Алый камень - Э. Энн Джуэл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мобильный. Это все равно, что послать алкоголику бутылку водки. Когда я открываю коробку с мобильником, внутри оказывается записка.
Для твоего удовлетворения.
Сделав глубокий вдох, я включаю телефон. Там меня ждет документ. Я открываю его.
— Черт возьми… — Это отсканированные страницы дневника Нелли.
Оскар. Он был в ее доме. В ее спальне!
Я зла как черт и… любопытна. У меня все было так хорошо. Ладно, может не «хорошо», но не плохо. Иногда не плохой день может быть действительно хорошим. Все дело в перспективе.
Дневник поглощает остаток моего дня. Сотни записей, некоторые короткие, некоторые довольно длинные, но все они написаны для Белль. Многие из них не имеют никакого смысла, и в некотором смысле они подтверждают диагноз Нелли. Другие записи напоминают мне о моем последнем дне с ней, о ясности, о моменте, который я подвергала сомнению каждый день, проведенный с ней. Когда дохожу до конца последней записи, я не чувствую просветления, которое, как я надеялась, найду. Я хотела узнать больше о «происшествии», которое привело к ее психическому состоянию. Я знаю одно: с Белль что-то случилось, и Нелли несет за это ответственность.
Однако последняя запись, сделанная три дня назад, шокирует больше всего. Она не безумна — по крайней мере, не так, как считает ее семья. И я думаю, что Белль — это та женщина, с которой у Гарольда был роман. Я не знаю, прочитает ли кто-нибудь другой эти слова и придет к такому же выводу, но я чувствую это в пространстве между словами. Белль и Нелли были друзьями, которые предали друг друга. Эта мысль сквозит на каждой странице дневника.
Белль,
С меня хватит. Ложь должна закончиться. Я не знаю, освободит ли меня правда, но я должна попытаться. Я нашла человека, который заставляет меня желать чего-то большего, чем месть. Я даже не уверена, что месть вообще может быть моей. Возможно, это то, что хорошо известно тебе. А как насчет прощения? Заслужила ли я его? Ты простила меня? Я простила тебя. Думаю, я бы даже смогла простить Гарольда, если бы считала, что оно подарит мне настоящую свободу.
— Нел
Меня зовут Скарлет Стоун, и на мой двенадцатый день рождения Оскар подарил мне подписанное первое издание "Шерлока Холмса" сэра Артура Конан Дойла, инвернесский плащ и охотничью шляпу. Это был не просто подарок; он символизировал мой долг разгадывать тайны.
Нам с Нелли нужно поговорить. Я беру свою сумку и открываю дверь.
— Нолан. — Пугаюсь я.
— Скарлет, нам нужно поговорить.
— О, эм… хорошо. Заходи.
Он заходит внутрь и оглядывает мою крошечную квартиру, особенно кровать и массажное кресло, которые занимают всю комнату.
— Присаживайся. — Я киваю в сторону массажного кресла.
Его брови напрягаются.
— Ты можешь не включать его, если не хочешь. — Я отвечаю полуулыбкой, беру свой стул для пикника, раскладываю его и сажусь. Было бы слишком странно сидеть на кровати.
Неважно. Оценка Ноланом моего жилища с разинутым ртом уже достигла максимального уровня странности. Я должна была просто сесть на кровать.
Он очень аккуратно опускается в кресло, все время чего-то опасаясь.
— Твой отец, — начинает он, как только убеждается, что страшный клоун не собирается выпрыгнуть из кресла.
Для меня клоун уже выскочил, и зовут его Оскар. Постукивая пальцем по пластиковому подлокотнику стула, я оттягиваю время.
Слишком рано делать какие-либо выводы.
— Он и моя мама были…
Вот оно: ужасные истории о брючной змее. Улыбка на моем лице становится болезненной. Я могу только представить, на что это похоже.
— …ужинали вчера вечером. Они казались близкими.
Пока он не ел ее на ужин, я могу с этим справиться. С этим еще можно справиться.
— Ужин у вас дома?
Нолан кивает.
— С твоим отцом?
— Его нет в городе.
Я сглатываю твердый комок, затем прочищаю горло.
— Что… что они ели?
Нолан сужает глаза.
— Я не знаю.
Мой вздох облегчения прозвучал громче, чем предполагалось.
— Он сказал, что ты попросила его составить ей компанию, пока взяла небольшой отпуск.
Конечно, попросила. Придурок.
— Моя мать казалась… — Его губы кривятся в сторону.
Я ненавижу, как он продолжает приманивать меня обрывочными предложениями, которые оставляют меня в подвешенном состоянии. Как будто он ждет, что я вскочу и… что? Я не знаю наверняка.
— Другой.
— В каком смысле, другой?
Нолан пожимает плечами.
— Нормальной. Слишком нормальной.
Я немного смеюсь.
— Слишком нормальной? Я бы считала это прогрессом, хорошей новостью. Не так ли?
— Я знаю, что ты воспримешь это неправильно. Я не хочу показаться ужасным сыном, который не хочет, чтобы его мать поправилась, но… я не хочу, чтобы память о том инциденте вернулась, если это означает, что она может выйти из-под контроля настолько, что мы можем потерять ее навсегда.
— Этот инцидент. Я не понимаю этого «инцидента», который вы с отцом, кажется, так решительно хотите скрыть от нее и всех остальных. Вы так боитесь, что я затрону ее память, выведу ее из бредового состояния, но вы не хотите сказать мне, что именно вы не хотите, чтобы она помнила. Так как же мне обойти на цыпочках какой-то невидимый спусковой крючок?
Опираясь локтями на колени, он обхватил голову руками.
— Я не знаю, — бормочет он.
— Что это значит?
— Я не знаю! — Он вскидывает голову.
Я вздрагиваю.
Последний раз я видела столько муки на лице Нолана, когда он рассказывал мне о своей способности чувствовать чужую боль.
— Мой несчастный случай. Это то, что вызвало состояние моей матери. Она думала, что я умер, и что-то сломалось внутри нее. Она этого не помнит. Ни разу с тех пор, как ее разум ушел в свое «безопасное место», она не упоминала об этом.
— Но если это был несчастный случай…
Он покачал головой.
— Это была ее вина. Я до сих пор не знаю всех деталей, потому что мои собственные воспоминания об этом так отрывочны. Я помню фрагменты, но, когда пытаюсь собрать их воедино, они не имеют смысла. Мы куда-то ехали. Моего отца не было в городе. Ей нужно было сделать быструю остановку. — Он еще немного покачал головой. — Я ждал в машине. Это заняло у нее слишком много времени, поэтому я пошел ее искать.
Я жду, что он продолжит, но он не продолжает. Его глаза остаются прикованными к его переплетенным пальцам.