Аргентина. Крабат - Андрей Валентинов

Мысль о покойнике сразу подняла настроение. Босс не слишком уважал Священное Писание, даже пошучивал порой. А зря! Псу живому лучше, нежели мертвому льву. Прав Экклезиаст! А вы, босс, даже не лев, просто «третий труп», неопознанный и никому не нужный. Таких в Шанхае грызут живые кладбищенские псы!

Муж еще что-то рассказывал, потом в трубку быстрой скороговоркой частила Гертруда. Женщина слушала, отвечала, пыталась шутить. Приехать она не сможет — прямо сейчас. Но помочь… Вовремя вспомнилась полученная утром телеграмма.

— …Целую! Еще раз и еще! В нос, да!.. Передай, пожалуйста, трубку Каю.

Обратный адрес тот же: Швейцария, кантон Берн, отель «Des Alpes». Совпадение странное, но в данном случае очень и очень полезное.

— Марек! Слушай внимательно, но лучше ничего не записывай. Запоминай! В отеле остановился наш деловой партнер. Ты его быстро найдешь, он летчик, у него свой самолет — «Ньюпор-Деляж-29». Он и его… его фирма мне многим обязаны. Тебе они помогут, обязаны помочь. Я пошлю срочную телеграмму, прямо сейчас. Зовут его Роберт…

9

Идти Хинтерштойсеру никуда не хотелось. Настроение как на отрицательной сыпухе — сперва плохо, а дальше хуже некуда. К утру дождь сменился туманом, да таким, что и вершину Огра не разглядеть. Какая уж тут заброска! И Курц учудил — явился далеко за полночь, но спать не лег. Сначала курил в палатке, потом накинул на голову куртку, выбрался под дождь. Хорошо, что за пологом уже не лило, капало.

На вопросы не отвечал, спросишь — молчит. И — трезвый.

Утром мало что изменилось. Разводить костер не имело смысла, и Андреас предложил сходить в отель, благо пускают. В баре тепло, в баре сухо, и запеченные яйца по-швейцарски диво как вкусны. Ответный взгляд был таким, что Хинтерштойсер предпочел остаться без завтрака.

А потом всех всполошили австрийцы, Вилли Ангерер и Эдгар Райнер. Заорали, ударили в кастрюлю. Большой сбор, братья-скалолазы! Слушайте — и не говорите, что не слышали.

Хинтерштойсер услышал и только плечами пожал. Никуда бы не пошел, если бы не Тони. Тот почему-то сразу стал собираться. То ли в лагере скучно, то ли ночью перекурил.

Сбились в пеструю толпу — и двинули. Не слишком далеко, прямиком к стеклянному холлу отеля. Но не в бар, и не к самим дверям. Стали чуть поодаль, кто-то достал бинокль…

— Экскурсия в седловину Девы! — слева, где большой деревянный щит с Эйгером в полный рост.

— Поход по леднику! — справа, где карта кантона Берн, тоже на щите. — Незабываемые впечатления! Вы ступите на Стену смерти, на ее заснеженный склон, — и вернетесь живыми, точно к обеду!

Дождь кончился, местные горные гиды выбрались на свой обычный промысел. Чужих и близко не подпускали, их горы, их и заработок. Скалолазов же из палаточного лагеря вообще в упор не видели, считая их опасной бандой самоубийц.

— От подножия Эйгера — к Мёнху и Юнгфрау, Сердце Альп, моря льда!..

Андреас поморщился. Хуже, чем на рождественской ярмарке! Будь он Эйгером, точно бы насмерть обиделся.

Рядом, у левого плеча, безнадежно молчал Курц. Зато шумно было справа, где пристроились итальянцы. Густой бас Чезаре легко заглушал потуги местных гидов. Джакомо все же умудрялся вставлять свое, но только когда приятель умолкал. К своему изумлению, Андреас сообразил, что соседи вовсю поминают его длинную, не слишком удобную в произношении фамилию.

— Per Hintershtoyser. Per Hintershtoyser, ti dico! Sei un coglione, non sai chi e?

Он хотел уточнить причину, но не успел. В плечо ударилось что-то тяжелое.

— Binocolo! — веско пояснил Чезаре.

Андреас перехватил помянутое, повертел в руках. Действительно бинокль. Армейский.

— Тебе нужнее, — добавил Джакомо.

Хинтерштойсер решил не спорить. Настроил по глазам. Куда смотрим? На гидов-крикунов? На первый этаж? На второй?

Туда!

Холл, что за стеклянной дверью, построен не вровень со стеной, а уступом, большим ровным квадратом. Прямо над входом в отель — каменный парапет, словно заборчик на кладбище. За ним — цветные зонтики, столики, легкие деревянные стулья. Вдоль парапета — несколько подзорных труб на железных треногах оптикой на Эйгер. Ночью там танцуют, если погода разрешит, днем же — смотровая площадка. Северная стена словно гигантский киноэкран: наводи, лови в окуляр, переживай, делай ставки, пока занавес-туман не опустится.

Итак, зонтики, трубы, стулья… Люди, причем много, и почему-то все мужчины. Присмотревшись, Хинтерштойсер уточнил: мужчины в штатском. Но выправку не спрячешь, как и повязки со свастикой на рукавах. Впрочем, есть и женщина, одна, зато с киноаппаратом. Белая длинная юбка, пиджак нараспашку, тоже белый. Знакомая? Очень даже знакомая.

Итак, соотечественники пожаловали…

— Ты не видел вчера Ингрид? — вопросил каменный голос слева. — Ближе к вечеру?

Все забывший Андреас недоуменно моргнул.

— Понятия не имею. Может, в баре была?

А на смотровой площадке… Забегали, засуетились, тетка с киноаппаратом голос обозначила, отгоняя тех, кто в кадр без спросу влез.

— Сейчас! Сейчас! Как появятся, приветствуем. По команде, по команде!..

А это уже сзади, на родном немецком с мягким австрийским акцентом.

Вилли Ангерер!

Переспрашивать Хинтерштойсер не стал. И так ясно: эскадрилья прикрытия «Эйгер» идет на посадку. Народ в восторге, бурные аплодисменты переходят в авиацию… То есть в овацию…

Есть!

Вначале он увидел что-то темное, потом — серебристое и лишь пристроив бинокль поудобнее, оценил все разом.

…Мундиры черные, пуговицы в серебре, лацканы в белой окантовке, воротники тоже в серебре, над левым карманом знакомая эмблема с рунами. Брюки черные, рубашки белые. Фуражки с высокой тульей, смешные ножики-кортики при ремне.

Блондины — оба.

В лица Андреас всматриваться не стал, не захотелось.

…Прошлись, перед кинокамерой постояли, обозначив стать, и, наконец, соизволили пожаловать к парапету. На братьев-скалолазов смотреть не стали, взгляды ударили выше.

Эйгер!

— Приготовились! — предупредил австрийский акцент.

Блондины замерли, словно в парадном строю. Миг — и правые руки рассекли воздух, грозя белой вершине.

— Зиг!.. — не своим голосом возопил Ангерер.

— …хайль! Зиг хайль!

Хинтерштойсер мысленно поблагодарил братьев-итальянцев за бинокль. Рад бы чувства выразить, да руки заняты. Покосился налево. Тони Курц стоял прямо, а вот смотрел куда-то в сторону. Ладони тоже при деле, каждая в кармане.

— …Зиг хайль!!!

Блондины услыхали и одобрили, даже соизволили кивнуть. Тетка с киноаппаратом свесилась вниз, грозя выпасть наружу.