Город Солнца. Глаза смерти - Евгений Рудашевский

Предплечье левой руки, под самым локтем, у Покачалова было изуродовано прямоугольными, наложенными друг на друга ожогами. Его будто клеймили раскалённым железом – снова и снова, одно клеймо за другим.

– Так что, поверьте, я знаю, каково пришлось Кате. Её… Она…

Покачалов не мог подобрать слов. Потом мотнул головой и отошёл к стеллажам. Опустил рукав и прижал ожоги ладонью, будто они даже сейчас, восемь лет спустя, продолжали болеть.

– Мне, считайте, повезло. Они поверили, что я ничего не знаю. И это правда. Шустов особо не распространялся об этом деле. Поручал нам искать кое-какие детали, рыться в архивах, но не более того. Да и у меня, к счастью, не было семьи.

Покачалов говорил, отвернувшись к стеллажам. Его голос глухо расходился по заставленной коробками комнате.

– А вот Косте повезло меньше.

Максим догадался, что Покачалов говорит о Сальникове – мама упоминала его. Один из пяти основателей «Изиды». Тот самый, что был на фотографии из Ауровиля.

– У Кости были жена и дочка. Да…

Покачалов нервно протёр голову платком. Взъерошил волосы – обнажил облысевшую макушку, но, кажется, не заметил этого.

– И я видел, что с ними сделали. Видел… А потом они взялись за меня. Но мне повезло, да, повезло. А вот про Костю я с тех пор ничего не слышал. А меня, конечно, оставили, чтобы ждать. Да, вот так.

Покачалов резко повернулся. В его глазах были слёзы. Раскрасневшееся лицо лоснилось от пота, и Покачалов продолжал настойчиво обтираться платком.

– Они дали мне телефон. Сказали, чтобы я позвонил, если вдруг вернётся Шустов. Восемь лет назад! Посадили меня тут, как собаку на привязи. А с месяц назад они заявились опять. Думаете, мне было приятно… Я тогда сразу понял, что история повторяется. Они сказали, что всё равно узнáют, если Шустов здесь нарисуется, и тогда мне не повезёт так, как в первый раз. Понимаете? И да, когда вы отсюда уйдёте, я позвоню. Потому что… Я сделаю это. И сразу вам говорю.

Аня опять взяла Максима за руку, теперь сдавила крепко, в отчаянном страхе.

– Я не мой отец, – неверным голосом произнёс Максим.

– Ты Шустов. Этого достаточно. Я не буду рисковать. Я мог бы уехать, но решил дождаться, пока появится твой отец. Потому что так больше нельзя…

– Здесь моего отца нет. Вам незачем звонить.

– Неважно, неважно. Слышишь? Неважно! Я не буду рисковать. Но если они уже добрались до вас, то… Хуже вам не будет, а я… – Покачалов опять коснулся предплечья обожжённой руки. – Эти люди… Они способны на многое. Они ни перед чем не остановятся.

– Кто они? – Головная боль была нестерпимой. От духоты, от страха. И непонимания, что делать.

– Этого я не знаю. И не хочу знать. Я в глаза не видел Скоробогатова. И надеюсь, что не увижу.

– Вы же сказали, он приходил к вам месяц назад? – вмешалась Аня.

– Нет. Что? Ах, – Покачалов рассмеялся своим неприятным булькающим смехом. – Думаете, он сам приходил? Напрасно.

– Кого он прислал? – спросил Максим.

– Послушай. Я не знаю, во что вляпался Шустов. Он… Твой отец, когда забирал архив, сказал мне: «Тебе лучше ничего не знать. Забудь, что видел. И молчи». А я это повторю сейчас вам. Забудьте. Я не знаю, откуда вы взяли это… – Максим понял, что Покачалов говорит о распечатанной рентгенограмме. – Сожгите. И отдайте им всё, что у вас есть. Чего бы они ни просили. Просто отдайте.

– Мама нашла этот символ на…

– Нет! – истерично взвизгнул Покачалов. – Я сказал, не хочу ничего знать! Прошу вас, уходите. И не возвращайтесь сюда.

Его крик отозвался колючим ударом под теменем и неприятно напомнил, как кричал Шульга со сломанными пальцами.

– Мы уйдём, – твёрже ответил Максим. – Но вам придётся рассказать нам всё, что вы знаете.

– Придётся?!

– Да. Иначе я буду приезжать в «Изиду» каждый день.

– Что?

– Буду ходить по улице. Иногда буду отправлять к вам курьера с какой-нибудь запиской.

– Что…

– Да. Буду присылать вам такие же стихи. Каждый день. И приносить в магазин пустые свёртки. Зашёл со свёртком. Смял его, спрятал под рубашку и вышел с пустыми руками.

Покачалов потрясённо смотрел на Максима, стараясь понять, зачем он всё это говорит.

– Вы же сами сказали, люди Скоробогатова обо всём узнáют. Значит, они следят за «Изидой». Значит, вам придётся им всё объяснять. Вот и объясняйте им, что я тут делаю и что вам передаю.

Максим выдавил это со злобой, с отвращением к самому себе. Понимал, что поступает нечестно. Покачалов не заслужил такого отношения. Он был лишь очередной жертвой безрассудных поступков отца. Но Максим не знал, как иначе заставить Покачалова говорить, и готов был на многое, чтобы защитить маму, Кристину, да и Шмелёвых, по своей глупости позволивших втянуть себя в эту историю.

– Что тебе нужно? – бессильно спросил Покачалов.

– Кто приходил к вам месяц назад?

– Не знаю. Женщина какая-то. Молодая. Девушка… Я её раньше не видел. Говорила только она. А с ней был… он зверь, монстр… Это он тогда… – Покачалов сильнее сдавил обезображенное предплечье.

– Опишите его.

– Чёрная борода, короткие волосы. Огромный такой… О, поверьте, вы сразу поймёте, что это он, когда увидите. А вы теперь его точно увидите.

– Что означает этот символ? – Максим опять достал распечатку рентгенограммы.

– Не знаю.

– Говорите!

– Да не знаю я, не знаю! Видел, у Шустова была такая статуэтка.

– Статуэтка?

– Да. Базальт, конец восемнадцатого века. Он как раз пытался найти ещё такие. Дал нам фотографию и сказал искать по всем барахолкам и антикварным лавкам. Но что они означают, не говорил. Искал их по всей Европе.

– А картина?

– Какая именно?

– Их было много? – оторопел Максим.

Покачалов, уперев руки в стол, склонил голову и теперь давился смехом. Капли пота срывались со лба и мягко падали на полированную столешницу.

– Что здесь смешного?

– Вы ничего… ничего не понимаете, так? Думаете разобраться? Понять? Но вы, чёрт возьми, даже не знаете, куда суёте свой нос.

– Так просветите нас.

– Просветить… Ну да.

– Речь об этой картине, – Аня нашла на своём телефоне фотографию «Особняка» Берга, которую сделала ещё в Петербурге.

– Не знаю.

– Вы даже не взглянули.

– И не собираюсь. Картина… Их было много. Целый список. Я не знаю, зачем они понадобились Шустову. Точнее, Скоробогатову. Но догадываюсь, что дело было не в них. Это лишь звено. Крохотная деталь одного огромного пазла.