В тени человека - Джейн Гудолл

Наутро мы поняли, что малыш серьезно болен: ручки и ножки его бессильно болтались, и он громко кричал при каждом шаге матери. Олли села и бережно положила своего сына на колени, Гилка устроилась рядышком и пристально уставилась на братца. Но на этот раз она не сделала никаких попыток прикоснуться к нему.

Подкрепившись двумя бананами, Олли поднялась с земли, подхватила младенца и медленно пошла по тропе в сторону долины. Гилка и я двинулись вслед за ней. Обеспокоенная непрекращающимися криками малыша, Олли останавливалась каждые несколько метров и бережно прижимала к себе беспомощное тельце сына. Как только младенец затихал, Олли вставала и шла дальше, но крики тут же возобновлялись, и матери приходилось снова садиться и ждать. Так прошло около получаса. За это время мы продвинулись не больше чем на сотню метров. Олли взобралась на дерево. Усевшись на ветке, она бережно положила младенца на колени, расправив его беспомощные ручки и ножки. Он успокоился, и Олли с Гилкой занялись туалетом: они обыскивали друг друга, почти не обращая внимания на малыша.

Минут через 15 полил дождь. Это был настоящий тропический ливень, который стеной обрушился на нас. Я сидела, скорчившись в три погибели под большим деревом, и не видела ничего, кроме потоков воды. Ливень продолжался минут 30, и за это время детеныш, по-видимому, умер или потерял сознание. Когда Олли после дождя соскользнула с дерева, головка малыша беспомощно повисла, он больше не кричал и вообще не подавал никаких признаков жизни.

Я поразилась тому, как резко изменилось поведение Олли. Куда девались ее заботливость и тревога! Спустившись на землю, она небрежно схватила детеныша за руку и перекинула через плечо. Неужели она понимала, что ее отпрыск умер? По крайней мере материнский инстинкт, по-видимому, подсказывал ей, что младенец, который не плачет и не шевелится, не нуждается больше в ее уходе. Несколько раньше я наблюдала за другой матерью, молодой и неопытной, которая потеряла своего первенца, но в течение двух дней после его смерти продолжала бережно носить безжизненное тельце, заботливо прижимая его к груди.

Когда на следующий день Олли в сопровождении Гилки пришла в лагерь, мертвый детеныш все еще болтался у нее за спиной. Самка села, и труп с глухим стуком шлепнулся о землю. Вновь поднявшись, Олли опять поволокла его за собой. Несколько молодых самок шимпанзе и два-три павиана, привлеченные этим зрелищем, столпились вокруг Олли. Но она не обратила на них ни малейшего внимания.

Когда Олли и Гилка покинули лагерь, я вновь последовала за ними. Олли брела как во сне: она шла через лес, не глядя по сторонам, и безжизненное тельце детеныша подпрыгивало на плече в такт ее шагам. Примерно на середине горного склона Олли остановилась и села, небрежно сбросив ношу с плеча. Прошло около получаса… Олли впала в оцепенение: она сидела, тупо глядя в одну точку и почти не шевелясь, лишь изредка отгоняла рукой неизвестно откуда взявшихся мух.

Гилка, заметив полное безразличие матери, решилась наконец поиграть с маленьким братцем. Это было страшное зрелище. Труп, уже начавший разлагаться, испускал зловоние, на лице и животе явственно проступали зеленые пятна, а широко открытые глаза застыли и остекленели. Искоса поглядывая на мать, Гилка осторожно подтащила к себе безжизненное тельце брата, взяла его на руки и начала тщательно перебирать шерстку. То, что было дальше, я не могу вспомнить без содрогания. Гилка взяла руку мертвого детеныша и стала щекотать ею у себя под подбородком, а на лице ее заиграла слабая улыбка. Бедная Гилка! Мы так радовались, когда у нее появился маленький братик, будущий товарищ по играм. Но, видно, ей на роду было написано быть одинокой. Еще раз быстро взглянув на мать, Гилка бережно подхватила мертвое тельце и прижала его к груди. Только тогда Олли заметила наконец, что происходит. Она быстро выхватила трупик из рук дочери и бросила его на землю.

Потом старая самка встала и вернулась той же дорогой, что и пришла, обратно в лагерь. Здесь она съела пару бананов и снова побрела в лес. Я сопровождала Олли и Гилку еще около трех часов. Каждые 10 минут Олли садилась или ложилась на землю, а Гилка тотчас хватала мертвого братца и начинала с ним играть.

В конце концов Олли стало беспокоить мое присутствие, она прибавила шагу, то и дело оглядываясь через плечо, и, будто нарочно, зашла в такую густую чащу, что я еле поспевала за ней. Тогда я решила вернуться в лагерь. В глубине души я была рада, что могу наконец выбраться из этих зарослей — тяжелый трупный запах надолго задерживался в жарком влажном воздухе, а поскольку я шла вслед за Олли, дышать было совершенно нечем. К тому же меня донимали мухи — целые полчища их, привлеченные все тем же запахом, садились на кусты, через которые мы продирались.

Когда Олли и Гилка на следующий день появились в лагере, мертвого младенца с ними уже не было. По-видимому, они все же бросили его во время странствий по лесу.

Если бы я знала, что младенец Олли был первой жертвой начинающегося грозного заболевания, я бы ни за что не стала в течение двух дней бродить вслед за семейством по лесу, так как в это время сама ждала ребенка. Однако новые жертвы той же болезни появились лишь через две недели после смерти брата Гилки. Только тогда выяснилось, что среди африканского населения вспыхнула эпидемия полиомиелита. Так как шимпанзе подвержены почти всем инфекционным болезням человека, в том числе и полиомиелиту, не оставалось никаких сомнений, что страшное заболевание проникло и к нам в заповедник. Километрах в 15 южнее лагеря, как раз на границе с заповедником, была расположена африканская деревня, в которой два человека уже умерли от полиомиелита. Обезьяны часто заходили в эту долину и кормились на деревьях неподалеку от деревни. Возможно, первые случаи заражения произошли именно здесь, а потом болезнь быстро распространилась и добралась до нашей группы шимпанзе.

Трудно представить себе то состояние, которое охватило нас, когда мы узнали о вспыхнувшей эпидемии. Мы были в ужасе: мало того, что ни Хьюго, ни я, ни наша помощница Элис Форд не прошли полного курса вакцинации против полиомиелита; угроза нависла и над шимпанзе, ради благополучия которых мы трудились все эти долгие годы. Мы немедленно связались с профессором Лики, и он организовал отправку в Кигому специального самолета, который доставил нам столь необходимую сейчас вакцину. Мы не знали, какие размеры может принять вспыхнувшая эпидемия, и поэтому решили провести профилактическую вакцинацию среди всех обитателей заповедника. Естественно, что воспользоваться нашими услугами могли лишь те животные, которые регулярно посещали лагерь.

Из лаборатории Пфицера (в Найроби) было доставлено большое количество вакцины в виде таблеток, которыми мы собрались начинять бананы. Каждое животное должно было получить по три таблетки в месяц за один прием, и так в течение трех месяцев. Как правило, большинство шимпанзе без колебания поедали банан вместе с лекарством, но некоторые обезьяны, почувствовав лекарство, тут же выплевывали его, хотя нам таблетки казались абсолютно безвкусными. Для этих особенно разборчивых животных мы заготавливали три банана с таблеткой в каждом вместо обычного одного, начиненного сразу тремя таблетками. Нам приходилось заботиться и о том, чтобы самцы высокого ранга, уже получившие месячную дозу, не отнимали бананы с лекарством у подчиненных особей.