Птичий город за облаками - Энтони Дорр

Кончик бича щелкает у самого Омирова уха.

Седобородый погонщик, который пришел с ними из Эдирне, кричит:

– Не трожь мальца! Он добр к животным. Сам Пророк, да благословит его Всевышний и да приветствует, как-то отрезал кусок одежды, чтобы не разбудить уснувшую на нем кошку.

Надсмотрщик моргает.

– Если мы вовремя не доставим груз, – отвечает он, – нас всех высекут плетьми, меня в том числе. И я прослежу, чтобы тебе, с твоей рожей, досталось больше других. Сдвинь своих волов с места, не то мы все пойдем на корм воронам.

Погонщики возвращаются к своим волам. Омир идет по глубоким разбитым колеям, наклоняется к Древу, шепчет в ухо его имя, и вол встает. Омир трогает холку Луносвета палкой, волы налегают на ярмо и начинают тянуть.

Констанция

Она просыпается на полу в том же биопластовом костюме, который сшил папа. Машина мигает в своем прозрачном цилиндре.

Добрый день, Констанция.

Вокруг валяются вещи, которые папа занес в камеру обеззараживания: «шагомер», надувная койка, унитаз-рециркулятор, влажные салфетки, мешки с «Нутрионом», пищевой принтер, все еще в упаковочной пленке. Кислородный колпак рядом, его налобный фонарь разрядился.

Капля за каплей в сознание вливается страх. Две фигуры в костюмах биозащиты, в медно-зеркальных лицевых щитках отражается выгнутая версия двери в каюту № 17. Палатки в столовой. Осунувшееся папино лицо, красные круги под глазами. То, как он вздрагивал всякий раз, как по нему проходил луч фонарика.

Пустая мамина койка.

Она садится на маленький унитаз-рециркулятор, чувствуя себя неловко без занавески – как будто кто-то может ее увидеть. Нижняя половина комбинезона мокрая от пота.

– Сивилла, сколько я спала?

Констанция, ты проспала восемнадцать часов.

Восемнадцать часов? Она пересчитывает мешки с «Нутрионом». Тринадцать.

– Жизненные показатели?

У тебя идеальная температура. Пульс и частота дыхания – лучше не бывает.

Констанция обходит гермоотсек, идет к выходу.

– Сивилла, пожалуйста, выпусти меня.

Не могу.

– Что значит – не можешь?

Не могу открыть гермоотсек.

– Разумеется, можешь.

Мое главное правило – заботиться о благосостоянии экипажа, и я твердо знаю, что здесь ты в безопасности.

– Попроси папу, чтобы он за мной пришел.

Хорошо, Констанция.

– Скажи ему, что я хочу видеть его прямо сейчас.

Койка, кислородный колпак, мешки с питательным порошком. Страх разбегается по телу.

– Сивилла, сколько рационов можно распечатать из тринадцати мешков «Нутриона»?

Учитывая среднюю калорийность, воспроизводитель может создать шесть тысяч пятьсот двадцать шесть полноценных рационов. Ты проголодалась после долгого сна? Хочешь, я помогу тебе приготовить питательную еду?

Папа изучает технические чертежи в библиотеке. Табуретка скрежещет под давлением закрывающейся двери. «Один из нас плохо себя чувствует». Джесси Ко говорила, единственный способ выйти из каюты – сказать Сивилле, что тебе нездоровится. И если Сивилла что-нибудь у тебя найдет, она вызовет доктора Чха и инженера Голдберга, и они отведут тебя в изолятор.

Папа был нездоров. Когда он об этом сказал, Сивилла открыла дверь каюты № 17, чтобы его отвели туда, где изолируют заболевших членов экипажа. Но прежде он отправил Констанцию в Сивиллин гермоотсек. С припасами, которых ей хватит на шесть с половиной тысяч рационов.

Трясущимися руками она включает визер. «Шагомер» на полу оживает и начинает вращаться.

В библиотеку? – спрашивает Сивилла. Конечно, Констанция. Поесть сможешь по…

Никого за столами, никого на лестницах. Ни одной книги в воздухе. Ни единого человека в пределах видимости. Небо над отверстием в своде сияет ласковой голубизной. Констанция кричит: «Эй, есть кто?» Из-под стола выбегает собачка миссис Флауэрс – хвост крючком, глазки сверкают.

Учителя не ведут уроки. Подростки не спешат по лестницам в игровой отдел.

– Сивилла, где все?

Все в другом месте, Констанция.

Бессчетные книги ждут на своих местах. Безупречные прямоугольнички бумаги и карандаши лежат в коробках. Дни назад за одним из этих столов мама читала вслух: «Наиболее устойчивые вирусы могут месяцами сохраняться на поверхностях: столешницах, дверных ручках, сантехническом оборудовании».

Страх холодным грузом проваливается в живот. Констанция берет листок, пишет: «За сколько лет человек съедает 6526 рационов?»

Сверху спархивает ответ: 5,9598.

Шесть лет?