Секс без людей, мясо без животных. Кто проектирует мир будущего - Дженни Климан

— Вы понимаете, какие вопросы о смещении границ жизнеспособности поднимутся в обществе, если первым человеческим плодом в вашей системе будет тот, что не выжил бы без нее? Неужели вы не можете представить, как родители еще более недоношенных младенцев будут просить вас о любом шансе, который может дать искусственная матка?

— Думаю, это вообще-то довольно простой вопрос, — отвечает он моментально. — Человек это, плод ли, младенец ли — он болен. Если бы ваш трехлетний ребенок тяжело заболел и кто-то разработал бы новую терапию, у вас возникли бы какие-то сомнения?

— Конечно нет.

— Ну вот. С нашей точки зрения, это то же самое.

Другими словами, пока у них есть шанс спасти жизнь младенца, они постараются это сделать. Но и у них есть свои пределы.

— Вообще-то мы не считаем, что сдвигаем границу жизнеспособности все дальше и дальше. Прагматическая причина в том, что если в эмбрион нельзя вставить катетер и сердце развилось недостаточно, чтобы прогонять кровь через организм, то ему ничто не поможет. Так что все волнения насчет сбора яйцеклеток и отправки в наши искусственные устройства беспочвенны уже на этом уровне. Это просто невозможно практически.

***

Хотя частичный эктогенез мы наверняка увидим уже через несколько лет, правда в том, что полный эктогенез, от зачатия до родов, действительно невозможен на практике. Но раз у нас все лучше получается продлевать жизни эмбрионов за пределами утробы в течение недель после зачатия и сохранять живыми все больше недоношенных младенцев, то настанет время, когда эти два вектора встретятся — если не специально, так случайно. С каждым годом мы становимся к этому все ближе.

Считалось, что после зачатия человеческие зародыши можно выращивать вне утробы около недели — это период, за который они обычно прикрепляются к слизистой оболочке матки. Но в 2016 году команда профессора Магдалены Зерники-Гетц в Кембриджском университете успешно сохранила человеческие эмбрионы живыми и невредимыми вне человеческого тела на протяжении 13 дней [137], погрузив в специальный субстрат в инкубаторе. С правильным коктейлем из факторов роста эмбрионы прикрепились к подстилке, и развились ранние плацентарные клетки.

Из-за этической конвенции ученые сохраняют жизнь человеческих эмбрионов, зачатых с помощью ЭКО, только в течение 14 дней до того, как на 15 день появится «первичная полоска» (ряд клеток, отмечающих зачатки того, что станет головным и спинным мозгом). Эмбрионы кембриджской команды пришлось убить из-за этого двухнедельного правила; вероятно, они бы прожили и намного дольше, если бы им позволили. С 2016 года ведутся широкие дебаты, не стоит ли продлить срок до 21 или даже 28 дней из-за огромного научного потенциала наблюдения за развитием эмбриона вне человеческого тела. Двухнедельный дедлайн — добровольный этический предел, официально соблюдающийся только в 17 странах [138]. Ученым в Северной Корее или России ничего не мешает выращивать человеческие эмбрионы столько, сколько получится.

В экспериментах с животными исследователи заходили намного дальше: в 2003 году доктор Хелен Хун-Чин Лю и ее команда в Центре репродуктивной медицины и бесплодия при Корнеллском университете смогла вырастить эмбрион мыши на внеутробной матрице с зачатия и почти до родов с помощью маточной ткани, созданной благодаря биоинженерии. Если в индустрию чистого мяса продолжат поступать деньги на научные исследования и мы сможем культивировать любую ткань, вполне вероятно, мы будем выращивать и использовать таким образом и маточную.

Конечно, развитие зародыша по-прежнему остается загадкой, и нам еще многое предстоит узнать о том, что происходит в первом и втором триместрах беременности. Но если мы сможем дольше выращивать эмбрион вне человеческого тела, крышка ящика приоткроется. Репродуктивную медицину развивают амбициозные врачи и исследователи, ведомые могучим человеческим импульсом к воспроизводству и финансируемые клиентами, готовыми платить любую цену, чтобы достичь поставленной цели. Чем больше мы поймем, тем ближе окажемся к полному эктогенезу. Давление — научное, медицинское, но еще и коммерческое, — слишком велико, чтобы этого не произошло. Препятствия будут скорее этическими и юридическими, чем технологическими.

Когда-то ЭКО было научной фантастикой, потом — этической дилеммой, затем — передовой вспомогательной репродукции. Теперь это акроним, который понимают все, обычное дело при со­здании семьи, настолько приемлемое, что рекламируется по телевизору. Национальная служба здравоохранения Великобритании уже признала право человека на создание ребенка вне чрева и покрывает расходы пар на возможность зачать биологических детей таким способом. То, что однажды казалось противоестественным, может с легкостью стать обыденным.

Как только на смену матке придут мешки и трубки, беременность и роды в корне изменятся. Если созреванию необязательно проходить в женском теле, то и телу необязательно быть женским. Как благодаря детскому питанию мужчины получили возможность кормить малышей наравне с женщинами, так благодаря эктогенезу деторождение будет не только женской прерогативой. И смысл материнства тоже изменится навсегда.

— Беременность — это варварство, — объявляет доктор Анна Смайдор. — Если бы существовала болезнь, вызывающая такие же проблемы, мы бы точно считали ее очень серьезной.

Я сижу на зеленом диване в кабинете Анны в кампусе Университета Осло, напротив календаря с фотографиями ее кошек. Она крутится на кресле из стороны в сторону, облокотившись одной рукой на стол. На ее запястье — зеленая резинка для волос, темные пряди спадают на грудь. Она биоэтик и доцент практической философии, но из-за субтильного телосложения, оживленной мимики и выразительных глаз напоминает озорного подростка.

— В мире огромное количество женщин, страдающих из-за слез, недержания и всего того, от чего остаются травмы на всю жизнь, и все же общество не относится к этому как подобает, — продолжает она. — Все это связано с тем, какой высокой ценностью мы наделяем не только материнство, но и роды. Мы рассчитываем, что женщины будут проходить процесс играючи. Об этом стоит говорить хотя бы ради того, чтобы пролить свет на то, чего мы ждем от женщин ради создания новых граждан.

Мне не терпелось встретиться с Анной с тех пор, как я прочла две ее революционных работы об искусственных матках: «Моральный императив эктогенеза» 2007 года и продолжение — «В защиту эктогенеза» 2012-го. Первая статья описывала, как женщины несут бремя общественного стремления к размножению, как «мужчина может использовать жену или партнера в качестве суррогатной матери для своего ребенка» и как природные различия в связи с детородной способностью закрепляют подчиненную роль женщин. «Беременность — состояние, которое причиняет боль и страдания и затрагивает только женщин. Тот факт, что мужчинам в отличие от женщин не приходится проходить беременность, чтобы родить генетически родственного ребенка, есть природное неравенство, — писала она во второй статье. — Существует фундаментальный и неизбежный конфликт между требованиями к вынашиванию и деторождению и социальными ценностями людей, такими как независимость, равенство возможностей, автономия, образование, самореализация в карьере и отношениях… Либо мы видим в женщинах живые инкубаторы, обязанные подчинить все свои интересы благополучию потомства, либо мы признаем, что наши социальные ценности и уровень медицинских знаний уже несовместимы с „естественной“ репродукцией».