Ответный темперамент - Анна Берсенева

Но имело. И было, похоже, уже даже не частью, а всей его жизнью. Все, что происходило с Андреем в последнее, уже довольно долгое время, ослепительно осветилось теперь в Ольгиной памяти, и она поняла, что он давно уже полностью погружен в мир розовых котеночков и любовей, подаренных судьбой.

И только этот мир имеет для него значение, и потому его раздражает все, что от этого мира отвлекает, и Ольга – в первую очередь.

И что ей было делать с этим открытием, как ей было с этим жить? Она не знала.

«Надо держать себя в руках. Не надо показывать, что я об этом знаю. Сейчас это не он, не Андрей. Это… Ведь со мной было то же самое!»

Конечно, это было единственной настоящей причиной, по которой Ольга не поговорила с мужем в тот же день, когда обнаружила письма от Белоснежки. Все, что происходило с ней самой всего полгода назад, не допускало теперь такого разговора.

Да, она по себе знала, что это безумие может случиться с каждым и его надо просто переждать. Оно пройдет, конечно, пройдет. У нее прошло же, и у него пройдет. Правда, у него все это происходит как-то… странно, но ведь он мужчина, и мужчина в опасном возрасте, конечно, она специально этим не интересовалась, но слышала же, что так бывает со многими, да чуть ли не со всеми мужчинами, не могла не слышать, об этом все так или иначе слышали, если не про гормональную бурю, то хотя бы про беса, который ударяет в ребро одновременно с сединой в бороде, вот и его ударил, но не навсегда же!..

Иногда Ольге казалось, что она мысленно произносит какую-то мантру. Она никогда не была склонна к подобным заклинаниям, но что же делать, если только они позволяли ей теперь держать себя в руках.

Они позволяли ей не видеть всего, что происходило с ее мужем так явно, что увидел бы это даже слепой.

Не видеть, не чувствовать, не сознавать.

Она старалась, например, не замечать его раздражения от ее звонков.

Ольга звонила теперь Андрею очень редко, но все-таки иногда приходилось это делать, и каждый раз она слышала в его голосе еле сдерживаемое раздражение от того, что она ему звонит. Это было особенно заметно по контрасту: когда он был дома, та, новая Белоснежка звонила ему едва ли не каждый час – коротко, на полтакта, звучала мелодия его телефона, сразу же обрывалась, и лицо у него сначала светлело, а потом на нем читалось просто-таки мученье, как будто он говорил: ну когда же ты куда-нибудь уйдешь, дай же ты мне спокойно поговорить с… Как он мысленно называет эту женщину, Ольге не хотелось даже думать.

Еще – она старалась не замечать его отсутствия в выходные.

В отличие от многих супругов с таким большим стажем, как у них, Ольга с Андреем проводили выходные вместе. Они не то чтобы договаривались об этом – просто радовались оттого, что никакие дела не заставляют их разбегаться с самого утра, и можно не торопясь завтракать, болтая о каких-нибудь приятных пустяках, можно читать, устроившись в разных комнатах, и потом пересказывать друг другу самое интересное из прочитанного, а можно пойти вместе в кино или в театр, или просто погулять на Патриарших, или поехать в Тавельцево… Они не стремились отдыхать друг от друга. Им даже непонятно было, почему надо отдыхать от общения, которое доставляет одну сплошную радость.

Вот так у них это было раньше – всю их общую жизнь.

Теперь Андрей уходил из дому в субботу или в воскресенье утром, говоря какую-то глупость – что пройдется по магазинам, например, – и возвращался затемно, уже ничего не говоря. Иногда он и вовсе уезжал на оба выходных дня, вскользь сообщая Ольге, что заведующий кафедрой или декан пригласил коллег к себе на дачу. Почему при этом не приглашена жена, которую все коллеги, включая и декана с завкафедрой, прекрасно знают и которую всегда раньше приглашали на совместные посиделки, он не объяснял.

Самое ужасное было в том, что все это он делал спокойно, уверенно, нисколько не смущаясь, – просто уходил, просто уезжал, просто ничего не объяснял.

И эта его уверенность обезоруживала Ольгу совершенно. Она не понимала, почему он относится к ней не с равнодушием даже, а с пренебрежением, и винила в таком его отношении себя – недавний свой глупый, отвратительный, бессмысленный роман. Ведь если с Андреем происходит сейчас то же самое, что происходило с ней, то как же трудно ему с этим справляться, ей ли не знать!

Такое вот изматывающее, мучительное состояние все длилось и длилось, и вырваться из этой мертвой точки Ольга не видела никакой возможности.

До тех пор, пока поездка на Бали не стала реальностью.

Андрей сообщил о ней мимоходом, как о чем-то давно решенном.

– Я лечу послезавтра, – сказал он.

– Куда? – спросила Ольга.

Он вздохнул, как будто проговорил: «Ну почему я должен по сто раз объяснять одно и то же? И какое тебе вообще до этого дело?»

Раньше, каких-нибудь два месяца назад, Ольга ужаснулась бы такому его вздоху. Но теперь это стало ей привычно.

– На Бали, – поморщившись, сказал Андрей. – Я же тебе говорил.

И вдруг она почувствовала, что больше не может. Да что это такое, в самом деле? Он врет ей в глаза, не испытывая даже смущения, а она должна воспринимать это как должное, да еще искать этому оправдания?!

– Да? И что же ты мне говорил про Бали? – усмехнулась она.

– Что там будет конференция, – с тем же тяжким вздохом ответил он. – По этнопсихологии.

– Неужели?

– Что – неужели?

– Неужели секретарш приглашают на конференции по этнопсихологии? И дорогу им оплачивают, и проживание?

– Каких секретарш?

Наконец в его голосе послышалось что-то вроде удивления. Хоть какое-то чувство, направленное в ее сторону.

– Молодых, надо думать. Зачем же таскать за собой старых? Молодых, как розовые кошечки. Или как Белоснежки.

Ольга не узнавала своего голоса. Никогда ей не была присуща едкая стервозность, которая отчетливо в нем теперь слышалась!

– Вот, значит, что… – проговорил Андрей. – Интересно, какое ты имеешь право читать мою почту?

Он сказал это с таким возмущением, которое вот-вот должно было перейти в ненависть. Да, может, уже и перешло.

– Это единственное, что тебя возмущает? – усмехнулась Ольга. – Нарушение твоих прав?

– Представь себе!

– Я имею на это право, – резко и зло отчеканила она. – Имею право не чувствовать себя дурой. Тем более обманутой дурой. Андрей, мне никогда не приходило в голову читать твою почту. Или сообщения в твоем телефоне. Или выспрашивать, почему он у тебя выключен. Ничего этого, если ты помнишь, я не сделала ни разу за двадцать лет. Но сейчас… Ты настолько не считал нужным скрывать свою… свои отношения с этой девицей, что я узнала бы все и без чтения твоей почты. Ну, может, на неделю позже узнала бы, но это ничего не меняет, по сути.