Все, кроме правды - Джиллиан Макаллистер

Это он большой палец во рту держит? Мы смотрели на позвоночник, на крошечные ножки. На форму его носа. Ни он, ни я не хотели прекращать это, но через некоторое время Сандра приподняла брови и сообщила, что вообще-то ее ждут другие пациенты.

Мы с Джеком хихикали и целовались в лифте по дороге к выходу, прижимаясь друг к другу. Гель, пропитавший мою футболку, испачкал его рубашку, и мы шутили, что ему тоже сделали УЗИ.

– А ты помнишь тот снег? – спросила я между прочим, когда мы ехали домой. – В Шотландии он тоже был?

– Нет, кажется, нет.

– Да ну, не мог же не быть. Здесь был ужас.

Сандра вроде бы сказала, две тысячи девятый. Вроде бы так. Выпало много снега. Дороги были закрыты, каждый вечер в новостях про это передавали. Переменился весь север Европы. Никто не знал, где тротуары, да это стало неважно – машин на улицах не было.

Магазины распродали все санки. Мы с папой на противнях катались по сугробам на Таун-Мур. Гараж нельзя было открыть – дверь завалило. И так было всю вторую неделю января. Люди начали запасаться консервами. А потом все растаяло, и все вздохнули с облегчением. И даже сейчас людям меньше хочется снега, чем раньше: все помнят, как рождественский снегопад завалил весь север. С тех пор такого снега не было.

– Это же было сразу после… – сказал Джек.

– Ага, – согласилась я. – Но ты же говорил… что на Рождество моросил дождик.

Я посмотрела на него, он побледнел.

Ведь он же это говорил? Скучные каникулы, моросящий дождик. Вышли погулять. Да никто никуда не выходил, мело беспощадно. Как он мог забыть? Не знать? Как могла буря не зацепить Шотландию? Точно помню, что все Соединенное Королевство накрыло. Снежное затмение.

Гаити. Потом было землетрясение на Гаити. И про него он тоже не знал.

– Ну, я… – Джек неловко извернулся, доставая телефон.

– Где ты был?

Выражение его лица сказало мне все, что я хотела знать.

Он был в тюрьме.

Эта мысль поразила меня, словно обрушилась лавина – его не отпустили под залог.

И тут поднялась новая волна гнева, переполнила, как ванну. Медленно, каплями, потом нарастая, и наконец, большие потоки начали перехлестывать через борт. Я верила всему, а это была ложь на лжи, а сверху громоздилась следующая. Моросило, да. Слишком много подробностей, надо сразу было заметить. Кто вообще будет говорить, какая была погода, когда его спрашивают, как прошло Рождество?

Господи, он опять мне врал. Может быть, не явно, но ведь так даже хуже? Уклончиво, незаметно. Как густеет дым, а ты этого не замечаешь, пока вдруг оказывается, что дышать не можешь.

Радость от УЗИ разлетелась вдребезги, исчез прекрасный момент ощущения, что впереди нас ждет будущее. Мы не можем день прожить, обследование сделать, чтобы не всплыла ложь. Когда же это закончится?

Вранье – это было самое худшее. Мне казалось, что наконец-то мы достигли честности, я уже знаю все. Думала, что мы на одной стороне. Но оказывается, он мне не доверяет, что-то скрывает. Между нами оставался барьер, и им был Джек.

Но было что-то еще, почти нематериальное. Наверное, даже проще было принять, что в декабре несколько лет назад он совершил ужасную ошибку, чем примириться с тем, что он находился в тюрьме. Я могла не понимать до конца события одного-единственного вечера, но сейчас, когда узнала, что он сидел, до меня дошло, что я не знала о целом периоде его жизни.

Где он был? В какой тюрьме? Как долго? И каково там было?

Его задержали, поместили под арест. Так поступило с ним государство, сочтя, что это наилучший вариант. И тут я вспомнила строчку в одной из статей, которую бессознательно сохранила в памяти. «По дороге на неудачные слушания об освобождении под залог». Боже мой, это же постоянно было передо мной!

Какое-то время я помолчала – думала. Футболка была липкой от геля, и мне хотелось попасть домой, переодеться и не говорить с Джеком.

Я приехала к своей квартире. Джек ничего не сказал.

– Мне нужно переодеться, – сухо сказала я. – Гель очень неприятный.

– Еще бы.

И снова я поймала себя на мысли, как бы все было, если бы мы не оказались в этой ситуации. И он на самом деле был Джеком и не убил человека несколько лет назад. Если бы мы подождали пару лет, заключили помолвку, сыграли свадьбу, я бы забеременела в медовый месяц на Мальдивах. Может быть, тогда мы переехали в совместно купленный дом в пригороде. Детская была бы уже заранее обставлена, цвета нейтральные, деревянная кроватка, детский стульчик с пушистым белым покрывалом. Джек хотел бы назвать ребенка каким-нибудь жутким именем, а я настаивала на более традиционном. Он бы предложил «Мальдив» – по месту зачатия младенца, и я бы стукнула его жирафихой Софи, лежащей в детской корзинке рядом с кроватью.

Все бы было не как сейчас. Все могло быть иначе. Так, как сейчас, я бы никому не пожелала.

Он вошел вслед за мной. Я была слишком раздражена, чтобы его остановить, и не хотела беременной ссориться на улице.

Я закрыла дверь, Джек прислонился к кухонному столу. Он был в джинсах, подвернутых снизу, и белой кофте с длинными рукавами. Выглядел великолепно, только толстовку держал неуклюже, перебросив через сцепленные руки.

– Ты был в тюрьме?

Джек взглянул на меня. Голова его чуть наклонилась вперед, но выражение лица не изменилось. По глазам было видно, как несутся его мысли. Промедлив, он спросил:

– Снег выдал?

Это был критический момент.

Все стихло, только слышно было, как разогревается бойлер.

– Твоя реакция на мой вопрос.

– Да, был. Я сидел в тюрьме.

– Ты говорил, что нет. Когда я спрашивала.

Я вспомнила эту ложь: «Нет, Рейчел. Клянусь».

Я вздрогнула.

Где же пролегла эта черта? Когда я решила, что все слишком далеко зашло? Сначала думала, что худшее, когда я не знала его имени. Потом, что все кончилось той ложью, глядя в глаза. И вот я снова сдвигаю границы. Все, здесь должен быть конец. Ярость вскипела во мне.

– Прости, я виноват.

Я не могла себе этого даже представить. Вот этот человек, которого я, казалось, хорошо знала – фрилансер, ведущий типичную жизнь среднего класса, любитель котов, дорогой одежды и лимонада из бузины. Я знала и многие другие мелочи, характерные именно для Джека. Он держал средство от блох для Говарда вместе со своими лекарствами в шкафчике в ванной. Он копировал себе в Твиттер феминистские высказывания актрисы Эммы Уотсон. Всегда говорил, что я умнее его. Этот человек – мой бойфренд – сидел в тюрьме. И снова и снова лгал нам – Уолли и мне. За что он так с нами?