Завоевательница - Эсмеральда Сантьяго

Прошло три с половиной года. Мигель, по словам Рамона, рос здоровым мальчиком, которого интересовало буквально все вокруг. Ану в своих письмах он упоминал редко.

Кроме того, заметив, что Элена все реже и реже получает корреспонденцию из Лос-Хемелоса, Леонора посчитала, что влияние Аны на сына стало ослабевать. И все-таки она не могла понять, почему они не возвращаются.

Леонора и Эухенио часто обсуждали поездку на гасиенду, но всякий раз, когда они писали сыновьям, а впоследствии Рамону, находилась причина, по которой сыновья не советовали этого делать. Объяснения приводились такие: путешествие на торговом судне, а затем долгий путь верхом стали бы тяжелым испытанием, особенно для Элены, которая не была столь искусной наездницей, как Леонора; а сухопутный маршрут пролегал через горную гряду, где многие дороги мало чем отличались от тропы, прорубленной с помощью мачете сквозь заросли.

Поездки по суше были опасны из-за угрозы нарваться на засаду весной и летом 1848 года, когда Сан-Хуан наводнили известия о восстаниях на соседних островах, чрезвычайно взбудоражившие город. Из добровольцев были сформированы отряды милиции в помощь военному гарнизону в Эль-Морро. Слухи о волнениях встревожили все слои пуэрто-риканского общества.

Эухенио, который пытался вести жизнь дворянина-землевладельца, отозвался на просьбу генерал-капитана графа де Реуса, когда тот лично попросил его возглавить добровольческий отряд ополченцев, поклявшихся спасти столицу от вероятных волнений.

— Но ты же ушел в отставку! — запротестовала Леонора.

— Но я еще не стар, — ответил он, — и достаточно силен, чтобы защитить тебя и Элену от поджигателей и убийц. Не тревожься так, дорогая. Наши испанские солдаты отважны, а у генерал-капитана достаточно опыта. Кроме того, ты ведь знаешь, я не могу спокойно слышать звук горна.

Он принял командование ополчением и следующие шесть месяцев посвятил учениям и перекличкам, происходившим ранним утром. Леонора вынуждена была признать, что Эухенио казался счастливее и спокойнее теперь, когда снова носил золотые эполеты, а его руки касались изукрашенной рукояти сабли.

События во внутренних районах острова еще больше иэбудоражили столичных жителей, и беспокойство Леоноры усилилось. В июле был раскрыт заговор рабов в южном городе Понсе, в пятнадцати километрах от Лос-Хемелоса. Невольники собирались убить хозяев и ограбить и сжечь их дома. Главарей нашли и пристрелили. Двоих человек, которые знали о заговоре и не донесли властям, приговорили к десяти годам тюремного заключения. Все остальные, причастные к преступлению, получили по сто ударов кнутом.

Месяц спустя один из невольников в городке Вега-Баха, неподалеку от столицы, предупредил хозяина о том, что несколько рабов собираются поднять восстание и убежать в Санто-Доминго. Лидер был арестован и казнен, а двух других участников заговора бросили в тюрьму.

Новости и слухи усиливали смятение Леоноры. Ночные кошмары, где ей виделись сыновья, убитые в джунглях, пробуждали ее от беспокойного сна. В Сан-Хуане, в окружении военных и рядом с Эухенио, они с Эленой чувствовали себя защищенными. Но кто позаботится о безопасности ее единственного сына? Кто защитит ее внука? Возможно, они уже мертвы, а известие об их гибели, как об убийстве Иносенте, вполне вероятно, придет только через несколько недель, и она уже не сможет с ними проститься.

В ноябре 1848 года вместо графа де Реуса был назначен новый губернатор, Хуан де ла Песуэла, который отменил чудовищные предписания «Бандо негро», но ввел новые ограничения. Он, например, запретил пользоваться мачете тем невольникам, кому это орудие не требовалось для постоянной работы.

