Через пропасть в два прыжка - Николай Николаевич Александров

— Все остается людям! Помните, был такой фильм. Вы, кажется, хотели меня о чем-то спросить. Спрашивайте!

— Как вы вышли на Аршальск и причем здесь Пимачев?

Орловский удивленно посмотрел на Вашко, будто видел его первый раз в жизни.

— Пимачев? Пожалуй, он в эту компанию попал по слабоволию, но постепенно ему понравилась эта игра, и он увлекся. Началось все с мелочи — мне рассказал об этом еще Олонцов. И это была не тяга к деньгам или наживе, а просто стремление жить чуть лучше, чем другие. Есть зимой фрукты и овощи, поставляемые самолетом с юга. Его убеждали, что в этом нет ничего особенного. Расплачиваться за это приходилось не деньгами, а строго фондируемыми материалами, которые тоже уходили на юг. Причем, в больших, поверьте мне, количествах. Кое-кто готов был спросить за это с руководителей, но в игру постепенно втягивались новые и новые люди, прикармливаемые Аббасовым, — кроме рыбы уже в товарниках шел лес, бумага, сталь, прокат… Так в Аршальске организовался избранный круг людей, связанных одной тайной. Заметьте — общей тайной! Они могли жить хорошо лишь при одном условии — все молчат.

— А для чего Аббасову все эти материалы?!

— Теневая экономика! Самый виноватый из них, с их же точки зрения, конечно, Анарин. Он не совладал с ситуацией — ему надо бы ублажить этих двух милиционеров, да взыграли генеральские амбиции. Дело, как тесто на дрожжах, полезло из кастрюли вверх и 'получило огласку — а тут и я влез по незнанию в это дело и оказалось, что знаком с ним давным-давно.

— Аршальск, выходит, не начало, а конец?

— Примерно так… В Аршальске они, правда, познакомились и спелись, но я на это дело впервые вышел в Баку. Правда, тогда, еще не понимал, что к чему, а потом смотрю — места разные, а фамилии мелькают одни и те же.

— Так что, Пимачев? Неужели, берет?

Орловский задумался.

— Думаю, что сейчас нет, а вот раньше определенно брал. Это его как якорь тянет на дно. Положение, между нами говоря, у него — не позавидуешь. С одной стороны, он конечно же хочет забыть об этом досадном факте биографии, а с другой — встаньте на место Аббасова.

— Да, покровителя такого уровня он не найдет — тем сильнее ему хочется вновь привязать Пимачева к себе.

— Только чем? Не будет же он возить деньги чемоданами.

— А бриллианты? — Вашко посмотрел на Орловского.

— Не думаю…

Пока они стояли у машины Вашко выкурил уже не одну сигарету. В горле першило, он закашлялся. Дохал он долго, натужно, с каким-то внутренним хрипом.

— Бросайте курить, — по-дружески посоветовал Орловский. — Вы же еще не старый, а губите себя этим зельем.

— Надо бы… — Вашко выпрямился, вытер нечаянные слезы на глазах. — Разъясните мне одну непонятность — почему вы решили скрыться и как ко мне пришли ваши фотографии?

— Фотографии? Какие фотографии?

— Из вашего альбома. Сценка у посольства — вы там с папочкой стоите, другая на стуле, а третья… — он спохватился: про третью говорить, видимо, не стоило.

Орловский теребил рукой подбородок.

— Странно, я и не заметил их исчезновения.

— Альбом у вас?

— В портфеле.

— Когда вы их забрали из квартиры?

— Сегодня утром.

— Тогда все правильно, — с облегчением вздохнул Вашко. — Я их туда вернул на сутки раньше. Так что это за снимки?

— У посольства, говорите… Видимо, у консульства — это Ленинград. Ерунда, студенческие шалости. Практика в «Ленинградской правде», вечер, делать нечего, гуляли по городу. Фотокорреспондент, кажется, с нами был, вот и щелкнул на память. И на стуле в комнате — снимок того же времени. А вы, наверное, подумали, что меня держат взаперти?

— Кто его знает… Была и такая версия.

— Нет. Все гораздо проще — нужно было сфотографироваться на пропуск в столовую. Повесили на заднюю стену скатерть. Ну и всякое такое… Кадр вышел неудачным, но ребята мне его все равно отдали, а я его подклеил. А что за третий снимок? Вы не договорили?

— Ерунда, — отмахнулся Вашко. — Монтаж с манекеном… Когда вы почувствовали, что за вами следят?

— Довольно скоро после нашей встречи у Политехнического. Сначала думал, что это дело ваших рук, но потом среди преследователей я узнал подручного Аббасова — это страшный человек. И только после этого у меня появилась полная картина происходящего. Они не отставали от меня ни ночью, ни днем — все время шли по пятам. Мне еще и по ночам снится эта серая «Волга».

— Она мне знакома.

— Как, и вы ее видели?

— Представьте себе.

Орловский посмотрел на часы:

— Время! Вот и настал час прощания с Москвой, — он с жадностью втянул в себя воздух. — Чем пахнет?

Вашко пожал плечами:

— Весной, сыростью, гарью…

— Родиной! — Орловский бросил быстрый взгляд на Вашко — не смеется ли он. Но он не смеялся.

— Садитесь, — Вашко открыл дверцы. — Давайте напоследок проскочим по городу — говорите, куда хотите.

— По Тверскому и на Горького, а там в Шереметьево по прямой.

— Поехали.

Полыхнув по кустам огнем фар, машина резко взяла с места и тотчас растаяла в полумраке улиц.

9. НЕТ ПРОРОКА В СВОЕМ ОТЕЧЕСТВЕ

Зеленый коридор таможни проглотил Орловского, с грустью посмотревшего на Вашко и как-то неуверенно взмахнувшего на прощание рукой. Вашко поднял руку над головой и долго качал в воздухе пальцами-сосисками. Настроение было паршивое: он вообще не любил участвовать в проводах.

— Можно вас на минутку? — Вашко удивленно посмотрел на полноватого холеного мужчину, рядом с которым стояло несколько молодых людей, чем-то похожих друг на друга выражением лиц, выправкой. Они старательно смотрели по сторонам, делая вид, что здесь оказались абсолютно случайно.

— Слушаю вас… — Вашко внутренне напрягся.

— Иосиф Петрович? Не ошибаюсь?

— Точно так.

— Вы коммунист?

— Предположим, да, — вам какая разница?

— И как это согласуется с тем, что вы провожали иностранного корреспондента?

— А никак! — неожиданно разозлился Вашко. — Какое ваше дело!

— Не скажите. У вас будут неприятности! Он уехал не совсем по своей воле. Он выдворен за пределы Родины! Вы это понимаете?

— Кто вы? — спросил Вашко и тотчас осекся — он заметил темно-синий номенклатурный пиджак, проглядывающий под воротником плаща.

— Вам это предстоит узнать в будущем.

— Знаете, что я вам скажу, — он порядочнее всех нас. Он даже не дал мне понять, что его высылают. Я думал, сегодня такое невозможно!

Незнакомец рассмеялся. На лицах молодых людей Вашко так ничего и не смог прочитать — ни участия, ни ненависти.

— Вы чудак! — коротко бросил незнакомец, направляясь к выходу из вокзала.