Город Солнца. Глаза смерти - Евгений Рудашевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В отличие от Ани, Кристина не стеснялась ходить по комнате, осматривать вещи Екатерины Васильевны. Потом вовсе села в её кресло у торшера. Вела себя как дома.
Максим заглянул в корзину. Там вообще не было ни одного письма.
– А можно как-то восстановить удалённые письма? – спросила Аня и тут же написала брату об их неудаче.
– Вряд ли. Если только писать в службу поддержки. Но всё равно сомневаюсь.
– Что это? – спросила Кристина, заметив на стене маску.
– Это Ямараджа. Правитель Яма. – Максим откинулся на спинку стула. – Первый из всех умерших людей, который теперь правит миром мёртвых – судит их души и в зависимости от того, как они вели себя при жизни, решает, кем и когда им переродиться вновь. Великий судья, знающий все тайны людей, проницающий прошлое, настоящее и будущее. С одной стороны, персонифицирует смерть, с другой – лучше многих понимает человеческую жизнь, умеет отделить в ней хорошее от плохого. Как-то так.
– Красивая.
«Красивая?!» Аня никогда бы не решилась спать под таким страшилищем.
– Раньше она была в гостиной, – Максим пожал плечами. – Не знал, что мама её перевесила. Маску подарил отец. Лучше бы выбросила.
От Димы пришёл ответ.
– «Проверь „Отправленные“», – прочитала вслух Аня. – Ерунда какая-то.
Максим помедлил. Оживившись, придвинулся к компьютеру. Затем рассмеялся:
– Передай Диме, что он гений.
– Так и написать?
– Да. И скажи, чтобы приезжал к нам.
– Он ещё в универе. А потом у него дела…
– Ну да, дела.
– Что там? – Кристина встала с кресла.
– Когда пишешь письмо, – объяснил Максим, – под твоим текстом остаётся текст, на который ты отвечаешь. Если его нарочно не удалять, то в «Отправленных» сохраняется вся переписка. Понятно?
– И Екатерина Васильевна…
– Мама удалила входящие от краеведа. Очистила корзину.
– А про исходящие забыла?
– Сейчас посмотрим… Точно! – Максим хлопнул ладонью по столешнице. – Про исходящие забыла! Точнее, не подумала.
Аня и Кристина встали справа и слева от Максима. Следили за тем, как он открывает одно письмо за другим – сразу закрывает те, содержание которых им уже было известно.
Кристина не просто стояла рядом, она буквально прижалась к Максиму и положила руку на спинку стула. Склонилась так, что её чёрные и, судя по всему, обработанные муссом волосы упали ему на плечо. Он этого не замечал. Или не противился этому. «Называется, не любит чужих прикосновений… Значит, не считает Кристину чужой».
– Вот. Десятого мая. За неделю до исчезновения Погосяна.
Как Дима и предположил, в ответе Екатерины Васильевны сохранился весь изначальный текст краеведа. Читали его в тишине, надеясь выудить хоть что-то ценное из этих отчётов.
«Катя, кажется, я разобрался с твоим Бергом. Ну если и не разобрался, то уж точно нащупал что-то интересное. Ты была права, тут замешаны Голицыны. Одного не понимаю, как ты вообще об этом догадалась? Или я чего-то не знаю?»
– Князь Голицын, – кивнул Максим.
– А что с ним? – не поняла Аня.
– Мама говорила, что Скоробогатов интересовался какой-то коллекцией Голицына. И поэтому нанял отца.
«Ключом стала сургучная печать на подрамнике. Я наконец понял, что там изображено. Это никакая не обезьяна, как тебе показалось. Вообще стыдно. Могли бы сразу догадаться. Хотя да, сохранность у неё плохонькая. Так вот, это не обезьяна и не скорпион. Это лев с торчащим хвостом и струящейся гривой, а в лапах у него колесо на пять спиц. Поняла? Это герб рода Олсуфьевых. Вот отсюда я и начал плясать.
Для начала порылся в дневниках Юрия Олсуфьева, нашёл кое-что неопубликованное из отдела рукописей Ленинки, поспрашивал у сведущих людей. В общем, картина получается такая. Твой Голицын во второй половине восемнадцатого века построил на Девичьем поле особняк. Там хранилась его личная коллекция живописи. Ну, точнее часть этой коллекции. Как известно, самые ценные полотна он передал в Голицынскую больницу – ни много ни мало, почти пять сотен штук. Караваджо, Рубенс, Лука Джордано. По сути, это первая публичная галерея в России. Любопытно, правда? Приехал помирать, заодно и шедеврами полюбуйся. Даже нет, лучше так – хочешь поглазеть на Караваджо, ломай себе ногу. Сломанная нога – вместо входного билета. Ну, это я так, прости. Возвращаюсь к Голицыну.
Он, значит, самое ценное отдал в больницу, а себе оставил что попроще. В основном семейные портреты. Десятки портретов. Ну и всякую мелочовку. Надеюсь, Рокотов, Левицкий и Тропинин не обидятся. Мелочовка, конечно, условная. Я бы сказал, выдающаяся. Но всё-таки не Караваджо. Опять же, не в обиду.
Так вот, среди этой мелочовки был и твой Берг. Как он оказался у Голицына, мне ещё предстоит выяснить. Вообще, в 1870 году твой особняк за 110 тысяч рублей серебром купила Елизавета Голицына, там ведь до сих пор на торце флигеля значится её вензель „ЕГ“ – посмотри по фотографиям, его хорошо видно. Но я пока не уверен, что это как-то связано.
Значит-с, Берг твой висел на Девичьем поле в особняке, который после смерти Голицына перешёл наследникам. До сорок второго года там заправляла его незаконнорождённая дочь Екатерина Александровна де Лицына. Занимательно, правда? Голицына – де Лицына. Совсем неприметно. И дочь не обидел, и общественность не фраппировал. Когда же Екатерина Александровна скончалась, особняк со всем живописным фондом перешёл к старшему сыну её сестры, то есть к Александру Дмитриевичу Олсуфьеву. Вот! (Надеюсь, ты ещё не запуталась.) Тут-то твой Берг, а заодно и другие картины получили заветный оттиск на сургучных печатях. Дальше отследить судьбу коллекции чуточку сложнее.
Сама знаешь, в конце девятнадцатого века дворянство мельчает. „О мой милый, мой нежный прекрасный сад! Моя жизнь, моя молодость, счастье моё, прощай!“ и всё такое. Доход от поместий падает, и дворяне теперь не брезгуют заниматься банальной коммерцией. Особняки идут в наём или перестраиваются под доходные дома. Особняку на Девичьем поле повезло ещё меньше. Он пришёл в запустение, а потом отправился под снос. А собрание картин поделили между собой правнуки Голицына. Ближе к революции они свои доли распродали. Тут вообще много картин пропало бесследно. Тогда же где-то в этой мешанине затерялся и твой Берг, который теперь вдруг всплыл у тебя в Клушино. Забавно, правда? И какими это тропками он туда добрёл?
Ладно, знаю. Ты ведь как Сергей. Многого не скажешь.
Как найду что-то ещё, дам знать».
– Как всё сложно, – вздохнула Аня.
– А главное, бессмысленно, – кивнула Кристина.
– Почему бессмысленно?
– Потому что ничего не даёт.
– Подожди. Посмотрим, что дальше. – Максим открыл следующее письмо, а Кристина тем временем вернулась к маске Ямараджи.