Беспорядки стихли, жизнь вернулась в нормальное русло, однако кошмары мучили Леонору все чаще. Она страдала от учащенного сердцебиения, а его, без сомнения, вызывало ужасное предчувствие, что с сыном и внуком случится беда.

— Еще один год, Леонора, — сказал Эухенио в ответ на ее очередной вопрос, когда она снова встретится с Рамоном и увидит Мигеля. — Мы договорились на пять лет, помнишь? Остался год, а потом мы все сможем вернуться в Испанию.

— Я не в состоянии ждать целый год! Я мечтаю увидеть своего выжившего сына и внука. Я хочу посадить цветы на могиле погибшего сына. Я прошу слишком многого?

— Нет, моя дорогая, — ответил Эухенио, опустив руку на ее плечо. — Я тоже этого хочу. Но мы пришли к соглашению.

— Пожалуйста, Эухенио! — взмолилась она. — Они не вернутся к нам. Давай поедем к ним.

Эухенио начал было повторять свои доводы, но жена закрыла ему рот рукой:

— Слышать не желаю, что это невозможно.

Он поцеловал ее руку, взял в свою и сдавил пальцы жены.

— Я никогда не перечила тебе, Эухенио, — продолжала она. — Ни разу за все эти годы не оспорила твоего решения. Я следовала за тобой повсюду, куда бы ты меня ни позвал, и ждала тебя. Ждала в унылых съемных квартирах, в холодных городах Европы и пыльных деревнях Северной Африки. Я не подвергала сомнению твои суждения о том, что лучше для нашей семьи. Но сейчас… Я не сдамся сейчас, Эухенио. Не сдамся.

Он посмотрел в ее серые глаза. Она все еще была привлекательной и энергичной женщиной, но ее силы подтачивала скорбь.

— Я поговорю с капитаном де ла Крусом. Возможно, он порекомендует нескольких человек в качестве эскорта.

— Спасибо, любовь моя, — сказала Леонора, целуя мужа.

— Но ты должна подготовиться, дорогая. Они живут очень скромно.

— Я только хочу увидеть Рамона и нашего внука. Хочу подержать его на руках, пока он не вырос.

Они отправились в путешествие в конце июня. Дамы ехали в видавшей виды, но еще крепкой карете, купленной в поместье Гуалтерло Линча, гражданина Ирландии, инженера. На дверцах красовались его имя и герб — ярко-зеленый, с золотым обрамлением. Эухенио и нанятый им эскорт передвигались верхом. Узнав о планах четы Аргосо, друзья предложили к их услугам свои загородные имения, а также дома родственников и знакомых на всем протяжении пути, так что Эухенио и Леонора ни разу не пришлось снимать на ночь жилье с неведомой репутацией и непредсказуемым обслуживанием.

Они оценили щедрость своих друзей, как только Сан-Хуан остался позади. Проливной дождь барабанил по сухой, растрескавшейся земле, превращая дорожные колеи в глубокие лужи, заполненные жидкой грязью, в которой вязли и колеса коляски, и копыта лошадей. Путешественники двигались на юг, и дождь преследовал их, не позволяя ничего разглядеть сквозь запотевшие окна кареты. Стремясь поскорее добраться до Лос-Хемелоса, Леонора столкнулась еще с одним препятствием: пережидая непогоду, они с мужем, воспитанницей и сопровождением провели много дней в чужом доме, подвергая серьезному испытанию терпение хозяев и слуг.

Перевалив Центральную Кордильеру, они начали спуск по южному, более засушливому склону. Тут главной проблемой стало беспощадное солнце, превратившее карету в раскаленную печку, а резкий ветерок, задувавший в открытое окошко, отнюдь не облегчал их положения. Они отправлялись в путь с рассветом и ехали до тех пор, пока солнце не оказывалось прямо над головой. Затем путешественники сворачивали на подъездную дорожку к поместью, где они обедали, а потом отдыхали. За сиестой следовал легкий ужин и беседа с хозяевами. Леонора и Эухенио пересказывали вчерашние новости в новой гостиной новым слушателям, добавляя сплетни, которыми поделились с ними предыдущие хозяева.