В тени человека - Джейн Гудолл

Эти несколько месяцев, пока в заповеднике свирепствовал полиомиелит, были самыми мрачными в моей жизни. Всякий раз, когда кто-нибудь из наших питомцев неожиданно переставал посещать станцию подкормки, мы с ужасом начинали думать, что больше никогда его не увидим, а если и увидим, то изуродованным калекой. Это было, пожалуй, самое страшное. Болезнь поразила в нашей группе 15 обезьян: шесть из них умерли, другим повезло, и они выжили, отделавшись сравнительно небольшими повреждениями опорно-двигательного аппарата. У Гилки была поражена одна рука, у Мелиссы — шея и плечевой пояс. Когда два великолепных молодых самца, Пепе и Фабен — краса и гордость нашей группы, вновь появились в лагере после кратковременного отсутствия, мы с горечью увидели, что у обоих плетью повисла одна рука.

Еще один молодой самец так долго не приходил в лагерь, что мы уже уверились в его гибели. Однако он все же вернулся. Но что это было за зрелище! У него парализовало обе руки, и он едва доплелся до лагеря. Он тотчас же бросился подбирать губами валявшиеся на земле шкурки бананов и другие съедобные отбросы, так как был настолько истощен, что напоминал скелет, а дотянуться до пищи и взять ее руками не мог. В конце концов нам пришлось прекратить его мучения и пристрелить несчастное животное.

Болезнь унесла многих наших любимцев. Джей-Би, шумный могучий Джей-Би, к которому все мы так привыкли, навсегда перестал появляться в лагере. Были и другие жертвы, но самой страшной на фоне развернувшейся трагедии оказалась болезнь и смерть Макгрегора. Воспоминание об этом кошмаре все еще продолжает мучить нас, хотя с тех пор прошло уже несколько лет.

…В тот вечер Хьюго заметил, как Фло, Фифи и Флинт, выйдя из лагеря, остановились возле низкого кустарника и стали что-то сосредоточенно рассматривать в высокой траве, время от времени выпрямляясь для этого во весь рост и встревоженно вскрикивая. Мы поспешили спуститься к ним, чтобы посмотреть, в чем дело. Первое, что мы увидели, были мухи. Они густым слоем покрывали листья и ветки, так что весь куст отливал сине-зеленым металлическим блеском. Потревоженные нашим приходом, рои мух поднимались в воздух и недовольно гудели. Мы решили, что в кустах лежит труп умершей обезьяны, но, подойдя поближе, увидели живого Мистера Макгрегора. Он сидел на земле, обрывая руками маленькие красные ягоды, которые росли над его головой, и засовывал их в рот. Лишь когда он попытался дотянуться до удаленной от него ветки, мы поняли, что произошло, и содрогнулись от ужаса. Ноги старого самца были полностью парализованы. Ухватившись обеими руками за нижнюю ветвь, он подтянул свое беспомощное тело с безжизненно волочащимися ногами поближе к желанной цели. Теперь он уже мог достать ягоды. Тогда он оперся обеими руками о землю и, с трудом отклонившись назад, снова принял сидячее положение.

Фло с семейством давно ушла, а мы с Хьюго все стояли и смотрели на несчастного Грегора. Уже смеркалось, и тут старый самец тем же способом подтащил себя к дереву, нижние ветки которого росли совсем близко от земли, и не без успеха попытался взобраться на него. Оставалось лишь поражаться силе его мускулов. Он вскарабкался на дерево, причем довольно высоко, при помощи только одних рук и даже соорудил там жалкое подобие гнезда. Рои мух неотступно следовали за ним, но лишь теперь мы поняли почему. Макгрегор не мог больше контролировать действие сфинктера мочевого пузыря и каждый раз, когда он пытался дотянуться до вышерасположенной ветки, мышцы сокращались от напряжения и моча тоненькой струей текла по парализованным ногам. Кожа на его теле была во многих местах содрана, ноги и ягодицы сильно кровоточили. Очевидно, бедному животному пришлось проделать долгий путь, прежде чем он добрался до лагеря. На другой день мы проследили этот путь: примятая и окровавленная трава привела нас вниз к ручью, а потом и на противоположный склон. Метров через 150 следы исчезли на крутом, размытом водой склоне.

