Кривое зеркало - Джиа Толентино
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стоит вспомнить еще одну книгу «Девственницы-самоубийцы» (1993) Джеффри Евгенидиса, в которой рассказывается история сестер Лисбон, пяти подростков из Гросс-Пойнта, штат Мичиган. Религиозные родители (и таинственные внутренние силы) настолько строги к ним, что они выбирают свободу смерти. Первой совершает самоубийство Сесилия, самая младшая. Она режет себе вены в ванне. Девочке-подростку все вокруг кажется тщетным. Она стоит на тротуаре, смотрит на мушек-поденок и говорит соседке: «Они мертвы. Они живут лишь двадцать четыре часа. Они вылупляются, размножаются и гибнут». После попытки самоубийства доктор строго выговаривает ей. «Ты еще слишком мала, чтобы знать обо всех ужасах этой жизни», – говорит он. «Очевидно, доктор, вы не бывали в шкуре тринадцатилетней девочки», – отвечает ему Сесилия.
«Девственницы-самоубийцы» стали первым романом Евгенидиса. Хотя он и драматизировал жизнь сестер Лисбон («заключение в девичьем теле делает разум активным и мечтательным»), ему удалось ярко и глубоко рассказать о переходном возрасте. И все же чисто мужской подход сквозит на каждой странице книги. Евгенидис подчеркивает постоянное мужское давление на жизнь девочек-подростков, ведя повествование от множественного первого лица – везде нам встречается нежное, тревожное, внимательное «мы» неопределенной группы мальчиков-подростков. Мальчики рассказывают о сестрах Лисбон с преданностью и страстью – тоном религиозного паломника. Мальчики словно одержимы – чудом и пороком девичьего тела. Они собирают артефакты (например, термометр сестер – «оральный»), роются в старых фотографиях, расспрашивают основных участников драмы.
Сестрам Лисбон – Терезе, Мэри, Бонни, Люкс и Сесилии – от тринадцати до семнадцати лет. Возраст каждой – этап переходного периода, показанного во всей полноте, когда происходит превращение ребенка в женщину – сексуальный объект. Странным образом этот факт пятикратно возрастает и усиливается самой природой семьи Лисбон, пуританской почти до оккультной степени. Когда повествователи встречали сестер Лисбон в школе, лица их казались «непристойно открытыми, словно бы мы привыкли созерцать женские лики исключительно затянутыми вуалью». Поскольку девочкам не позволяли общаться, мальчики воспринимали их не как сверстниц, а как кукол в витрине или проституток за стеклом. За двойным стеклом – родителями-тюремщиками и мальчиками-наблюдателями – сестры Лисбон превратились в миф. Они невинные и в то же время возбуждающие («пять дочерей в домотканых платьях, в кружевах и оборках, облегающих их зреющую плоть» или Сесилия в свадебном платье с грязными босыми ногами); они одновременно и порочные, и святые («в мусорном ведре лежал тампон, грязный, только что извлеченный из тела одной из сестер Лисбон»). Тела сестер Лисбон – это призма, через которую воспринимается все остальное в городе. Мальчикам кажется, что запах этого дома способен «привлечь бобра». Летний воздух «розовый, влажный, мягкий» – но атмосфера плодородна и обречена одновременно.
Одна из героинь «Девственниц-самоубийц» – веселая и загадочная Люкс. Ее приятель Трип Фонтейн говорит, что «она обнажена и в одежде и ему не доводилось видеть таких женщин». Какое-то время кажется, что Люкс избежит судьбы сестер. Она не попадется в ловушку – только не Люкс, которая излучает «здоровье и лукавство», которая заставляет Трипа уговорить родителей, чтобы те отпустили сестер на школьный бал, которая задерживается после бала, чтобы заняться с ним сексом на футбольном поле, которая после того, как сестер запирают дома, начинает заниматься сексом со случайными мужчинами на крыше. (Для рассказчиков этот образ особо привлекателен. Став взрослыми, они всегда думали о Люкс, когда трахали своих жен: «Занимаясь любовью, мы каждый раз сжимали в объятиях ее бледный призрак: в глазах у нас расплывалась тонкая рука, вцепившаяся в дымовую трубу, а в ушах стучали голые пятки, упертые в водосток».)
