Индокитай. Пепел четырех войн - Михаил Ильинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Нун считал себя учеником Алео. Ученика и учителя я встречал после освобождения Южного Вьетнама, а затем видел в Ханое, когда проходила сессия Национального собрания объединенного Вьетнама.
– Старые люди уходят из жизни, – говорил мне Алео. – Важно, что они оставили потомкам после себя. Подлинную цену наследства устанавливают последующие поколения…
– Долгие годы Сайгон ожидал своего нынешнего названия. Город Хошимин. Еще в январе 1946 года на второй сессии Национального собрания первого созыва один из депутатов предложил дать Сайгону имя первого президента ДРВ. Предложение было принято единогласно. Но лишь почти тридцать лет спустя после победного завершения операции «Хо Ши Мин» – полного освобождения Юга этот крупнейший город страны обрел право носить имя великого сына вьетнамского народа. Новое название Сайгона – Хошимин – было официально утверждено второго июля тысяча девятьсот семьдесят шестого года на первой сессии Национального собрания единого Вьетнама.
Трудно подсчитать, сколько раз я бывал в городе Хошимин в разные годы. Но всегда вспоминаю о первом приезде сюда сразу после освобождения Сайгона.
Тогда, в мае 1975 года, самолет «Ил-18» делал круг за кругом, прежде чем приземлиться на аэродроме Таншоннят. С воздуха Сайгон по своей форме чем-то напоминал гигантскую рыбу. Ее «голова» устремлена на восток – в сторону моря, а огромный раздваивающийся «хвост», словно стрелки компаса, указывал на запад. Сравнение города с рыбой возникло не случайно. Оно подсказано самим видом Сайгона, зажатого со всех сторон водой: на востоке – рекой Сайгон; притоками Меконга на севере – Тхинге и Хокман; на западе – Танбинь и Биньтянь; на юге – широкой лентой реки Нябе.
Аэродром Таншоннят впервые после освобождения принимал самолет с иностранцами. На борту нас было 28 человек – журналисты и дипломаты различных стран и континентов. Перед нами открывался Сайгон. Пропаганда неоколонизаторов создавала вокруг этого города «миф процветания», а на деле Сайгон погибал. Погибал от наркомании, разврата, воровства, коррупции. Утро 30 апреля 1975 года – победа революции перевернула старый Сайгон.
Таншоннят всего через несколько часов после бегства из Сайгона главарей марионеточного режима. Повсюду разбросаны бутылки из-под пива, джина и виски. То здесь, то там валялись на земле офицерские мундиры, воинские нашивки, медали, ордена. На одной из стен аэровокзала – карта города, его одиннадцати районов и пяти прилегающих уездов. Дожидаясь отправки автобуса, я принялся изучать карту. Вот он – Сайгон – этот гигантский город, раскинувшийся вместе с предместьями Шолоном и Зядинем на территории более тысячи квадратных километров, город с населением около четырех миллионов человек. Разглядывая карту, я искал и находил названия, связанные с первыми историческими упоминаниями о Сайгоне, относящимися к началу XVII века. Именно тогда в дельте Меконга стали обосновываться вьетнамские поселенцы, стремившиеся избежать кровопролитных междоусобных войн королевских династий Чинь и Нгуен. В разное время город, прежде чем стать Сайгоном, носил различные названия – Зядинь и Танбинь, затем Рынггон, Сайкон, Беннге, Тхайгон… Первые военные укрепления возникли здесь в междуречье в 1790 году. Под защиту каменных стен потянулись в Сайгон богатые торговцы. Так Сайгон становился Сайгоном, одним из самых густонаселенных городов Вьетнама…
Но, конечно, старых вьетнамских названий оставалось на карте немного. Впрочем, и не могло быть иначе. Почти столетие Сайгон пребывал под властью колонизаторов, империалистов, марионеточного режима… При колонизаторах улицы, бульвары, мосты носили имена французских генералов, маршалов, губернаторов. При Нго Динь Зьеме названия устанавливались по личному усмотрению диктатора. При Тхиеу возводились воинственные монументы, якобы превозносившие силу и власть сайгонского оружия.
В вестибюле аэродрома я захотел сделать фото на память, но подошел солдат с автоматом и запретил.
– Почему? – удивился я. – Все это снято и сфотографировано американцами сотни раз. А я русский…
– Неважно, – резко оборвал солдат. – Это все теперь наше и снимать нельзя!
…Знакомство с аэровокзалом неожиданно прервал голос за спиной:
– Что? Определил, где центр Сайгона? Покажи на карте Дворец независимости!
Я обернулся. Передо мной был Бонг, мой старый верный друг, известный вьетнамский писатель Нгуен Ван Бонг. Он же – Чан Хиеу Минь. Мы обнялись.
– Но как мне здесь тебя называть? – выпуская из объятий друга, спохватился я. – Каким из двух имен?
– Теперь как хочешь, – рассмеялся Бонг. – Победа пришла окончательно. В конспирации уже нет необходимости. Когда мы расставались в Ханое перед началом всеобщего восстания 1968 года, я уходил на Юг как писатель Чан Хиеу Минь. Теперь, после освобождения Бонг и Минь стали, как видишь, одним лицом! Обязательно заведу визитную карточку, на одной стороне напишу: «Нгуен Ван Бонг – автор романа «Буйвол», а на другой «Чан Хиеу Минь» – автор повести «Вот он – наш Сайгон», разведчик.
Шофер автобуса дал сигнал.
– Скорее в путь, – слегка подтолкнул меня Бонг. – Сейчас ты увидишь наш Сайгон своими глазами. А вечером встретимся в гостинице «Мажестик».
Сайгон буквально обрушился на нас шумом тысяч мчащихся с бешеной скоростью мотоциклов, криками рикш, пронзительным скрипом тормозов автомобилей. Перед почтой, мэрией, бывшим президентским дворцом, каждым административным зданием еще не были разобраны заграждения из колючей проволоки.
* * *
…Давным-давно, в 1956 году, Иветта Ивановна Глебова, наша преподавательница вьетнамского в Московском государственном институте международных отношений, принесла в аудиторию гранки своего перевода повести Нгуен Ван Бонга «Буйвол». Это было первое крупное произведение писателя, издавшего повесть в 1952 году и получившего за нее литературную премию Ассоциации культуры Вьетнама. Так Нгуен Ван Бонг стал одним из первых лауреатов этой премии, а повесть «Буйвол» – первым крупным произведением вьетнамской литературы, изданным в Советском Союзе.
Мы спросили тогда Иветгу Ивановну: «Почему ваш выбор пал именно на эту повесть?» Она ответила: «Когда поработаете во Вьетнаме, поймете, что буйвол для вьетнамского крестьянина – величайший символ. Это не просто животное, это все: и урожай риса, и спасение от голода и феодальной кабалы, и борьба за землю, за жизнь. Во время войны Сопротивления крестьяне прежде всего берегли буйволов. Они знали, что враг стремится уничтожить рабочий скот и обречь население на голод».
За «Буйволом» последовали новые повести Нгуен Ван Бон-га: «Огонь в очаге» (1955) и «Таблички на полях» (1955), сборники рассказов и очерков – «Старшая сестра» (1960) и «Вступая в новую весну, идущую с Юга» (1961), сценарий «Дорога на Юг» (1963). А потом наступило долгое молчание. Неужели Нгуен Ван Бонг перестал писать?.. Помню, как в 1968 году, в самый разгар американской агрессии, в ханойской гостинице «Тхонгнят», в моем номере 112 Нгуен Ван Бонга заключал в свои крепкие объятия Леонид Сергеевич Соболев.