Следующие 10 дней мы целиком посвятили нашему бедному другу. Это были страшные дни — каждой из них стоил прожитого года. Мы не переставали надеяться, что болезнь отступит и жизнь вернется к его парализованным ногам, но время шло, а Грегор по-прежнему не мог шевельнуть хотя бы одним пальцем. Все эти дни он провел в окрестностях лагеря. Часов до 11 утра и даже позже он оставался в гнезде, потом очень медленно спускался на землю и садился, чтобы перевести дух. Иногда он сидел так около получаса, глядя по сторонам или приводя в порядок шерсть. Потом подтаскивал свое огромное тело к кустарнику или дереву с низко растущими плодами и приступал к завтраку.

В один из дней мы увидели, что Грегор передвигается каким-то новым способом: пригибая голову к земле, он неуклюже кувыркался, перекатываясь с места на место. Мы с Хьюго были вне себя от радости — должно быть, решили мы, активность парализованных конечностей постепенно восстанавливается. Приглядевшись внимательнее, мы поняли, что и это сальто через голову осуществлялось лишь благодаря исключительной силе рук Макгрегора — они одни способны были оторвать от земли все его грузное и наполовину мертвое тело. Но передвигаться таким образом старый самец мог лишь в тех местах, где росли пучки жесткой травы или выступали корни деревьев, которые он использовал в качестве опоры.

Примерно в половине четвертого дня Мистер Макгрегор уже забирался обратно в гнездо. Всего за время болезни он соорудил три гнезда, причем два из них находились на одном дереве. В самом начале болезни он предпринимал попытки вскарабкаться на три других дерева — с огромными усилиями взобравшись на нижние ветки, начинал с неменьшим трудом спускаться обратно на землю.

Мы старались, как могли, помочь несчастному животному. Вначале он не позволял нам подходить слишком близко — издавал глухие кашляющие звуки и размахивал руками. Но через два дня он, казалось, почувствовал, что мы хотим помочь ему, и тогда поведение его резко изменилось: он ложился на спину и позволял мне выжимать губку, пропитанную водой, прямо в его открытый рот. Мы сооружали из листьев нечто вроде корзиночки, накладывали в нее бананы, пальмовые орехи и любой другой корм, который могли собрать в окрестностях лагеря, а потом подсовывали все это в гнездо Грегора с помощью длинной палки. По утрам, когда самец отправлялся завтракать, мы залезали на дерево и вычищали его гнездо, так как теперь он совершал все отправления там же, где спал.

Чтобы мухи меньше докучали старому самцу, мы каждый раз опрыскивали пространство вокруг гнезда специальным аэрозолем. Вначале Грегор с опаской относился к этой процедуре, но потом как будто понял, что избавляется таким образом от назойливых жужжащих созданий, и с тех пор, заметив пульверизатор с инсектицидом, радостно приветствовал нас.

Но самым ужасным во всей этой кошмарной истории было то, как отнеслись остальные шимпанзе к ставшему калекой сородичу. Прежде всего, и это вполне естественно, их испугало его непривычное и странное состояние. Мы замечали ту же самую реакцию и по отношению к другим жертвам полиомиелита, когда они впервые после болезни появлялись в лагере. Так, например, когда шимпанзе увидели, как Пепе беспомощно съезжает по склону, волоча за собой одну руку, они с выражением ужаса кинулись трогать и обнимать друг друга, чтобы успокоиться и обрести уверенность в физическом контакте. Несчастный Пепе, не подозревающий об истинных причинах паники в группе, испугался больше остальных: он с недоумением оглядывался назад, пытаясь понять, что именно вызвало такой ужас среди его сородичей. В конце концов все успокоились, и Пепе снова заковылял вниз. Со временем Пепе, как, впрочем, и Фабен, научился передвигаться только на задних конечностях — мышцы его ног постепенно окрепли, и он уже свободно обходился без помощи висевшей плетью больной руки. Что касается остальных шимпанзе, то они быстро привыкли к несколько странному виду молодого самца и перестали обращать на него внимание.