Но Люкс не обрести счастья. Сестры Лисбон приглашают своих наблюдателей домой посреди ночи и просят подготовить машину, чтобы сбежать. Парни замирают, ожидая, что сейчас исполнятся все их желания. Люкс уходит в гараж, заводит машину и умирает от отравления угарным газом. Тереза принимает смертельную дозу снотворного. Увидев повесившуюся Бонни, парни в ужасе выбегают из дома.
Девочка-подросток, пишет де Бовуар, переполнена «ощущением тайны», заперта в «мрачном одиночестве». Она «убеждена, что ее не понимают; ее отношения с собой становятся еще более страстными: она одурманена собственной изоляцией, она чувствует себя иной, исключительной, высшей». То же самое происходит с героинями подростковых блокбастеров: усиливающееся ощущение одиночества и исключительности – в антиутопической вселенной, либо попытка избавиться от него – во вселенной романтической.
Эти подростки, как и их депрессивные сверстники, не могут осмыслить будущее. Действие романов Сьюзен Коллинз «Голодные игры» (2008) происходит в футуристическом тоталитарном мире Панем. Богатый Капитолий окружен тринадцатью кварталами, населенными беднотой. Каждый год кварталы должны посылать двух представителей на игры до смерти. Героиня, Китнисс Эвердин, вызывается на игры добровольно – ведь жребий выпал на ее младшую сестру. Китнисс настроена мрачно и фаталистично: ее смелость проистекает из уверенности, что будущее – это кошмар. Ее решения продиктованы ощущением тщетности всего. Сходным настроением проникнут «Дивергент» (2011) Вероники Рот. Тиражи «Дивергента» и «Голодных игр» превысили сто миллионов экземпляров.
В знаменитых романтических сериалах туманность (и неизбежность) будущего влияет на личность героини. Эти девушки пассивны и пусты как тофу. Им необходима едкая острота чужой жизни. Белла Свон, героиня «Сумерек», и Анастейша Стил из «Пятидесяти оттенков серого» образуют мостик между подростковой и взрослой коммерческой литературой. В определенном смысле это один и тот же характер, поскольку Э. Л. Джеймс написала «Пятьдесят оттенков серого» в подражание «Сумеркам» Стефани Майер. Белла и Анастейша – бумажные куклы. Они практически ничего не выбирают. Они не способны принять романтическую судьбу. Они не осознают собственной слепоты, как героини антиутопий не сознают своей смелости. И все они волшебным образом не понимают собственной красоты. Для мужчин же, влюбляющихся в Китнисс, Анастейшу и Беллу, равно как и для поп-певцов, воспевающих девушек, не сознающих своей красоты, такая слепота становится главным фактором их привлекательности. Белла влюбляется в вампира, а Анастейша – в миллиардера с садомазохистскими наклонностями. Обе героини не понимают, что их ожидает. В конце концов Эдвард кусает Беллу, превращая ее в вампира, а Анастейшу засасывает в водоворот неразрешенных травмирующих инцидентов. Но любовь избавляет обеих от необходимости прокладывать путь в будущее. Их будущее предопределено экстремальными проблемами мужчин, в которых они влюблены.
Как вам, пожалуй, уже ясно, меня никогда не привлекали истории типа «Сумерек». (Это неудивительно, если учесть постоянно повторяющуюся в них мысль о том, что жизнь молодой женщины пуста, если не связана с интересным мужчиной.) Даже серия подростковых книг Фрэнсин Паскаль «Школа в Ласковой долине», увидевшая свет в 80-е годы, на мой взгляд, слишком уж зациклена на романтической интриге. В подростковом возрасте эти книги помогли мне понять, кем я хочу быть, но в то же время и кем я страшусь стать – девушкой, желанной и интересной настолько, что жизнь выходит из-под ее контроля.