Аргентина. Крабат - Андрей Валентинов

Герда готова? И он готов!

* * *

— Бе-е-едная! — Девочка погладила «Антилопу Канну» по коричневому боку. — Соскучилась!

Машина отозвалась низким обиженным ревом.

— Станешь тут бедной, — согласился Марек, прислушиваясь к звуку двигателя. — Карбюратор нужно чистить и… Съездим, отправлю в здешний гараж, пусть приводят в порядок… Садись!

Передать автомобиль в промасленные руки механиков можно было прямо сейчас, но человека, которому он позвонил в Северный корпус, в номере не оказалось. Значит, Магомету самое время идти к горе — то есть совсем наоборот, от горы подальше. Сначала полкилометра по знакомой грунтовке, а потом резко влево, курсом на спрятавшуюся среди невысоких холмов долину.

Дорога успела просохнуть. Альпийское солнце уверенно поднималось в зенит. Герда курила.

— Ты меня к скалолазам не отпустил.

Это был не вопрос, и мужчина предпочел промолчать. Грунтовка петляла, словно горная речка, а вдоль обочины среди свежей зеленой травы то и дело мелькали острые верхушки камней.

— Боишься?

Марек перешел с четвертой скорости на третью, поморщился, неохотно разлепил губы:

— Да.

Девочка нахмурилась, засопела и принялась смотреть в окно. Наконец резко повернулась.

— Я бы не одна была, а с Ингрид! Там очень-очень интересно, там альпинисты — настоящие! И ничего бы со мной не… Или… Или ты думаешь?

— Думаю! — отрезал он.

Поглядел направо, попытался улыбнуться:

— Извини, Герда! Но я не хочу увидеть, как к твоему виску приставляют пистолет. Так что вообрази себя портфелем, по крайней мере, на эти несколько дней.

Поворот. Даже не дорога — две колеи среди высокой травы. Сразу же стало жарко, словно из утра они въехали прямо в полдень.

— Хорошо, — негромко проговорила девочка. — Я отращу себе ручку… А-а… А сейчас мы куда?

Марек Шадов рассмеялся, на этот раз вполне искренне:

— Куда? А кто хотел с парашютом прыгнуть?

* * *

В середине 20-х, в самый туристский разгул, некий предприимчивый делец, побывав в «Гробнице Скалолаза», пришел к выводу, что ее постояльцам определенно чего-то не хватает. Отель в наличии, горы тоже, однако от вершины Эйгера до стеклянных дверей «Des Alpes» не так и близко. Не каждый доверится горным гидам, но и те, что посмелее, увидят немногое. Чуть-чуть вверх по склону, до первых снегов — и назад. А если хочется, чтобы вершина — рядом?

В небольшой долине — по грунтовке и направо — был воздвигнут ангар. Горный воздух рассекли дюралевые крылья. Два бывших истребителя фирмы «Юнкерс Флюгцойгверк», безработные пасынки войны, принялись за работу. Особенным успехом пользовался маршрут прямиком к вершине Огра с последующим облетом ее по часовой стрелке.

Через два года один самолет сломался при посадке. Второй честно дослужил до 1929 года, когда Великая Депрессия, широко шагая по Европе, вначале вогнала его в ангар и обездвижила, а затем разобрала на части.

Гул моторов над Эйгером стих. Ангар уцелел, бесполезный и бесхозный, огромный нелепый сарай среди густой зеленой травы.

* * *

— А он точно там? — осторожно поинтересовалась Герда, выглядывая в окно. В маленькой долине было удивительно тихо. Даже птицы не пели.

Марек кивнул на ангар:

— Ворота открыты. Портье сказал, что твой летчик еще на рассвете уехал. Вон, кстати, его мотоцикл, от ворот слева.

И нажал на класкон. Точка — тире — точка.

— «Dollar S3», — рассудила девочка. — Французский, 1930 года, с индейцем в перьях. Выходит, у Роберта и самолет французский, и…

Не договорила. Из-за створки потемневших от времени и непогоды ворот вышел человек. Комбинезон, летный шлем, промасленная тряпка в руках. Присмотрелся, махнул ладонью.

— Выходим! — скомандовал Марек.

2

— Ничего не скажешь? — спросил Хинтерштойсер.

Курц взглянул хмуро:

— Нет.

Отвернулся.

Приятеля Андреас все-таки дождался, там же, возле гостиничной стены. Засек время — два часа ровно. А если не появится… От первого этажа до третьего не так и высоко. Снаряги нет, зато можно за балконы цепляться. Первого же, который в черном, — в торец! И — допрос с пристрастием, благо учили. «Говори, куда Курца девал, с-сука!»

Обошлось. Приятель вышел из отеля ровно через час и двадцать минут. Только вот встреча вышла странной.

— Совсем ничего?

Тони дернул плечами.

— Итальянцы не пойдут, Бартоло Сандри и Марио Менти. Изза погоды. На самом деле Дуче запретил, не хочет, чтобы его парни были третьими.

Головы, однако, так и не повернул.

— Да знаю я, знаю! — не выдержал Хинтерштойсер. — Все знаю! И что у Ефрейтора план его сорвался, и что нас туда зовут — собачками на привязи. Мне даже про маршрут этой «эскадрильи» рассказали. Они ничего нового не выдумали, пойдут, как Седлмайер и Мехрингер, уступом влево. Снаряга у них какая-то особая, секретная новинка, за счет нее и думают проблему решить…

— Не только, — негромко перебил Курц. — Они на таблетках пойдут. Что за дрянь, не знаю и знать не хочу. И остальным этой гадости отвалят, не жалко им…

Повернулся, поглядел в глаза.

— Они… Они мне сказали, что ты, Андреас, согласился.

Хинтерштойсер онемел. Хинтерштойсер оглох. Не услышал, по движению губ догадался:

— Мне про трибунал песни пели. Потом — про любовь к родному Фатерланду. А тебе и этого не надо, Андреас. Подослали твою…

Хинтерштойсер зажмурился. Подождал немного, пока сердце снова забьется.

И как ответить?

«Нет!» «Как ты мог подумать?» «Мы же с тобой друзья!» «Не смей о ней так говорить!»

— Himmellherrgottsakramenthallelujamileckstamarsch! — сказал Андреас Хинтерштойсер[72].

3

На этот раз лицо Роберта-пилота Марек сумел рассмотреть во всех подробностях. Самое обычное, потому и запомнить сложно. Нос слегка картошкой, скулы острые, подбородок крепкий. Только глаза странные, бесцветные. Не серые, не белые даже.

Поздоровались, о погоде фразами перекинулись. Хорошая она, летная! А потом Роберт-пилот подбородком куда-то в сторону дернул, выразительно очень:

— Пройдемся?

Не тут-то было!

— Лучше я сама пойду погуляю, — хмуро заметила Герда. — Секретничайте, не жалко. Дядя Роберт, у вас тут маленьким девочкам пистолет к виску не приставляют? А то папа боится.