Моя навсегда - Татьяна Веденская

– Но я не могу молчать! – воскликнула я. – Я должна все понять! Куда домой-то? Бездомная ж я.

Денис Дмитриевич Ласточкин родился в середине февраля, когда за окном мела метель и хороший хозяин не выгонял на улицу собак.

Митька в тот месяц отказался от выгодной командировки, наплевав на мои возражения и обещания, что рожу и без него в лучшем виде. И слушать ничего не хотел. Раз приняв на себя ответственность за мою судьбу, он ни в чем не поступился – ни в мелочах, ни в чем-то большем. Он продал мотоцикл и выкупил «Тойоту» у коллеги, получив бонусом детское сиденье и поломанный держатель для телефона, приклеенный скотчем к решетке вентиляции. Купил кроватку, памперсы, книги. Он помогал мне во всем – пока у меня неминуемо не наросли вопросы. Как мох – с южной стороны.

– Имей в виду, ты мне ничего не должна, – сказал он, когда я растерянно смотрела на оплаченный им контракт роддома.

– Знаешь, я вовсе в этом не уверена. Мне кажется, я тебе по гроб жизни теперь должна. Ты что, пытаешься выправить карму за мой счет? Гарантировать себе место в раю?

– Я не хочу, чтобы ты меня как-то неверно поняла. Я не заглаживаю свою вину, я не ищу места в твоей жизни, я просто хочу, чтобы ты встала на ноги и смогла жить дальше.

– Но почему? – потребовала я.

Он раздраженно блеснул глазами.

– Потому что мы в ответе за тех, кого приручили. Когда-нибудь потом ты сама решишь, чего ты хочешь от этой жизни. Тогда-то я тебя с рук и сбагрю, – сказал он, и мне отчего-то стало как-то обидно.

Впрочем, Митька всегда обладал прямотой, которой можно ранить, если обращаться неосторожно.

– Ты же знаешь, на мне все заживает, как на кошке. Даже разбитое сердце. Я же перекувырнусь и побегу дальше, – соврала я, отчего-то злясь. – Не нужно ради меня отказываться от командировок, от денег и мотоциклов. Не нужно брать за меня ответственность, Митя.

– Деньги меня вообще не волнуют, – отрезал он. – Мотоцикл – это для буйной юности. Я уже смотрюсь идиотом в этой косухе.

– Да ты и без косухи идиотом смотришься, – усмехнулась я. – Я не уверена, что все это правильно. Мне быть здесь, с тобой – правильно. Особенно после того, как….

– Что такое правильно, а? Когда это тебе было до этого дело, Соня? Ты сама сказала: у тебя будет человек. Это ведь важно? Это сейчас – единственное, что важно.

– Это важно, – повторила я, и на этом мы согласились друг с другом.

Денис, мой сын, родился, наплевав на метель. Он шел на этот свет десять часов, не больше и не меньше, и пришел – недовольный, сопящий, пухлый и сонный, пятьдесят три сантиметра счастья, три кило шестьсот, если мерять счастье на вес. Я забыла себя от счастья – гормоны, конечно. Они переполняли меня каждый раз, стоило маленькому человеку оказаться на моих руках. Даже если его не было рядом, мне было достаточно просто подумать, что теперь он есть, что он существует, как меня заливало до краев теплым киселем. И я вся была как матушка Печка, как спокойная полноводная река, как дающая молоко счастливая корова.

Я полюбила его сразу. Моего сына.

У кого-то это проходит сложно, кому-то нужно время – но только не нам с Денисом. Он еще был связан со мной пуповиной, а я уже полюбила его и уже рыдала от счастья, а он тянул ко мне руки, узнавая мой голос. На волне этого счастья остальное казалось мелочью. Мне было все равно, что он будит меня по ночам, я могла отоспаться и днем. Мне было несложно менять ему памперсы, я, как зачарованная, смотрела, как мой сын пьет мое молоко, причмокивая. Я пыталась объяснить свои чувства Митьке, даже показать, и тогда он бежал от меня сломя голову, крича, что я сломала ему психику. Я хохотала.

Зима и весна пролетели так быстро, словно их поставили на перемотку. К майским праздникам стало по-настоящему тепло, и мы с Дениской начали по-настоящему много гулять. Почти все лето мы наматывали круги по району, по монастырю и даже по монастырскому кладбищу – там было тихо, зелено и безветренно. В центре Москвы не так уж много мест, где можно подышать воздухом, да так, чтобы были деревья. Не станешь брезговать и кладбищами. Дениска дрых в красивой модной коляске, которую Митька в свое время притащил со словами: «Вот, отдали знакомые», хотя сам забыл содрать ценник со штрихкодом, прилепленный к колесу. Я уже не спорила, отложив любые вопросы на потом, в отдаленное будущее, когда-нибудь, когда наши ракеты будут бороздить соседние галактики, – я придумаю что-то и все верну. Или черт его знает. Я не могла представить себе, как буду жить без Митьки. А поэтому даже и не пыталась. Я просто шла по дорожкам, наслаждаясь солнцем, и ни о чем не думала.

Там-то она и нашла меня – в конце июля, в обманчиво солнечный, погожий день. Катерина, первая жена моего мужа. Конечно, она узнала – ведь это она искала меня, она рассматривала мои свадебные фотографии, старалась запомнить мое лицо. Я же никогда не видела ее, и в моей памяти почти ничего не осталось от той старой фотографии из дома моего мужа. Да и на ней Катерина была моложе, чем сейчас. Там, на фотографии, она была молода и длинноволоса, русалка из сказки. Сейчас она была «еще ничего», и короткая стрижка должна была ее молодить. Я не узнала ее, я только заметила не без удивления, как она сверлит меня взглядом. Какая-то женщина средних лет.

– София? Вы же София? – спросила она, когда край коляски поравнялся с ее скамейкой.

Она поднялась, и я пожалела, что не поддалась инстинкту и не свернула раньше. Когда незнакомые люди на улицах знают твое имя, в этом нет ничего хорошего.

– А вы кто будете?

– Я – Митина мама! – Так она представилась, и, зацепившись за имя не того, ради кого пришла, она удержала меня. – Меня зовут Екатерина….

Она явно помедлила, прикидывая, стоит ли называться по отчеству, но не стала. В самом деле, было бы странно, если бы она называла меня по имени, а я ее – по отчеству. Две жены одного и того же мужчины.

– Чего вы хотите? – спросила я сухо, прекрасно понимая, что ничего хорошего от такой встречи ждать не приходится.

Денис зашевелился в коляске и принялся кряхтеть. Этого только не хватало.

– Я хочу… мне нужно попросить у вас прощения, Соня.

– За что? – полюбопытствовала я против воли зло.

Эмоции – ими не так уж просто управлять. Катерина кивнула, ее крашеные темные волосы всколыхнулись. Я подумала: я что, ревную? Можно ли ревновать к мужчине, который тебе уже безразличен? Впрочем, разлюбить кого-то еще не значит, что этот человек тебе безразличен. До безразличия мне было как до Парижа.

– Все это случилось из-за меня, понимаете? Я наговорила глупостей…

– Я знаю.

– Вы знаете? – изумилась она.

– Что вы убедили моего мужа, что я ему изменяю? Да, знаю.

– Да? Но я не об этом! – вдруг воскликнула она. – И вовсе я не убеждала Дмитрия в этом. Нет, я ничего такого не планировала, понимаете, Соня. Это же мой сын!