединен к Дай Вьету (одно из древних названий Вьетнама). Король Тонт выдал свою дочь Чан за принца соседнего государства Чампа, а взамен получил два уезда – Тхуан и Хоа с городом Фусуан. Затем европейцы, добиравшиеся сюда в XVII веке, трансформировали это название в Сеина, Синеа, Синжеа, пока не образовалось «Хюэ».

Я стоял на террасе гостиницы «Ароматная река» и наслаждался свежестью весеннего вечера. Всего несколько лет назад гостиница эта принадлежала младшему брату бывшего диктатора Нго Динь Зьема. Здесь на террасе в недалеком прошлом собиралась городская знать, иноземные и сайгонские сановники. В их честь устраивались пышные представления. Внизу каменная эстрада в виде цветка лотоса. Там выступали певицы и танцовщицы. Но когда под утро гасли огни рампы, актрисы снимали свои пышные казенные наряды, смывали с лица грим. Усталые, изможденные, они брели через построенный еще в 1897 году шестиарочный мост Чангтиен на другой берег Ароматной реки в свои убогие хижины с ветхим бамбуковым топчаном-фаном.

Люди, обслуживающие бары, рестораны, рыбаки, рабочие ютились в самом бедном районе Хюэ – Фуане. Более 11 тысяч человек жили на рыбацких сампанах. Здесь рождались отверженные, обездоленные. Таковыми же они и умирали.

26 марта 1975 года пришел день освобождения Хюэ.

Как-то в районе Фуана на берегу Ароматной реки я повстречал юношу. Он вынул из клеенчатого портфеля кипу тетрадей и погрузился в чтение. Юноша делал пометки, затем положил тетради на прибрежную траву и долго сидел, глядя в спокойные воды Ароматной реки.

Я подошел к пареньку. В глазах его были слезы. Вьетнамец предпочитает оставаться один на один со своими чувствами и не любит, когда посторонний становится свидетелем его личных переживаний. Застигнутый врасплох, он стремится или уединиться, или изменить представление иностранца о его настроении. Мой новый знакомый, узнав, что повстречал советского журналиста, быстро вытер глаза, аккуратно уложил в портфель тетради, но не сделал и малейшей попытки уйти. Напротив, он поднялся, спокойно пригладил вихрастые волосы и с достоинством протянул руку.

– Ву Као, – представился юноша. – Студент Университета Хюэ. – Затем он снова нагнулся и поднял с земли… бамбуковую палку.

Я увидел, что вместо правой ноги у паренька – протез. Я хотел было извиниться, уйти, оставить юношу с его мыслями, не тревожить своим присутствием.

Юноша, видимо, понял меня. Прикоснулся ладонью к плечу и улыбнулся:

– Нет! Не уходите! Я ни разу еще не видел русского. Мне очень бы хотелось поговорить с вами. А про ногу скажу сразу. Был ранен в 1968-м. Мне ее ампутировали…

Потом мы медленно шли вдоль берега, буквально усыпанного сотнями рыбацких шаланд.

– Не принимайте так близко к сердцу мою физическую неполноценность, – неожиданно сказал Као. – Что значит моя потеря в сравнении с теми муками, которые перенес мой народ? Я вижу, вы новичок в Хюэ. Пройдите по десяти районам города, обязательно посетите прекрасную пагоду Линьму, что видите на том берегу Ароматной реки, посетите чудесные императорские дворцы, но никогда не забывайте, что сделаны они руками моего народа. Теперь все это принадлежит нам. И ни в этом ли одна из ценностей жизни?