Через пропасть в два прыжка - Николай Николаевич Александров

— Посмотрим! — вся четверка как-то ловко просочилась сквозь двери и исчезла в ночи.

Вашко, постояв секунду-другую, направился к телефону.

Для него не было понятия «поздно», он звонил тогда, когда считал необходимым. Это качество не очень нравилось его друзьям и знакомым, но с этим они как-то научились мириться. Кто-то прощал Вашко эту весьма неприятную привычку, кто-то отключал на ночь телефон. Евгений Лапочкин телефон не отключал.

— Живой, сынок? — голос Вашко был глуше обычного.

— Нормально… Как вы?

— Не беспокойся, у меня все хорошо. И с журналистом все в порядке. Слушай, здорово они тебя?

— Фонарей, конечно, успели навешать. Вывеска чуток подпорчена, но ерунда все это. Жена приезжает лишь в четверг — мои синяки заживут, как на собаке. Хотите, насмешу?

— Давай, попробуй. Может, именно этого мне сейчас и не хватает.

— Она везет для вас настоящего омара… Как на той фотографии! — Вашко молчал. — Вы меня, наверно, не поняли, Иосиф Петрович? О-ма-ра! Омара! Вы же хотели увидеть.

— Спасибо. Ты мне лучше скажи вот что… Где эта компания, а?

— Так после выстрелов ребята из ГАИ подскочили, потом автопатрули. В Бутырке! Я их записал за нами. Правильно?

— Молодец. Когда будешь крутить это дело, знай: они имеют отношение к Аббасову. За ними числится много, но расследуя, получишь палки в колеса. Постарайся сразу же подключить мужиков из УБХСС — для них тоже хватит материалов.

— Не понял, Иосиф Петрович… Вы как-то не хорошо говорите. А вы? Что вы придумали? — тревога в голосе Лапочки-на нарастала.

— Ты забыл, что я с сегодняшнего дня в отпуске. Бери все на себя — теперь ты главный! Ладно, давай спи, залечивай раны. — Он повесил трубку, вышел из аэровокзала и, пройдя к стоянке, сел в машину.

Шоссе было почти пустым. Изредка проскакивали такси, в этот час и у них не так много работы. В голове неотступно крутилась одна и та же мысль. Вашко повторял ее раз за разом, не зная, к чему она сейчас. Но она раз за разом возвращалась и проплывала в мозгу, вызывая неясную тревогу и беспокойство.

— Нет пророков в своем отечестве… Нет! — Вашко произнес ее вслух, и от этого ничуть не стало легче — в нем завелся какой-то скользкий холодный червь, разъедающий сознание.

Подъехав к дому, Вашко поставил машину у подъезда и, подумав секунду-другую, закрыл машину, оставив ключи в замке зажигания — он знал, что у соседа есть запасной комплект и он сможет открыть ее без труда. Домой идти не хотелось, и он медленно поплелся к центру. Напротив телеграфа в стеклянной будке одиноко застыл милиционер. Он то стоял неподвижно, то, борясь со сном, начинал ходить взад и вперед по мостовой. Вашко подошел к телефону — Киселев сразу снял трубку.

— Леонид, это я, Вашко! Разбудил, как всегда… прости!

— Ну, что, — ответил Киселев недовольным голосом, — всех преступников поймал?

— Нет.

— А журналиста нашел?

— Он улетел в Швецию. Мы проморгали парня. Мне было, честно говоря, неловко, и я его проводил.

— Старый ты дурак! Его же… — начал Киселев, и вдруг осекся.

— Я так и думал, что ты знал о выдворении.

— Знал или нет — не твое дело. Ты что, не мог дома посидеть?

— Мог, но сделал все наоборот.

— Что? До самого аэропорта?

— Да!

— Ты понимаешь, что этого не простят? Ты, насколько мне известно, на удочке у прокуратуры. Ты думаешь, тебе не добавят и это? Учти, ни Торшин, ни Пимачев ничего не забывают. Им нужен козырь, и ты им его дал.

— Я тебя поймал! Ты сам назвал фамилии, я тебя за язык не тянул.

Киселев недовольно хмыкнул.

— Что делать, Леон?

— Что делать… А раньше подумать не мог? Тебе же до пенсии чуть больше года, а как мальчишка ввязался в игру, в которой нет победителей.

— Сам знаешь, эта трясина затягивает в расследование все новых людей… А все так просто начиналось — подумаешь, уволили двух милиционеров.

— Теперь мне в связи с твоими открытиями надо ввязываться в игру. Гордишься, небось, что вскрыл центровую группировку?

— От гордости, того и гляди, джинсы лопнут. О чем ты говоришь, Леон! Разве в одном центре дело? А щупальца?

— Какие щупальца, Йоса? Ты случаем, не выпил?

— Пьян до безобразия. Да еще эта зараза висит над городом — будь моя воля, расколол бы ее на куски.

— А, как всегда, шутку ешь. Что там у тебя висит?

— Луна…

— Остановись, приятель! Ты что хочешь сойти с ума?

— Выходит, так. Тошно мне, Леон.

— Держись, Иосиф. Мне не легче. Ступай домой, отдыхай. Завтра встретимся, поговорим.

Вашко повесил трубку и вышел на тротуар. На крыльце телеграфа толпился немногочисленный полуночный народ. Милиционер по-прежнему мерил шагами асфальт. А в небе пронзительным светом горела ненавистно спокойная луна — она висела над городом, словно привязанная к звездам на башнях, зацепившись за купол колокольни Ивана Великого. Вашко хотелось прийти к подножию храма и закричать «во всю Ивановскую» площадь, словно древнему глашатаю: «Люди! Что же это делается? Доколь это будет продолжаться…»

Книга 4

КОНФИДЕНЦИАЛЬНОЕ ДЕЛО

…Нам разрешается слыть невеждами, мистиками, суеверными, дураками. Нам одно не разрешается: недооценивать опасность. И если в вашем доме вдруг завоняло серой, мы просто обязаны предположить, что где-то рядом объявился черт с рогами, и принять соответствующие меры вплоть до организации производства святой воды в промышленных масштабах

(А. и Б. Стругацкие. «Жук в Муравейнике»)

1. ПРИЕМ У «ДИПЛОМАТА»

…В комнате буквально надрывался телефон. Чертыхнувшись, Вашко вышел из ванной и, оставляя на паркете темные влажные следы, подошел к столу.

— Слушаю, — не слишком дружелюбно произнес он в трубку. — Так точно… Что? Кого я могу привлечь? Одного из своих… Если не возражаете — старшего опера, товарищ проверенный, Лапочкин Евгений. А позвольте узнать, что за дело? Конфиденциальное? Есть, товарищ генерал-полковник! Прибыть к десяти ноль ноль в Министерство внешней торговли — комната четырнадцать двадцать восемь и получить там всю информацию.

Медленно положив трубку на рычаг, Вашко в задумчивости почесал мизинцем бровь — с какой это стати его поднимают на службу сегодня, ведь не далее как сутки назад он сдал дежурство по управлению и впереди еще значились полновесные двадцать четыре часа отдыха.

Когда Вашко вышел из дома, скупое осеннее солнце освещало толпы вечно спешащих прохожих на улицах. Потом, ближе к надвигающемуся с каждым шагом высотному зданию на Смоленской, утренний туман рассеивался и