Американская ржавчина - Филипп Майер

Харрис взобрался на яхту. Глен сразу предложил сесть.

– Бад, к дьяволу церемонии, я позвал тебя, потому что тут появился парень из “Вэлли Индепендент”, шныряет повсюду и вынюхивает, допытывается, не было ли у нас каких дополнительных фактов.

– Фактов чего?

– Мол, не забыли ли мы внести в дело ценные доказательства. Короче, он выискивает всякое дерьмо, которое указало бы на Билли Поу как на убийцу.

– Нечего тут искать. Если это единственная причина, по которой ты заставил меня тащиться в такую даль.

– Я скучал по тебе, малыш, – вздохнул Глен. – Ты знаешь, вот подлинная причина.

– Знаю.

– И еще мне недавно пришло в голову, что служба моя заканчивается. Подумал, нам стоит обсудить это.

Харрис угрюмо уставился на собеседника.

– Да все нормально, – продолжил Патаки. – Просто пораскинул мозгами и прикинул, что ты мог бы занять мое место, когда я уйду.

– Никогда об этом не думал.

– Никогда?

– Точно тебе говорю.

– Прекрасно тебя характеризует, Бад. Я могу назвать с десяток человек, которые, предложи я им подобное, тут же начали бы лизать мне задницу.

– Знаешь, я бы для начала выпил.

– Разумеется. Ты знаешь, где тут все.

Порывшись в холодильнике, стоявшем тут же, Харрис выудил пиво “Миллер”.

– С профессиональной точки зрения и имея на тебя некоторые планы хотя бы на пару лет, я полагал бы, что тебе лучше держаться подальше от газетчиков и от Билли Поу, – сказал Патаки. – Включая и его мать.

– Не беспокойся насчет меня, жирный болван.

– Единственное, что дает мне надежду, это тот факт, что, как я слышал, улики против него неопровержимы.

– Я делал это не ради него, а ради его матери. Про него всегда ясно было, что парень пропащий.

– Зря ты не женился, сам себе подгадил, – усмехнулся Патаки. – Люди хотят, чтобы те, кто защищает общество, вели нормальную жизнь. И безгрешную. Вроде меня.

– Я тебя понял. Честно, я ценю, как ты в прошлом году из кожи лез ради меня. Прости, что это тебе вышло боком.

– Нет, Бад, ты тут ни при чем, просто я старый пьянчуга и сдрейфил, не говоря уж о том, что пил мартини с этим долбоебом Хаком Крамером, и он замотал меня вконец.

Хак Крамер был мэром Бьюэлла, и его, как Дона Канко, сцапали на аферах с городской канализацией.

– Крамеру есть о чем побеспокоиться и кроме тебя.

– Имей в виду, что твоя должность назначаемая, Бад. Рискуешь оказаться на пенсии в округе Дэниэл Бун, и года не пройдет, как сунешь себе ствол в рот. Ты общественное животное, как и все мы.

Харрис равнодушно пожал плечами.

– Я тебе не завидую, – продолжал Патаки. – Слыхал про чертов бюджет, теперь, зуб даю, появится больше долбаных совместителей.

– Оно и к лучшему.

– Я не могу даже нанять твоих парней выписывать штрафы, половина из них вкалывает по двадцать четыре часа в сутки, сдают смену в Чарлрое, едут в Бьюэлл, а заканчивают день в Браунсвилле. А живут при этом в округе Грин. Не представляю, насколько уж они в состоянии уследить за порядком.

– Они вообще-то не должны работать больше двенадцати часов подряд.

– Откровенно говоря, мне насрать, чем они заняты, – фыркнул Патаки. – Пока они выдают повестки в суд. Еще десять лет назад я закрывал шесть тысяч дел в год, а сейчас – меньше четырех с половиной. Моему офису выделяют четыреста пятьдесят тысяч против восьмисот прежде. И твой бюджет урезан. Черт, да мы за одни парковки выручали сто штук в год, а теперь девчонка, которая этим занимается, задницу от стула не отрывает.

– Это все звенья одной цепи.

Патаки кивнул, взглянул на часы.

– Мне пора закинуться, – сказал он. – Не возражаешь?

Вытащил из-под скамьи портфель, достал оттуда маленький шприц, задрал рубаху и уколол себя в бледный живот. Чуть смущенно улыбнулся Харрису:

– Доктора уверяют, что выпивка провоцирует диабет, но, знаешь.

– А как тогда жить вообще?

– Вот в точности мои слова. – Он отхлебнул из стакана. – Давай-ка я опишу тебе сценарий, который все крутится у меня в голове. Что, если, пока все эти трущобы не купили и не передали департаменту под Восьмую программу, мы бы просто спалили их к чертовой матери, скажем, году в 1985-м, и каждый пустующий дом в городе был бы разрушен, прежде чем в нем кто-то поселился. К настоящему времени половина города заросла бы лесом, да. Налоговая ставка прежняя, но людей вполовину меньше, и ни одной из нынешних проблем.

– Сотрудничество с жилищным департаментом обеспечило Дэнни Кэрролу его особняки в Колорадо и Майами. Без него. – Харрис вздохнул. – В этом корень твоих проблем.

– Этот факт я, разумеется, предпочитаю не замечать.

– Я ничего такого не хотел сказать.

– Никаких обид. – Патаки примиряюще вскинул руки. – Все знают, что ты хороший человек, Бад. Большинство копов ведут дела, как Джон Диетц, сшибая четвертаки на игровых автоматах. Но ты другой.

– У меня другие слабости.

– Твоя слабость – Грейс Поу. Вот твое уязвимое место.

– Не начинай.

– Ты с ней все еще встречаешься?

Харрис отвернулся. Он вдруг сообразил, что Фейеттская тюрьма, где содержат Билли Поу, находится в Ла Белль, ровно напротив на том берегу. Меньше мили.

– Жаль, тебя не было здесь в семидесятые, Бад. Едва ли не каждые три года департамент покупал новые патрульные машины, с двигателями “корветт”. А потом наступили восьмидесятые, а потом мы не просто потеряли работу, но у людей вообще не осталось в жизни ничего хорошего, негде проявить себя. И надо радоваться, если есть шанс возить шваброй или выносить горшки. Мы откатываемся назад как нация, возможно впервые в истории, и виной тому не подростки с зелеными волосами и железяками в носу. Меня лично это не коснулось, но невозможно отрицать тенденции. Настоящая проблема в том, что у среднестатистического гражданина нет работы, в которой он мог бы реализоваться. Потеряешь гражданина – потеряешь страну.

– С тобой что, жена перестала разговаривать или чего?

– Я старый и жирный, – гордо констатировал Патаки. – Мой удел рассуждать и теоретизировать.

– Тебе надо больше пить, – посоветовал Харрис. – Или подыскать стажера.

– Я так и делаю. И да, постараюсь.

Они помолчали. На других лодках тоже сидели люди, любовались берегами и солнцем, садящимся в воду, тоже выпивали, как Патаки с Харрисом. Многие из лодок никогда не покидали причала – топливо чересчур дорого. Люди приезжали на реку посидеть и выпить, а потом возвращались домой, так и не запустив двигатель.