Наркомент - Сергей Донской

– Других вариантов не будет, – быстро сказал Паша, заметив тень сомнения, наплывшую на мое лицо. – Только этот. Сведение счетов между двумя преступными группировками. Это актуально. Как пишут в газетах, пауки в банке и все такое.

Пауки в банке! Нельзя сказать, что это избитое сравнение мгновенно подсказало мне дальнейший план действий, но что-то в мозгу щелкнуло, и в полной беспросветности забрезжила смутная догадка.

– Хорошо, – медленно произнес я, находясь в больничной палате уже только наполовину. – Я постараюсь.

– Не постараешься, а сделаешь! – Паша заметил, что капельница давно опустела, и с раздражением вырвал иголку из руки. Лейкопластырь, удерживавший ее, сразу пропитался кровью.

Я закрыл глаза. Не хотелось смотреть на кровь, навидался я ее предостаточно. На всю оставшуюся жизнь.

– Слышишь меня? – не унимался Паша.

– Слышу, – спокойно ответил я.

– У тебя трое суток и ни минутой больше, Игорь. Когда все будет кончено, придешь сюда.

– Ты говорил о каких-то заинтересованных лицах, которые сидят выше тебя, – обращаясь к Паше, я по-прежнему не открывал глаз. – Пусть сделают так, чтобы милиция обо мне забыла. Не разгуливать же мне повсюду с накладным горбом или фальшивой деревянной ногой?

– Значит, договорились? – обрадовался он. – Возьмешься?

Я поднял веки и посмотрел Паше прямо в глаза. После чего, не прощаясь, оставил его одного.

Наедине с совестью? Надо было все-таки напомнить Паше об этом понятии перед уходом. Повеселился бы на славу милицейский рыцарь без страха и упрека.

– Наконец-то, – с облегчением вздохнула Марина, когда, изучив меня в дверной глазок, суетливо открыла замки.

Стоило мне шагнуть через порог, как она бросилась навстречу, уткнулась лицом в мою грудь.

– Соскучилась? – я покровительственно провел ладонью по ее коротким волосам. Никакой не «ежик» это был – ощущение создавалось такое, будто гладишь доверчиво прильнувшую кошечку.

– Соскучилась, – призналась Марина. – И потом, мне было страшно. Я боялась, что ты не успеешь.

Невольная самодовольная улыбка, тронувшая мои губы, угасла сама собой. Марина не за меня опасалась – за себя, за свое благосостояние. Вполне естественный человеческий эгоизм, о котором совершенно необязательно напоминать лишний раз.

Я попытался высвободиться из ее объятий, но она только прижалась ко мне крепче. По-прежнему не поднимая лица, прошептала:

– Ты дымом пахнешь. Гарью.

– Я прямиком из ада.

– Чем ты там занимался?

– Подыскивал себе местечко. Самое теплое.

Марина посмотрела мне в глаза и озадаченно произнесла:

– Такое впечатление, что ты говоришь серьезно.

– Так оно и есть, – вздохнул я. – Но не будем о грустном. Верунчик вернулась?

– Верка, – она сделала особый нажим на этой поправке, – Верка вернулась, куда она денется!

– С ней все в порядке?

– А что ей сделается?

Кажется, я переборщил с вопросами о нелюбимой родственнице. Маринино лицо сделалось таким чопорным и непроницаемым, словно она была кинозвездой, которую, вместо того, чтобы интересоваться ее творческими планами, расспрашивают о самочувствии ее дублерши.

Женщинам можно вешать лапшу на уши почти по всякому поводу, они охотно заглатывают самую разную чушь. Про непорочное зачатие от инопланетянина и чудо-крем, разглаживающий морщины. Про райскую жизнь топ-моделей и романтические путешествия на Таити да Гаити, которые щедро раздают телевизионные затейники. Женщина способна поверить даже в магию Дэвида Копперфилда, даже в клятвы очередного президента, особенно если он спортивен и беспредельно крут. Но невозможно провести ее, когда речь идет о сопернице. Тут женская интуиция становится безошибочной, как луч радара. И попытки Марины обидчиво поджать свои распухшие губы были лучшим тому подтверждением.

– Можешь идти к своей Верке, – буркнула она, с преувеличенным вниманием разглядывая потолок. – Со мной она общаться не желает. У вас ведь теперь появились какие-то общие секреты? Ха! Вот и секретничайте вдвоем.

В этот момент в прихожей молчаливой черной тенью возникла Верка и с любопытством уставилась на нас. С радостным визгом бросаться мне на шею не спешила, чинно стояла в стороне. Чистенькая, примерная девочка, в которой никто не заподозрил бы разъяренную фурию с топором.

– Привет, – сказал я. – Как добралась?

– Нормально, – ответила Верка. – Все путем, только спать очень хочется… О-хо-хо! – неестественно зевнула и, стерва такая, стрельнула взглядом в слегка побледневшую Марину.

– Так ложись и спи, – посоветовал я с отсутствующим выражением лица.

– Кушать хочется еще больше, – ханжески вздохнула она. – Нужно восстановить силы.

– Ха! – возмущенно произнесла Марина свое любимое междометие и собралась было удалиться, но я перехватил ее за плечо и вручил пакет с продуктами.

После чего грозно предупредил обеих:

– Если к тому моменту, когда я выйду из ванной, стол не будет накрыт, пеняйте на себя. Слопаю и одну, и другую.

– Смотри не подавись, – буркнула Марина.

Я отправился в ванную комнату. Вволю поплескался под душем, привел себя в порядок. А когда появился в кухне, обед уже дожидался на столе.

Некоторое время мы молчали, работая челюстями. Когда первый голод был утолен, я опустошил бокал теплого пенистого пива и спросил у Марины:

– Мишины воспитанники объявлялись?

– Звонили. – Вспомнив про нависшую опасность, Марина моментально перестала дуться и посмотрела на меня с надеждой.

– Когда обещали быть?

– Сегодня вечером. Точное время не назначили, но сказали, что прихватят с собой нотариуса.

– Так… Вы поели? – Я вопросительно посмотрел на обеих. – Сыты?

– А что? – оживилась Верка. – Есть какие-то предложения?

– Только одно, – ответил я. – Сейчас вы удаляетесь из кухни и оставляете меня одного. Буду дымить, пить пиво и думать. Убедительная просьба не мешать. Вопросы есть? Вопросов нет. Желаю приятного отдыха.

Если честно, то в общих чертах план уже созрел в моей голове. Просто хотелось побыть одному.

Они явились втроем, и двое из них словно сошли с полотна неизвестного художника конца двадцатого века, украшающего жилище Марины. Благодаря ее предварительным пояснениям, мне удалось идентифицировать их.

Плохо выбритый Зарик, тот, что умственно отсталый, имел такое выражение лица, словно его недавно ударили из-за угла пыльным мешком, и теперь он угрюмо размышлял, кто бы это мог быть и что бы такого страшного с ним сотворить. Его маленькая обтекаемая голова, торчащая из высокого воротника темно-серого свитера, беспрестанно подергивалась и поворачивалась из стороны в сторону, отчего он напоминал исполинскую черепаху. Поверх свитера на Зарике красовалась куртка с воротником из бараньего меха – в очень похожих летали давным-давно первые покорители Северного полюса.